Здание под № 9 по Армянскому переулку - массивный трехэтажный доходный дом, славившийся своими кариатидами, обрамлявшими окна верхнего этажа (убраны при надстройке),был возведен в 1874 году по проекту архитектора Вебера и выходил корпусами сразу на три переулка: Армянский, Сверчков, Архангельский.
В последнем родился, провел детство и юность писатель Юрий Нагибин. Окна комнаты коммунальной квартиры выходили во двор-колодец, а над кромкой колодца виднелись купола уже закрытого тогда, в 1920-х годах, Храма Николы в Столпах. Рядом, не видимый из окна, стоял мавзолей Матвеевых. Нагибин позже вспоминал, как с товарищами перелезали через кованую ограду и сквозь пролом за колоннадой пробирались, испытывая себя, в усыпальницу, где белели саркофаги.
«Почему убрали ковер с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Разве где-нибудь у Карла Маркса сказано, что 2-й подъезд... следует забить досками и ходить кругом через черный двор? Кому это нужно?», возможно, спрашивали себя вместе с профессором Преображенским жильцы из «бывших». Но ответа на этот риторический вопрос не дождались, а покорно ходили мимо заколоченного парадного входа с удобной пологой лестницей через дворовый черный ход, где лестницы были узки и круты.
«Наш дом был известен в округе как Дом печатников, так называли в ту пору всех типографских работников без разбору... Но, конечно, тут были представлены и другие профессии: торговцы, ставшие после ликвидации нэпа красными продавцами... были служащие почтамта, доживало несколько настоящих нэпманских семей, в год, когда началась первая пятилетка и коллективизация, главы этих семей отправились в Соловки; ...украшали дом: артист Лепковский, седовласый, с зычным голосом, шофер грузовика Козлов в кожаной тужурке, кучер Потапыч с ватным задом - в первом дворе, глядевшем на Армянский, имелась конюшня, где хрумкали овсом два бывших рысака, Хапун и Магарыч. Когда-то на них ездила миллионщица Высоцкая (чаеторговля), потом бриллиантщик Саматис, а затем какой-то советский чин с тонкими ногами, тесно обжатыми хромом высоких сапог. И вдруг все исчезло...», писал Нагибин в «Тьме в конце туннеля».
Юрий Нагибин — советский классик, автор сценариев фильмов «Гардемарины, вперед!», «Директор», «Председатель», «Дерсу Узала», «Красная палатка» и многих других (всего около 30 картин). Потомственный дворянин, выросший в коммуналке. Отца, Кирилла Нагибина, расстреляли в 1920 году как участника белогвардейского восстания («антоновского мятежа») и имя его долгое время в доме не упоминалось. Отчим, Марк Левенталь, усыновил Юру и дал ему свое отчество. Но и Левенталь в 1927 году был сослан в республику Коми, где и умер. (В 37-м посадили и второго отчима - Якова Рыкачева). Судьба же Юрия Марковича внешне сложилась вполне благополучно: он стал, по словам издателя его «Дневников» Юрия Кувалдина, представителем «советско-номенклатурно-аристократического круга». Хотя при этом «ему постоянно приходилось балансировать на грани диссидентства и правоверности. Жуткое, раздирающее душу состояние».
Вот что писал по этому поводу сам Нагибин: «Мое анкетное существование весьма резко отличается от подлинного. Один из двух виновников моего появления на свет так основательно растворился среди всевозможных мифических отчимов, что можно подумать, будто я возник только из яйцеклетки. Но вытравить отца мне удалось лишь из анкетного бытия. В другом, в плоти и крови, существовании моем он непрестанно напоминает о себе».
В общем, за внешней встроенностью в советский уклад, скрывалась натура мятежная и противоречивая (в чем убедились читатели вышедшего посмертно «Дневника»). Это отражалось и в личной жизни: «господин Синяя Борода», как Нагибина нередко называли, был женат шесть раз.
В дневнике Юрия Марковича по этому поводу есть такая запись: «очередное проявление административной грации: меня вычеркнули в последний момент из списка едущих на летнюю Олимпиаду. Причина всё та же: морально неустойчив. Как же, потерял жену и посмел жить с другой бабой». Одной из жен Нагибина, кстати, была поэтесса Белла Ахмадулина, которую он в дневниках именовал Геллой. А последней стала Алла, Алиса, которую он встретил, дожив уже почти до 50 лет и с которой прожил четверть века. «У меня такое чувство, будто мое сердце закутали в мех», писал он, и с чувством этим уже не расставался до конца жизни. Еще про Армянский переулок.
Мария Кронгауз
Фото Елены Головань