Известные мамы, блогеры, звёзды делятся самым интересным о жизни в декрете и после него.
Беседовала Анастасия Жидкова @liberty.magazine
«Не рожала ‒ жизни не знала». Не секрет, что огромное количество наших соотечественников воспринимает роды как некий процесс инициации ‒ словно девушка проходит какое-то таинственное посвящение. А исторически любому посвящению всегда предшествует испытание.
Так вот, для большинства россиянок роды ‒ это испытание на прочность, выносливость, стрессоустойчивость.
И сегодня у нас в гостях человек, который однажды взял и сказал: «Хватит! Роды ‒ это не тяжёлое и таинственное испытание. Это процесс, к которому нужно быть максимально готовой». И этот человек не просто сказал, а начал всех готовить!
Около 5 лет назад Татьяна Буцкая, хрупкая девушка с железным характером, начала ездить по всей России и договариваться с главными врачами роддомов о проведении так называемых «экскурсий в роддом». Это когда собирается группа беременных и они всей компанией едут смотреть самые разные роддома.
Проект «открытые роддома» совпал с ростом популярности Инстаграма, из-за чего Таня уверенно набирала аудиторию, которая жаждала прозрачности и права выбора. С каждым годом число роддомов, готовых открыть свои двери для простых девушек, росло, и сейчас в проекте участвуют более тысячи таких заведений.
Таня, вы можете выделить 5 главных изменений, которые произошли в системе работы роддомов России за последние 10 лет?
Первый раз я попала в роддом более 10 лет назад. Сейчас моему сыну, Боре, 17 лет, и я ещё даже не была беременна им, когда погрузилась в эту тему. Я пришла работать в «Мать и дитя» врачом-педиатром, и, поскольку я достаточно быстро стала заместителем главного врача по педиатрии, в мои обязанности входила работа со школами подготовки к родам. Тогда я впервые и попала в роддом. Помню свои ощущения: когда ты переходишь из платного отделения в бесплатное, то вспоминаешь медицинское понятие «демаркационная линия» ‒ линия воспаления, разделяющая здоровые ткани и больные. Было такое чувство, что ты попадаешь в другой век: вот ты была в XXI веке, а оказалась в XIX. Идеальная палата, красивые шторочки меняются на мир, где на унитазах нет сидушек и дверь не закрывается. Вот это, конечно, на глазах поменялось за последние 10 лет. Сейчас уже нет такого контраста между платными и бесплатными отделениями.
Я чётко понимаю, какие изменения произошли благодаря нам, а какие ‒ благодаря системе ОМС, Минздраву и руководству страны из-за того, что начали выделять деньги. Сейчас даже «бесплатные» отделения (мы всё равно по ОМС за них платим) выглядят идеально. В основной массе роддома прекрасно отремонтированы, оснащены.
Ну, это в Москве.
Нет, это не только в Москве. Как вы уже сказали в подводке, я объездила страну сверху вниз, слева направо, я видела роддома, которые были построены в 1875 году, и, как их ни ремонтируй, с ними ничего не сделаешь. Но новые перинатальные центры, которые строятся по России, все прекрасны.
Это если говорить о картинке. Но, кроме картинки, ещё важны восприятие и отношение персонала к пациентам, потому что роддом многие воспринимают как тюрьму. Это не мои слова, это подсознательное сравнение. Поэтому, перекрестившись, и с ощущением того, что я ныряю в прорубь, я на встрече сказала Собянину о том, что хочу сделать так, чтобы женщинам в роддомах был открыт доступ к родственникам.
Семья создаётся с рождением ребёнка, и её члены должны быть вместе сразу, а не через 3 дня, когда папа, изрядно нагулявшись за эти дни, не понимает, что это такое в доме кричащее появляется. И тогда Собянин сказал: «Однозначно, да! Я помню, как у меня рождался ребёнок и мне там с какого-то этажа через решётку этого ребёнка показывали».
