Рыбинское водохранилище имеет свои особенности и исключительно капризный характер. От других водоемов волжского каскада его отличает наличие всплывших торфяных островов, о которых я рассказывал в одной из предыдущих публикаций. Если коротко, то это остатки торфяных болот, всплывшие после заполнения ложа водохранилища. Сохранившиеся в виде островов массивы торфяников не дрейфуют по водоему, а лишь всплывают и опускаются в соответствии с колебаниями уровня воды. Самый крупный массив всплывших торфяников, острова Центрального Мыса, достигает 10-12 км в поперечнике. На этих островах нет берегов - полоса жидкого торфа, усыпанного выброшенными волной стволами деревьев, корягами и всевозможным хламом тянется на десятки метров, обрекая на неудачу любую попытку высадиться. Хотя при желании выйти на берег, конечно же можно, но сухого места там практически нет - в сплетении корней берез и ивняка всюду вода или торфяная жижа.
Исключительно интересна фауна этих островов. Здесь располагаются колонии крачек и чаек, в кустарниках и тростниковых зарослях живёт множество камышёвок, включая и довольно редкую у нас дроздовидную камышёвку, но совершенно нет кормящихся на земле птиц - зябликов, дроздов, зарянок. Среди беспозвоночных встречаются несколько видов жужелиц, не отмеченных в материковой части заповедника. Вот они-то и интересовали нас в ту поездку к всплывшим торфяным островам. Моей жене Ирине (она научный сотрудник-энтомолог) очень хотелось найти внесённую в федеральную Красную книгу жужелицу Менетрие, которая изредка встречается в зоне временного затопления и птеростиха атеримуса, в наших условиях обитающего лишь на торфяных островах.
Поэтому в один из жарких июньских дней мы и отправились на торфяники Центрального мыса с целью учетов обитающих там птиц и беспозвоночных. Выехали мы довольно поздно, уже после обеда. Решили добраться до островов засветло, поставить в прибрежной зоне ловушки для жуков и переночевать в катере. Ветер постоянно усиливался и когда через пару часов мы подошли к островам, море уже гудело. Порывы ветра срывали пену с белых барашков, гнули ветви прибрежного ивняка. Уровень водохранилища в тот год был высоким, на торфяных островах было довольно сыро. Поставить ловушки можно было лишь в узкой прибрежной полосе перемытого волнами подсохшего торфа. Расставив среди торфа ловчие банки, мы поставили “Амур” неподалеку от берега, закрепив его в растяжку двумя якорями, ориентировав катер носом против ветра. Я натянул тент и дополнительно его закрепил. Ветер к ночи продолжал усиливаться, тяжёлые тучи заклубились на западе. Мы уже начали сомневаться в правильности принятого решения, но менять что-либо было поздно. Поужинав, мы разложили сиденья и легли спать.
Проснулся я от тихих причитаний жены, которые заглушал грохот грома. Вот на самом деле, грохот грома был как бы фоном, который вроде бы спать не мешал, а от негромкого голоса жены я сразу же проснулся. Сплошные потоки дождя обрушивались на катер. Дождевая завеса закрыла горизонт. В бело-голубых вспышках молний отчетливо возникали и тут же пропадали в полном мраке черные силуэты кустов. Вспышки следовали одна за другой, а нередко молнии били одновременно в нескольких местах.
Тогда все небо пронизывала густая сеть разрядов, хорошо освещавших всё вокруг. Ураганный ветер пригибал кусты и росшие на торфяниках молодые берёзки почти до земли. Иногда молнии били в воду так близко, что было слышно жуткое шипение вскипающей воды. При каждом ударе молнии в воду вырывался фонтан пара, который тут же сносило ветром. Раньше я как-то не задумывался, что молния имеет определенную толщину. Видимо размер её удается оценить лишь на самом близком расстоянии. Так вот, когда молния бьет в воду на расстоянии 20-30 метров, а может быть и ближе, раздается оглушительный грохот, треск, громкое шипенье мгновенно испарившейся воды. При этом сверху до воды протягивается синевато-белый ослепительный столб, имеющий не менее метра в диаметре. На доли секунды он как бы замирает в пространстве, освещая бушующие волны, стену дождя и вытянутые вдоль воды, прижатые к ней ветром ивовые кусты.
