Я попробовал высадить дверь, потом сообразил, что она открывается вовнутрь. Схватил обеими руками шарнир ручки и потянул. Отлетел в сторону, с ней в кулаке. В двери осталась дыра. Снова ударили. Душераздирающий крик. Погас свет. Визги, рычание, вой прямо за дверью, шум борьбы и крики. «Их осталось один или двое!» - почему-то подумал я. Рванув к двери, заглянул в дырку. Но там только мечущиеся тени в почти полной темноте, немного света со стройки проникало лишь через подкрышные окна холла.
Я схватил стул и с размаху запустил в окно.
Стул вылетел наружу, не встретив преград, стекло осталось целым. Я глазам не верил. Может, можно и мне? Воображение тут же нарисовало картину: я лежу под окном, весь изрезанный, из артерии хлещет кровь, сломанная рука волочится по грязи. Я медленно умираю от шока и кровопотери.
Внезапно всё стихло. Никто больше не кричал, не звал на помощь, не топал, не сопел и не рычал. Я осторожно вынул дубинку. Подумал и взял в левую руку травмат. Когда они войдут, я буду готов, меня им так просто не взять. Должно быть, они совещаются за дверью, как лучше сладить со мной, кто бы они ни были. Я уже не знал. Я что есть сил прислушивался, от напряжения пот заливал глаза, а я боялся тряхнуть головой, чтобы не выдать своего присутствия. Взгляд мой упал на принесённый свёрток. Борясь с истерикой, почуяв надежду, я убрал бесполезный травмат, взял с кушетки длинный свёрток из газеты и, не разворачивая, бросил к двери. Он упал с оглушительным стуком.
Потянулись мучительно длинные минуты. Я всё так же стоял посреди массажной, спиной к окну и не сводил в темноте глаз с двери. Вдруг дверь начала приоткрываться. Медленно-медленно, словно боялись разбудить спящего.
Рука вспотела, но я опасался, что в момент перекладывания дубинки что-то случится и я уроню своё оружие.
Дверь открылась до половины.
Я ждал, вот сейчас отвратительная зубастая плешивая морда выглянет из-за двери, увидит меня. Наверно, сердце у меня тогда остановится, и слава богу. Послышался тихий шелест, затем шорох, будто что-то везли по полу. И дверь начала закрываться.
Клянусь, сердце жило совершенно самостоятельно: я стоял, полностью парализованный, а оно мчалось, как угорелое, кажется, грохот его должны были слышать на втором этаже. Достаточно, чтобы прийти сюда - и убить меня, расчленить меня и съесть, проделывая всё, пока я стою тут, как истукан, лишь сердце дико молотит, помогая выгонять кровь из обрубков конечностей...
Дверь закрылась.
Я очнулся.
Долго прислушивался, но больше ничего не слышал, только ветер печально посвистывал где-то в незаделанной щели окна. Я посмотрел на часы: пять минут четвёртого. Ого, а я-то думал, утро уже... Простоял ещё какое-то время в темноте, наблюдая за дверью и прислушиваясь. Потом осторожно сел на кушетку, положив дубинку на колени. Пальцы долго не разжимались. Я успел заметить, что свёртка на полу возле двери, куда я его бросил, больше нет. Я посчитал это огромной доброй новостью. Когда спустя ещё час включился свет, я был практически спокоен и уже почти надеялся, что всё кончилось.
Наконец стало светать. Почувствовав за собой условную поддержку матери-природы, мира Света, скорого прихода строителей, я решился набрать номер начальника. После трёх гудков услышал «Украду» Anivar, зажигавшую в вестибюле. Потом позвонил в полицию. Взял книжку и стал ждать.
...После всех расспросов и выяснений, меня наконец отпустили около девяти. И то, потому что я сам не хотел выходить из комнаты, пока не убрали трупы. Там была вся шайка моего начальника, четыре изуродованных до неузнаваемости тела. На меня сперва наехали, мол, я сообщник. Я рассказал, как всё было. Что начальник с друзьями приехал вечером, они пили, потом заперли меня. А потом началось чёрте что. Я не смог выбить дверь. Слышал, как они кричат и дерутся с кем-то. Потом полицейские нашли в кармане шефа ключи от бани и после этого меня отпустили, только строго-настрого сказали явиться для дачи показаний на следующий день.
В вестибюле, полном полицейских, я старался не глядеть по сторонам, но меня чуть не стошнило от бьющего в нос смрада мокрой шерсти и чего-то ещё, о чём я не стал гадать.
Снаружи собралась толпа. Во-первых, строители всей бригадой, озадаченно курящие у вагончика, во-вторых, местные, слетевшиеся, как мухи на кровь. Меня проводили любопытные и испуганные взгляды. Мне начхать.
Дождь, слава богу, перестал. Небо очистилось. Оказывается, стояла золотая осень.
Я вряд ли изменю завтра свои показания хоть на слово. И я думаю, они не найдут мой берёзовый веник и душистое детское мыло в свёртке из газеты. Эти вещи ушли безвозвратно.
А тогда о чём волноваться?
КОНЕЦ
Подписывайтесь Ставьте лайки! Помогайте автору
ОГЛАВЛЕНИЕ
и хорошего чтения