И с этого момента началось движение за открытые роддома Москвы, а дальше оно пошло в регионы. Я считаю, что это наша заслуга ‒ дни открытых дверей в роддомах. Сейчас многие не могут поверить, что было такое время, когда нельзя было прийти и посмотреть. Сначала данную инициативу поддержала Москва, и в столице ввели обязательные дни открытых дверей. Потом мы поехали по России. Но до сих пор остаются регионы, в которых не проводят такие дни.
Для нас это была штучная работа. Нужно было найти телефон главного врача, дозвониться, заставить его выслушать тебя, убедить, привезти. По каждому роддому я могу написать историю его открытия.
Помню ситуацию, которая меня убила, и тогда я поняла, что надо остановиться с полётами, перестать менять мир вручную и сделать систему. Когда я прилетела из Москвы в Иркутск (а это то ещё приключение: безумная разница во времени, несколько самолетов), много беременных собралось перед входом в роддом, к нам выходит даже не главный врач и говорит: «А мы передумали, мы не пустим, мы считаем, что нам этого не надо».
Было тяжело, я помню, когда я летела обратно, все часы полёта меня сопровождало ощущение полнейшего бессилия. Тогда я поняла, что невозможно ждать каждого главного врача, у которого есть своё мнение по поводу того, что можно или нельзя. Причём мнения мужчин отличались от мнений женщин так же, как мнения тех, кто давно работает, отличались от тех, кто работает недавно.
Единственное, что оказывало воздействие на всех ‒ рассказ про одноканальное финансирование роддомов. Это была козырная карта, которая применялась, когда не спасали никакие убеждения: «Ну как же, женщина должна приехать, посмотреть роддом. Это бывает несколько раз в жизни, она боится, надо посмотреть в глаза акушеркам». А они не понимали: «Ну что на нас смотреть, мы зоопарк, что ли?»
Тяжело убедить измениться тех людей, которые не понимают, ради чего они должны выйти из зоны комфорта, особенно если человек работал 20-30 лет в роддоме. Я просила руководство: «Сейчас другое время, вы должны беременным показать роддом, они выбирают, где рожать, и мужа пустите. А ещё по-русски объясните, что вы им вводите, и не сложными словами, типа “гидрокарбонат натрия”, а объясните, что это и зачем».
Когда девушка поступает в роддом, она не должна быть наедине со своими проблемами. Рядом должен быть кто-то, кто стоит на её защите. Во время родов ты и так находишься в максимально уязвимом состоянии. Тебе очень больно, очень неэстетично, тебе непонятно. Более экстренной ситуации сложно представить, тем не менее она же является и естественной, и космической ситуацией. Это невероятные ощущения.
В этот момент каждая нянечка, проходящая мимо и говорящая: «Шо ты орёшь. Что разлеглась, жирная корова», ‒ может нанести тем самым глубочайшую травму. Служащая, быть может, и не вспомнит об этом, но для тебя это может оказаться большой проблемой, которая повлияет на решения о всех твоих последующих беременностях, о рождении детей. Поэтому мне надо было перестроить отношение к беременным женщинам в роддоме.
Когда я приходила и говорила, что «мы теперь будем действовать вот так и ещё мужей пускать», я становилась главным врагом. Поэтому я поняла: если я хочу изменить что-то здесь, я должна убедить тех, кто наверху, потому что они знают коэффициент рождаемости, знают другую статистику, и мы с ними говорим на одном языке. И, убедив Минздрав, договорившись с ВОЗ, мы «опустили» этот проект до роддомов. Им приходится меняться, потому что мы со всех сторон их зажали.
И теперь руководство роддомов мне звонит и говорит: «Давайте мы поборемся за знак открытого роддома, у нас есть платная эпидуральная анестезия, давайте мы её сделаем бесплатной». И вот тогда я поняла, что заработало.
Если говорить про часть изменений в системе работы роддомов, то можно выделить:
- изменение их внешнего вида;
- изменение оснащённости;
- изменение отношения к роженице и к её семье;
- восприятие рожениц как источника финансирования;
- проведение дней открытых дверей;
- пап стали пускать в послеродовые отделения;
- стала доступной эпидуральная анестезия.