* Из книги "Салагин" *
В воскресенье папа играл в шахматы с писателем Михалковым. Тот приехал отдыхать в санаторий «Юматово» по путёвке и уже успел провести встречу с читателями в клубе. Весь посёлок был оповещён об этом событии, но никто ему особого значения не придавал. В Санаторку, славившуюся чистым воздухом, кумысом и водолечебницей, приезжали многие знаменитости – космонавты, артисты, партийные деятели. Да что там говорить, был сам Олег Попов! Подумаешь, писатель.
К писателям папа относился скептически, хотя и дружил с ними. Я часто встречал его в обществе поэта Назара Наджми, которого он в шутку называл Начар Наджми, то есть «плохой Наджми». Тот сердился и говорил: «Песни на мои стихи поют по всей Башкирии. Ты сам попробуй написать хоть одно хорошее стихотворение». «Зачем мне стихотворение? – раззадоривал его папа. – Поэты – это же никчемные люди. Ты вот сможешь вставить замок в дверь?» Наджми вставлять замки не умел – и злился, и уходил, пристыженный. Но потом всегда возвращался. Он был отходчивый и добродушный товарищ.
Понятно, что писателями санаторцев удивить было невозможно. Вот если б в посёлке объявился негр, тогда другое дело. Негров в ту пору никто в глаза не видел. Помню, однажды приехал медик из Южно-Африканской Республики по обмену опытом. Вот восторгов-то было! После торжественной встречи главврач Лябиб Габдуллович повёл его в санаторский парк прогуляться, и тут, как на грех, им навстречу попалась бабушка, которая с ведром в руках шла выносить мусор. Она остолбенела от неожиданности, увидев иссиня-чёрное лицо негра с поблёскивающими белками глаз. Возможно, это было одно из самых ярких событий в её жизни.
Когда главврач с гостем прошли мимо, она оставила ведро и забежала перед ними, чтобы ещё раз полюбоваться зрелищем – впечатление оказалось не менее сильным. Когда она выскочила перед ними из кустов в третий раз, главврач не выдержал, прервал беседу с негром и, раздосадованный, повелел бабушке не показываться ему на глаза в ближайшие две недели.
Ну, негр – негром, а Михалкова всё-таки уважали. За его рост, прежде всего. «Вон дядя Стёпа пошёл», – говорили мамаши непослушным чадам и запросто тыкали пальцем в спину писателю, автору гимна огромной страны. Это был своеобразный воспитательный момент, который расшифровывался так: «Сейчас же прекрати шалить, иначе сдам в милицию!» Так вот, и папа мой с почтением относился к Михалкову и в выходные вызывался играть с ним в санаторском парке в огромные уличные шахматы.
Писатель был выше его на две головы и словно египетский бог Ра нависал над шахматным столом в долгом, тягостном раздумье. Мне казалось, что играл он плохо, неазартно и скучно. Так играют музыканты с постными лицами в симфоническом оркестре, поэтому всем мальчишкам веселее было слушать английский рок и смотреть на двигающихся в бойком ритме артистов.
В глазах Михалкова, прячущихся за стёклами очков, отражался тяжёлый мыслительный процесс, и не ощущалось радости игрока, ведущего успешную схватку. Меня бесило то, что папа словно поддавался ему: не торопился ставить детский мат, не съедал зазевавшегося ферзя и не загонял короля в угол. А Михалков, сделав очередной удачный ход, подтягивал синее спортивное трико и довольно потирал ладони.
Мне было ясно, что папа безнадёжно проигрывает. Этого допустить было нельзя. Отцу нужно было помочь, и я лишь ждал подходящего момента. Самым правильным было бы стащить какую-нибудь «лишнюю» фигурку у Михалкова и забросить в кусты. Он старый и не заметит сразу, а когда заметит, решит, что её давно «съели», поскольку размен между игроками вёлся довольно интенсивно. Я несколько раз пытался слямзить ближайшую ко мне пешку, но писатель ни на что не отвлекался – он жаждал победы.
Удобный момент представился неожиданно. Невесть откуда появилась Оля – и комплекс неудачника, перемешанный со злобой на самого себя, вмиг охватил меня, и голова совершенно перестала соображать. А она вдруг обратилась к писателю и стала его о чём-то спрашивать. Какая бестактность! Разве можно отвлекать от игры и сбивать игрока с мысли?! Все внимание на миг приковалось к Оле, и я автоматически этим воспользовался.
Когда Михалков снова вернулся к шахматам, то озадаченно уставился на доску.
– Зашибись! – сказал он. – А где моя пешка? – И посмотрел на папу.
Папа растерялся и уставился на меня:
– Твоя работа?
Он заглянул за ближайшие кусты можжевельника и достал из-за них белую пешку.
– Хотел тебе помочь, – сказал я.
– Марш домой! – рассердился папа. – Ты помешал мне выиграть.
– Я не дал тебе проиграть! – обиделся я.
– Постой-постой, – остановил меня Михалков. – Я нисколько не сержусь. Только ответь мне, почему ты спрятал пешку, а не ладью или коня?
– Это же просто: при такой бестолковой игре вы скоро разменяете крупные фигуры, и тогда всё будут решать пешки, – сказал я.
Он захохотал – неожиданно громко.
– Умно! А девочку ты специально подослал, чтобы отвлечь меня?
Я не знал, что ответить. А вдруг это правда? Может, Оля раскаивается за то, что обидела меня, и решила таким образом загладить вину? Опытный писатель понял то, до чего бы я сам никогда не сумел допереть.
– Зашибись… – произнёс я в растерянности. – Она действительно помогла мне.
– Ты дружишь с этой замечательной девочкой?
– Нет, – вздохнул я. – Она обзывает меня салагой…
И неожиданно для себя рассказал о своих сердечных переживаниях и о том, что девочка, которая мне симпатична, считает меня ничтожеством.
Михалков выслушал меня внимательно и заявил:
– Девочки порой ведут себя нелогично и говорят фразы, по смыслу абсолютно противоположные желаемым. Совершенно понятно почему: они хотят сохранить в секрете тайные мысли. Скорее всего, всё наоборот: она верит в тебя и желает видеть в тебе настоящего мужчину. По большому счёту, салага – это мальчик, который не страшится трудностей и ради заветной цели готов пройти через тяжёлые испытания – сквозь огонь, воду и медные трубы. Полюби свою мечту, и мечта полюбит тебя. Вот, например, есть такой значок – «Турист СССР» называется. Пойди в турпоход и заработай его. Девочки такое оценят.
Михалков повернулся к отцу.
– Хорошая была игра, – сказал он. – Предлагаю ничью! – И они пожали друг другу руки.