Началось все с того, что один генерал-полковник фон Манштейн решил прокатиться на итальянском катере.
После войны в его мемуарах этот эпизод выглядит так:
"В последние дни подготовки к наступлению я на короткий срок выехал на южный берег, чтобы ближе ознакомиться с положением в 30-го армейского корпуса. Наш КП помещался там в небольшом бывшем великокняжеском дворце мавританского стиля, чудесно расположенном на крутой скале над берегом Черного моря. В последний день своего пребывания там я с целью ознакомления с местностью совершил поездку вдоль южного берега до Балаклавы на итальянском торпедном катере, который был единственным судном нашего флота. Мне необходимо было установить, в какой степени прибрежная дорога, по которой обеспечивалось все снабжение корпуса, могла просматриваться с моря и обстреливаться корректируемым огнем. Советский Черноморский флот не решился взяться за выполнение этой задачи, видимо, из страха перед нашей авиацией.
На обратном пути у самой Ялты произошло несчастье. Вдруг вокруг нас засвистели, затрещали, защелкали пули и снаряды: на наш катер обрушились два истребителя. Так как они налетели на нас со стороны слепящего солнца, мы не заметили их, а шум мощных моторов торпедного катера заглушил гул их моторов. За несколько секунд из 16 человек, находившихся на борту, 7 было убито и ранено. Катер загорелся; это было крайне опасно, так как могли взорваться торпеды, расположенные по бортам. Командир катера, молодой лейтенант итальянского флота, держался прекрасно. Не теряя присутствия духа, он принимал меры к спасению катера и людей. Мой адъютант «Пепо» прыгнул в воду, доплыл, несмотря на мины, до берега, задержал там — совершенно голый — грузовик, домчался на нем до Ялты, вызвал оттуда хорватскую моторную лодку, которая и отбуксировала нас в порт. Это была печальная поездка. Был убит итальянский унтер-офицер, ранено три матроса. Погиб также и начальник ялтинского порта, сопровождавший нас, капитан 1 ранга фон Бредов".
Как не удивительно нашелся советский пилот Герой Советского Союза Авдеев, который вспомнил об этой атаке в своих мемуарах "У самого Черного моря".
"...Собственно говоря, я - не имел тогда права на это. Задание не допускало никакого самовольства. Оно было сформулировано точно и определенно: "Разведать дорогу на Ялту. Добытые вами сведения будут иметь чрезвычайное значение для оценки командованием общей обстановки. Поэтому в бой вступать категорически воспрещается. От возможных стычек уклоняться. Закончив разведку, немедленно возвращаться на свой аэродром". Мы со Степаном Данилко вначале так и поступили. Уйдя в облака от показавшейся справа группы "мессеров", мы вышли на ялтинскую дорогу. Два раза почти на бреющем прошли над ней. Не верилось, что внизу - война. Курились в голубой дымке горы, акварельно - весенняя зелень лесов плавно переходила в аквамарин моря. По дороге изредка пробегали машины. Пляжи, когда-то пестрые от разноцветных купальников, - пустынны. Сделали на картах пометки. Пора возвращаться и домой. Но разве можно на войне учесть в приказе все обстоятельства, которые могут возникнуть при выполнении боевого задания. И как тогда эти обстоятельства согласовать с приказом, когда логика событий подсказывает тебе - действуй! Так случилось и на этот раз. Солнце было у нас за спиной, и я вдруг отчетливо увидел на синеве моря белые буруны катера. Он шел с большой скоростью. Насколько я знал, таких судов немцы здесь не имели. Значит - штабной!.. Что же делать? Оглянулся. Посмотрел влево и вправо. Небо чистое. Вражеских самолетов не видно. Слышу в наушниках голос ведомого: -Миша! Слева внизу катер! Что будем делать? Если бы я знал что делать? Ведь в приказе ясно говорилось: "В бой, ни при каких обстоятельствах не вступать". И моему другу отлично это известно. Узнает Василий Васильевич - влетит. Что делать? Еще минута, и на катере нас заметят. А, была, не была!". - Атакуем! - Есть, атакуем! - радостным эхом сразу же отозвалось в наушниках. Я перевел самолет в пике, поймал в прицел катер и нажал гашетки. Белый настил катера окрасился кровью. Метнулись и рухнули на палубу темные фигурки. Щепа брызнула обломками по волнам. Выходя из пике, обернулся: пушка и пулеметы ведомого били точно по цели. Повторяем заход. Катер густо задымил. Кажется, это конец! Снова ложимся на курс. Если бы я знал тогда!... ...