Этот роман также популярен в среде неформальной молодежи и разного рода маргиналов, как и «Голый завтрак», «В дороге» или книги Уэлша, Паланика и Буковски. Среди же более респектабельной публики его стремятся прочитать больше из-за формановской экранизации, которую смотрели, наверное, все кроме меня, в чем признаваться стыдно, но даже у синефилов есть кинолакуны, которые заполнить порой не доходят руки. Моя жена, ей роман Кизи понравился, настояла на том, чтобы перед просмотром экранизации, до которой я все же решил добраться, вначале прочитал книгу, чтобы было с чем сравнивать.
Блестящий перевод Виктора Голышева, подарившего нам «1984» Оруэлла и «Всю королевскую рать» Уоррена, «Амстердам» Макьюэна и «Макулатуру» Буковски, сделал все, чтобы избавить адаптацию «Над кукушкиным гнездом» от пошлости, вульгаризмов, сленга, на котором изъясняется Макмерфи, чтобы сделать его речь необычной, но литературно приемлемой. Что же касается галлюцинирующего потока сознания рассказчика, безымянного индейца, - то это, конечно, наиболее сильные страницы книги, также весьма удачно переданные Голышевым. Общеизвестный отказ Формана при экранизации от центральности образа индейца и вообще удаление модернистской составляющей из реалистического материала очень не понравились писателю и многим зрителям.
Хоть я фильм пока и не видел, но рискну предположить, что он всецело реалистичен, в то время как роман сложно составлен, сочетает реалистические и модернистские литературные техники (причем не всегда удачно). Роман «Над кукушкиным гнездом» долго раскачивается, особенно в первой части, искусственно убыстряя фабульное развитие в последующих трех, но это не сказывается на его художественном качестве: подражание Джойсу и Фолкнеру получается во многом лучше оригиналов, по крайней мере читабельнее и уж точно куда увлекательнее, чем «Улисс» или «Шум и ярость».
По этой причине, если касаться весьма прозрачного содержания, ловко для того времени, упакованного в оболочку антипсихиатрической притчи, то оно, безусловно, гораздо лучше выражает дух 1960-х, чем битнические неструктурированные опусы Берроуза и Керуака, суть которого – в противостоянии яркости и серости, беспечного гедонизма и взращенной протестантским мирским аскетизмом фарисейской правильности, приказавшей долго жить вследствие структурной перестройки капитализма в 1970-1990-е. Важно, что Макмерфи – этот полукриминальный элемент, наслаждающийся жизнью и учащий этому других, никакой не герой, в том смысле, что он не альтруистичен на сто процентов.
Герою романа важно раскачать «сонное царство», сделать жизнь из серой многоцветной, но исключительно примитивными, материалистическими методами (рыбалка, проститутки, карты, шутки). Кизи рисует обитателей психиатрических клиник запуганными, отвергнутыми обществом, но в целом нормальными людьми (это при том, что рассказчик-индеец явно ненормален: он галлюцинирует, у него бредовые идеи). По мысли автора, которая развивается перед нами вполне в русле антипсихиатрического движения Лэйнга и Фуко, безумцы – это социально стигматизированные личности, отличающиеся от других, потому и отправленные обществом на лечение-террор.
Такая позиция не выдерживает никакой критики: безумие – слишком сложное явление внутренней жизни, чтобы сводить его всего лишь к социальной маргинализации индивидов-изгоев. Однако, что касается описания деятельности старшей сестры, ее застегнутой на все пуговицы тошнотворной правильности, всевозможных собраний с голосованиями (тонкая пародия на мнимую демократию?), в которых психоанализ выступает репрессивным методом препарирования духовной жизни, разных мер по внедрению тотального порядка, то все это, конечно, достаточно убедительная критика не только буржуазного мира, но любых неповоротливых и ригидных социальных структур (иначе зачем советскому обществу рычаг карательной психиатрии?), которые во многом благодаря таким художественным произведениям, как роман Кизи, уже не существуют в наше время, также, как лоботомия и шоковая терапия не применяются больше в психиатрическом лечении.
Потому нет ничего удивительного в том, что фильм Милоша Формана оказался востребованным по обе стороны «железного занавеса»: у нас – как обличение тоталитаризма и карательной психиатрии, у них – как протест против репрессивных институций, взращенных «протестантской этикой капитализма». И хоть роман Кизи был популярен на Западе не меньше формановской экранизации, у нас именно она стала во многом эмблемой сопротивления разным формам притеснения человеческой свободы, что во многом неверно. Ведь то, что предлагает Макмерфи взамен, чрезвычайно примитивно, и как показало дальнейшее развитие капитализма после встряски 1960-х, - лишь оборотная сторона прямого террора.
В любом случае, при всей противоречивости авторского послания «Над кукушкиным гнездом» - хорошая, хоть и не гениальная книга, учащая коллективному, замешанному на братстве сопротивлению репрессивным общественным механизмам, даже если это сопротивление целиком физиологично и не дает свободы души при свободе тела.