В довершении всего сильной качкой сорвало кормовой якорь, катер мотался из стороны в сторону и подпрыгивал на волнах, как упрямая коза на привязи. Носовой якорь видимо удачно зацепился за какую-то корягу и удержался, а кормовой вырвало из грунта, и он свободно болтался где-то за кормой. Высунуться из-под тента и снова забросить якорь я не мог, поэтому оставил всё как есть, понадеявшись, что веревка носового якоря выдержит. Если бы мы стояли у нормального, твердого берега, то, наверное, покинули бы судно. Но вылезать под дождь на полужидкий размокший торф не было никакого смысла. Мы обменялись впечатлениями, и Ира сказала, что чувствует себя сардинкой в консервной банке, которую в любой момент может поджарить какая-нибудь из молний. Я обнадёжил её, сказав, что, вероятность этого не очень велика, но что-то изменить всё равно не возможно, поэтому единственное, что стоит сделать в этой ситуации - снова лечь спать. Но жена стойко решила сидеть всю ночь, дабы не пропустить торжественный момент возможного поджаривания, а я, сказав, что эту процедуру лучше всего испытывать во сне, снова залез в спальник. Однако порядком уже поизносившийся тент, не выдержав напора стихии, начал в некоторых местах потихоньку пропускать воду. Стихия теперь была не только снаружи, но и внутри и мы изрядно промокли, хотя и старались прикрывать спальники резиновыми плащами. В течение ночи одна гроза раз пять сменяла другую. Казалось, всё только начинает стихать, всё реже становятся вспышки молний, постепенно удаляется гром. Но временное затишье длилось не более получаса. Затем на горизонте снова вспыхивали зарницы, новая гроза стремительно приближалась и с завидной точностью накрывала нашу посудинку. Закончилось это представление лишь перед самым рассветом и мы наконец-то с облегчением уснули.
Такая высокая грозовая активность, по-видимому, происходит оттого, что торфяники Центрального Мыса находятся в самом центре водохранилища. Огромная водяная чаша его в жаркий день испаряет большое количество воды, которая и проливается потом грозовыми дождями.
Грозы в центре водохранилища нередки и днем, причем бывают они и в засушливую погоду, когда люди на побережье напрасно ждут даже небольшого дождя. В такие дни стремительно растут на небе облачные башни. Вершины башен уплощаются и расплываются в ширину, а само грозовое облако принимает форму наковальни. Верхняя сторона наковальни темнеет и клубится белыми вихрями. Вскоре внутри грозового облака начинают сверкать молнии, гремит гром и налетает шквальный ветер. Очередной грозовой дождь проливается над водоемом. Днём от грозы можно просто уйти, изменив курс лодки или высадившись на твердый берег. Да и гроза среди дня такого жуткого впечатления не производит, хотя тоже выглядит весьма внушительно.
Следующее утро было удивительно безоблачным, ясным и тихим. Ничто не напоминало о вчерашней буре. Легкий бриз лишь слегка морщил зеркальную гладь водохранилища, и оно терлось ласковой волной о борт лодки.
Вспоминая все виденные мною за жизнь бури и грозы, могу точно сказать, что ни одна из них не оставила такого сильного впечатления, как эта грозовая ночь у торфяных островов. После этого случая Ира заявила, что больше ни за что не сядет в катер, но вскоре забыла о своем обещании и продолжает ездить со мной на полевые по сей день.
Спасибо, что вам интересна эта история!
Подписывайтесь на мой канал и первыми узнаете о новых публикациях.
Не забудьте поставить «Лайк».
У вас есть, чем поделиться, пишите в комментариях, я буду рад почитать их, ответить на ваши вопросы.