Три дня пролетели быстро. Все это время Амия не жила, она летела в темной трубе куда-то, у неё почти не было слуха и зрения, и только в ушах стоял свист, тоненький, как ветер сквозь узкую прорезь в стене - иииииии..... Но, несмотря на это, Амия была уверена в своём решении, она знала - оно непоколебимо. И через три дня она снова очутилась у омута Агаты - вымотанная донельзя и совершенно без сил. Нырять ей не пришлось, Агата ждала её на берегу - стояла около старого дуба, такая же огромная, как это дерево, мощная, яркая и красивая. Красивая такой необъяснимой красотой, которую нельзя объяснить словами. Так бывает прекрасна гора весной, когда всю её покрывают алые тюльпаны, и под ярким солнцем они сияют атласными лепестками, а налетающий ветерок слегка шевелит их, устраивая алые, текучие волны.
Агата молча смотрела, чуть сощурив глаза, улыбалась хищно, подобно дикой кошке, а рядом... стоял Корн. Вот кого Амия не ожидала здесь встретить. И присутствие мужа разом выбило её из уверенной колеи, у неё задрожали руки и закружилась голова. Корн был бледноват, но спокоен, он тоже чуть улыбался, но ласково, прощающе и нежно.
-Я вижу, что ты все решила. Я знаю твоё решение. И я не ожидала другого. Твой выбор значим для меня, твоя дочь тебя заменит.
Агата говорила громко и чётко, её голос поднимался выше верхушек деревьев и грохотал в небе, а потом таял, терялся в облаках... "Надо же", - совершенно не к месту подумала Амия,-"Облака здесь тоже ненастоящие. Вроде их вырезали из мятой фольги'.
- Я забираю твою дочь. И имя твоё забираю. Ты больше не Амия. Амия живёт в тебе. Иди.
Корн подхватил Айю под руку, так как от жуткого приступа боли в животе она почти перестала дышать, крепко прижал к себе и повёл через лес. Айя почти не помнила, как они добрались до дома, в её памяти остались лишь искры в теле - огненные, не прекращающиеся, выжигающие все изнутри и тени, похожие на людей. Эти тени сновали мимо, подходили, что-то делали с ней такое страшное, нехорошее. От того, что они делали, внутри Айи ширилась, росла и холодела пустота, чёрная, словно омут Агаты. А потом раздался детский крик. Он звенел колокольчиком, почти оглушал, и последнее, что врезалось в память Айи - рыжие волосы Лель и крошечное личико ребёнка, которого она уносила. У маленькой Амии были круглые глазенки, все в пушистиках коротких ресниц, ротик - горошинка и нос-пуговка.
И свинцовая темнота легла на лицо Айи, затянула её и поглотила.
...
Из серого окна тянуло холодом... Резкий ветер наносил на подоконник сугробики волглого снега и врывался в комнату, выстужая её. Кто-то забыл прикрыть окно, и этот кто-то лежал на диване, прикрывшись грязной простыней и спал. У Саши был открыт рот, он храпел, небритые, худые щеки ходили ходуном. На столе валялись остатки явно вчерашнего ужина, в горлышко недопитой бутылки водки, почему-то был вставлен кусок сушки. И бутылка была похожа на уродливый знак вопроса - с толстой ногой и маленькой загогулинкой.
Айя попыталась встать с кровати. У неё болело все тело, было ощущение, что кто-то размозжил её мышцы молотком, но она, на удивление, смогла встать. Шатаясь, прошла по квартире, с трудом узнавая свое жилище из прошлой жизни, на кухне села за стол и налила воды из замызганного чайника.
Но на душе у неё было спокойно. Она не боялась смерти. Она просто хотела умереть здесь, среди своих.
Она просто хотела попрощаться.