Помню, мой приятель-синефил удивлялся по поводу бешеной популярности этой картины Формана в России: «Неужели других фильмов нет?!» Действительно, с точки зрения художественной формы, законченности, структурности, проработанности всех элементов есть и более выдающиеся ленты, чем «Пролетая над гнездом кукушки» (даже у самого Формана, например, те же так недооцененные публикой и критикой «Волосы»). Однако, именно этому фильму наряду с «Заводным апельсином» суждено было стать для нашей молодежи эталоном контркультурного жеста в кино. хотя если лента Кубрика расширяет и обогащает первоисточник, то картина Формана обедняет и сужает суть романа «Над кукушкиным гнездом».
Если углубляться в неизбежные сравнения романа, который тоже небезупречен, и фильма, который совсем уж прост и реалистичен, то Кизи, конечно берет верх над Форманом. Ведь поток сознания рассказчика-индейца, его галлюцинации и психотическое, но при этом глубинное видение сути тиранических порядков в больнице, образы, метафоры, символы, которые он использует (чего стоит один «Комбинат»!), полностью отсутствуют в фильме. Выведение Форманом на первый план в экранизации витального Макмерфи, с его шутками-прибаутками, неугомонной пластикой, хохотом и песнями, невписываемостью ни в какие рамки и сам факт того, что Николсон справился с ролью блестяще, нюансированно, брутально, завораживающе, создавая здесь один из самых ярких образов в своей фильмографии (правда, уступающий, на мой взгляд мятущемуся пианисту из «Пяти легких пьес» - ленте, на голову выше формановской картины), - все это было рискованным шагом, давая повод к дерзкой интерпретации романа только как истории Макмерфи, чем он, безусловно, не является.
В «Пролетая над гнездом кукушки» постановщик сделал акцент на контркультурный аспект книги, ослабив его гуманистическую интонацию, связанную как раз с историей индейца, его родни и детства, воспоминаниями и обобщениями. Однако, детальная проработанность того, что перед нами – притча о, как выразился Игорь Волгин в обсуждении книги в телепередаче «Игра в бисер», «благожелательной тирании», призраке демократии, где даже санитары ходят с бабочками, - все это и многое другое пошло фильму на пользу, усиливая его драматический эффект. Имея все, пациенты психиатрической клиники в фильме, не имеют ничего, - главное, не имеют свободы. И пусть Макмерфи предлагает им, по сути, сугубо телесные удовольствия, его задача – сломать железный распорядок больницы, созданный старшей сестрой, дать волю многообразию и хаосу, которые животворны, витальны и позитивны для человека (так считают Кизи и Форман).
У нас в стране этот фильм (книгу в меньшей степени, больше потому, что люди вообще больше смотрят кино, чем читают) любят особенно, возможно, из-за темы «карательной психиатрии», применяемой с СССР, и борьбы с инакомыслием, которая приобретала формы прямого насилия над свободой личности. Однако, факт, что эмигрант Форман, конфликтовавший с «совком» и бежавший в США из Чехословакии на фоне преследований, вызванных разгромом «пражской весны», и уже на новом месте снявший откровенно контркультурную вещь, этот факт подтверждает утверждение, что «бэби-буммеры» по обе стороны «железного занавеса» сражались с одним и тем же – с удушением свободы со стороны ригидных, неповоротливых социальных структур, которых в наше время уже нет.
Конечно, надо оценить по достоинству мужество Формана, не побоявшегося критиковать буржуазный мир после того, как критиковал до этого мир «реального социализма», это делает его подлинным «новым левым», как того же Годара, например. «Пролетая над гнездом кукушки» в отличие от многогранного романа Кизи – это всецело притча о подлинной и мнимой свободе, но парадокс его в том, что даже Макмерфи не дает пациентам клиники тотальной свободы: он дает лишь свободу тела, но не духа. И еще в заключение один момент.
Форман допустил в экранизации помимо обеднения сложной символики романа две существенные ошибки: он лишил облик старшей сестры привлекательности и сексуальности, которой она обладала в романе, сведя на нет измерение гендерного противостояния, которое имело место у Кизи, и во-вторых, он излишне педалировал то, что действие ленты происходит в сумасшедшем доме, цели чего служат многочисленные крупные планы лиц персонажей, дробящие речь других (вообще операторская работа Хаскелла Уэкслера здесь просто ужасна, на мой взгляд, непонятно, за что ее ценят), из-за чего разрушается базовая интенция романа – что герои нормальны, а не психи.
Все-таки эту экранизацию стоит посмотреть, особенно, если вы читали роман, в любом случае сначала стоит прочитать Кизи, а потом смотреть Формана, иначе восприятие этой истории будет неверным, урезанным и не совсем адекватным.