Вернулись мы к Херсонесскому маяку с моря. Выждали в стороне, пока закончится бомбежка и появится хотя бы короткий перерыв в шквальных сериях артналета. Кое-как приземлились между воронок, укрыли в капонирам самолеты и - в блиндаж. - О катере никому, -- предупредил я Степана. - Понял? - Как не понять. Но Данилко меня подвел. Под большим секретом он рассказал о случае капитану Катрову. А тот - своему комиссару и заместителю. Через несколько дней о нашей атаке знали уже многие, кроме генерала Ермаченкова, посылавшего нас в разведку. Но из радиоперехвата у немцев скоро и он узнал о событиях в море, участниками которых были мы. Установить, какие "два истребителя" оказались в то время в названном гитлеровцами месте, не представляло, конечно, никакой трудности. Впрочем, справедливости ради, следует сказать: нам не дали нагоняя за нарушение приказа. Только один из приятелей бросил: "Ходят слухи, ты записался в личные друзья фон Манштейна". - Выходит, да! - растерянно ответил я тогда. А про себя выругался: "Если бы я знал!.." Если бы я знал!.. Или знал мой ведомый!.. Конечно, мы бы в третий раз атаковали катер, и, думаю, фон Манштейну уже не пришлось бы писать свои мемуары...."
Был и еще один Герой Советского Союза Денисов тоже вспомнил эпизод с катером в своей книге "Под нами Черное море":
"...В те напряженные дни до нас дошел слух, что 5 июня два наших истребителя атаковали в районе Ялты торпедный катер, на котором якобы находился командующий 11-й немецкой армией. Полковник Дзюба приказал мне установить фамилии этих летчиков и выяснить, почему ему не доложили сразу же о случившемся. Побывал я на всех трех "материковых" аэродромах, разговаривал с командирами полков, эскадрилий, звеньев и с рядовыми летчиками. Но тщетно...
..К сожалению, и до сих пор не удалось установить имена летчиков, атаковавших тот катер. Ясно одно: это были летчики-истребители 3-й особой авиагруппы и, по всей вероятности, те из них, которые в том полете или вскоре после него погибли в воздушных боях...".
Современный исследователь Мирослав Морозов внес ясность в этот эпизод.
В оперативных сводках 3-й особой авиагруппы нет записи об атаке катеров с воздуха.
Авдеев в своих воспоминаниях присочинил, что разведчикам запрещалось атаковать цели.
Самолеты 3-й ОАГ вообще не атаковали никакие катера у берегов Крыма. Если бы советские пилоты увидели бы катер, они бы посчитали его своим, тогда в Севастополь в составе конвоев ходили сторожевые катера, торпедные катера несли дозорную службу и спасали экипажи сбитых самолетов. В тот период советская сторона не могла расшифровать никакие радиосообщения немцев, опять же в документах 3-й ОАГ не было упоминаний о перехвате и атаке на катер с Манштейном.
К тому же обе стороны путают даты Манштейн называет 4 июня, а Денисов 5-е. Разгадка есть в 11-м томе официальной истории итальянского флота, который вышел еще в 1972 г. На 43-й странице опубликована таблица с выходами катеров и упоминается что торпедный катер «MAS 571» был атакован 3 июня. Но не советскими самолетами, а немецкими!
Уже 10 июня Рихтгофен издает приказ, запрещающий 8-му авиакорпусу атаковать любые подводные лодки и катера на всем Черном море. Потом правда Рихтгофен сузил применение приказа до территорий, где плавали немецкие и итальянские суда.
Дополнительным подтверждением атаки является запись в документе 30-го армейского корпуса, ее нашел В. Н. Савилов "Am Nachmittag wird ein italienisches Schnellboot unmittelbar an der Kueste zwischen Alupka und Liwadia von eigenen Fliegern angegriffen und hat 2 Tote und einige Verletzte" (запись от 3 июня 1942 г.) Перевод: "Во второй половине дня на итальянский катер напали прямо на побережье между Ливадией и Алупкой собственные самолеты и два человека погибли и несколько человек получили ранения" (NARA T-314 Roll 821 "XXX AK. Kriegstagebuch der Abt. Ia. 21.05-15.07.1942).
Спасибо за прочтение.