"Слом четвертой стены" часто считают новаторским приемом. Вот прямо-таки постмодернистским.
И не знают того, что до начала XX века через четвертую стену настолько активно шастали, что новаторством было как раз само ее появление, а вот "слом" — просто возвратом к театральным традициям.
В кино "слом четвертой стены" - термин вполне уместный. Четвертая стена существовала с самого появления кинематографа. Ведь именно тогда этот прием как раз появился в театре, и кино было еще одним шагом в приближении изображаемой жизни к реальной.
Метафора "четвертой стены" начала впервые упоминаться в XVIII веке. Но осознанным приемом она стала лишь на рубеже XIX-XX вв. Первым этот принцип сформулировал французский режиссер Андре Антуан, отец-основатель режиссерской профессии, как мы понимаем ее сегодня. И почти одновременно в Москве стал вводить этот прием Константин Станиславский.
У Антуана декорация приблизилась к узнаваемому "жизненному" облику жилой комнаты. Герои стали прохаживаться среди мебели, "как в жизни", не замечая зрителя, словно он отделен от них невидимой четвертой стеной. Станиславский же в своей "Чайке" 1898 года посадил героев, смотрящих пьесу Кости Треплева, спиной к залу. Это был манифест нового театра. Жизнь на сцене стала разворачиваться автономно от жизни в зале. Актеры словно забыли, что из зала на них смотрят. Они перестали выходить и раскланиваться после особо эффектных монологов. Поклоны до конца спектакля вообще были запрещены в молодом Художественном театре. Новые световые установки позволяли использовать всю глубину сцены, не подсвечивая лица актеров у рампы, позволяли им ходить и разговаривать "как в жизни".
Наконец, именно на рубеже XIX-XX веков во время спектакля в зале начали гасить свет, выделяя сцену в автономную освещенную "коробку" среди темного пространства.
А что же было в театре до того? Неужели никакой "четвертой стены"?
Да, по большому счету, так и есть. Артисты театра дель арте свободно могли выходить из роли, вступать в разговоры с публикой, апеллировать к злободневным событиям.
Грань между актером и ролью была очень подвижной. Иногда маски театра дель арте получали имена актеров, носивших их.
С этого начинался театр и в Италии, и в Испании, и во Франции, и даже в Англии, где театральное искусство поначалу развивалось несколько автономно. К XVI веку появились профессиональные театральные площадки со сценой, выдающейся в зрительный зал, и очень условной декорацией, одной на все пьесы (колонны, балкончик). При такой конструкции никаких четвертых стен и быть не могло, потому что, откровенно говоря, и трех-то не было.
Артисты относительно свободно взаимодействовали с публикой, могли выкрикивать в зал шутки, высмеивать или поощрять актуальную повестку.
В XVII веке по всей Европе открытые театры уступают место закрытым, со знакомой нам сценой-коробкой. То есть появляются наконец три стены. А четвертая?
А четвертой нет. Артисты, как и раньше, читают со сцены задорные прологи и эпилоги, выходя из образов, обсуждая роли и сам спектакль и заигрывая с залом. В одном из первых в Англии спектаклей, где героиню играла актриса, перед спектаклем выходил актер и обращался к зрителям:
Тайком от всех я вышел поделиться:
Представьте – за кулисами девица!
На сцену выйдет леди наконец:
Не парень в платье, не в чепце юнец!
Верней, она точь-в-точь как леди внешне,
Но головой не поручусь, конечно.
(пер. О. Гурфовой)
Театр не обрел жизнеподобия в нашем понимании и в эпоху классицизма, наоборот: игра стала формальной и требовала в первую очередь искусства декламации, актеры принимали эффектные позы и читали текст нараспев, ни на секунду не забывая, что они "представляют" и делают это для зрителя. Даже актерского перевоплощения, по сути, здесь нет.
XIX век стал приближать сцену к более бытовой эстетике, но не исчезли обращения к залу до и после спектакля, традиция играть на авансцене и раскланиваться после эффектных эпизодов, рампа, высвечивающая лица актеров. Из зала прямо во время спектакля могли бросать на сцену посторонние предметы - букеты, кошельки с деньгами. Словом, опять-таки никакой четвертой стены.
И лишь самый конец XIX и начало XX века выступили с манифестом жизнеподобия. И появилась та самая четвертая стена.
И... в одном только русском и советском театре сразу же ее активно начали разрушать Мейерхольд, Вахтангов, а позже Таиров, "возрождая" (условно, конечно) игровой театр прошлых столетий. Актеры в спектакле Вахтангова "Принцесса Турандот" прямо при зрителе надевали бороды, делали себе "китайские" костюмы из плащей. В спектаклях Мейерхольда актеры выходили из ролей, вступали с ними в сложные взаимоотношения. В "Оптимистической трагедии" Таирова по пьесе Вишневского на сцене появлялся Хор, заговаривающий со зрителем.
Тот же процесс шел и в Европе.
Так что я не люблю термина "разрушение четвертой стены". Он хорош для кино, где "четвертая стена" - классический, основополагающий прием. Но говорить применительно к театру о разрушении того, что и появилось-то недавно? Не правда ли, странно? Ну а почему наивно говорить что-то вроде "Шекспир разрушал четвертую стену" - догадайтесь сами.
©Ольга Гурфова
--
--
<<Следующий пост | Предыдущий пост>>
На сегодня все! Спасибо, что читаете мои статьи. Удобный путеводитель по моим публикациям здесь .
Подписывайтесь на мой канал. И заодно узнавайте новые театральные истории и ответы на свои вопросы о театре.