Коррупция - это всего лишь форма связи правящего класса и госаппарата. Форма, когда правящий класс напрямую содержит аппарат путем «кормления с руки» конкретных чиновников конкретными эксплуататорами из средств получаемой выгоды. При этом формально эта связь не записана, правовыми нормами НЕ ОГРАНИЧЕНА. В одних условиях эта форма укрепляет власть эксплуататорского класса (если соответствует содержанию фактически сложившихся отношений), в других - разлагает (если отношения ее переросли). Причем это одна из самых первичных, примитивных форм связи в любой эксплуататорской формации: не надо быть историком, чтобы заметить эту взаимосвязь между развитием эксплуататорских отношений и коррупцией.
Наибольший разгул коррупции мы наблюдаем в древних тираниях. Созданные кочевниками, стоявшими на более низкой ступени общественного развития, Ассирия и Персидское царство - прямо-таки классический пример преобладания коррупции, в то время как развитая рабовладельческая Вавилония имела кодекс Хаммурапи, Римская республика в период расцвета рабства - римский кодекс, в то же время Римская империя в период упадка переживала дичайший разгул коррупции, даже должности императоров покупались чуть ли не официально. Реанимация рабства (вернее, наиболее развитой его средневековой формы) в феодальной Византии произошла при Юстиниане, который был большим законодателем и создателем знаменитого кодекса. Если охота посмотреть на средневековую историю - опять-таки примитивное государство монголов при Чингисхане имело ошеломляющий уровень коррупции возведенный в ранг административной системы: чиновник имел право брать что захочет и у кого захочет в рамках своей юрисдикции и даже без выполнения за это прямых государственных обязанностей. И опять же, вся борьба феодалов Руси за закрепление крестьянства тесно связана с борьбой с системой «кормлений» - т.е. формой, близкой к коррупционной (опять-таки возводившую в закон не только произвол чиновников, но и не ограниченные законодательными нормами поборы).
Совершенно логично, что и становление капиталистического государства проходит от прямой связи конкретного эксплуататора и конкретного чиновника к абстрактному эксплуататору и абстрактному чиновнику - или, чтобы было понятней, от выражения государством субъективной воли и частных интересов отдельной группы буржуазии к выражению госаппаратом объективных интересов всего класса буржуазии.
Почему такие примитивные формы связи как коррупция на первоначальном этапе формирования государства способствуют укреплению эксплуатации? Потому что формирующееся эксплуататорское государство не может сразу откинуть доэксплуататорские формы: греческие полисы и древний Рим, европейские феодальные города и русские князья не могли сразу отказаться от вечевых форм эпохи военной демократии - в княжеских уделах, например, вече полностью сошло на нет только в XIV веке, а в том же Киеве, который переходил до конца XV века из рук в руки разных ветвей литовских и русских династий, вечем изгоняли и приглашали митрополита еще во времена Ивана III. В таких условиях только непосредственный личный контроль эксплуататоров над чиновниками мог гарантировать обеспечение интересов эксплуататоров в каждом вопросе. Аналогичные процессы происходят и в ситуации отсутствия единства в правящем классе - коррупция является формой борьбы за власть тех или иных групп эксплуататоров. Где-то воевали мечом, где-то кошельком - в этом нет ничего особо компрометирующего эксплуататоров, учитывая то, что на их совести вещи и пострашнее отката за выгодный откуп, и товарищи выглядят весьма наивно, когда полагают, что факты коррупции кого-то разоблачают сами по себе. Во многие эпохи коррупция была общеизвестна, законна и моральна. Просто эпоха такая.
Какие условия должны выполняться для перехода от простых коррупционных форм проведения эксплуататорских интересов к более сложным, в которых коррупция не занимает ведущего места?
а) осознание эксплуататорами общности интересов (то есть, осознание себя как класса);
б) установления устойчивого господства некоторой группы внутри класса (надо заметить, что эксплуататоры не могут перестать грызться между собой ни на минуту и единственной формой внутреннего единства этого класса является принуждение одной группой всех остальных к повиновению);
При условии наличия этих факторов какие имеем следствия?
- возрастание роли публичной власти перед традиционными формами,
- возрастание роли права как законодательно оформленной воли правящего класса,
- возрастание субъективного фактора обеспечения лояльности аппарата,
- усовершенствование идеологических форм воздействия на эксплуатируемую массу,
- повышение эффективности эксплуатации в целом.
Если надо проиллюстрировать на примере - вот вам Петр I: уничтожил систему воеводских кормлений, но
- усовершенствовал налоговую систему (достаточно сказать, что произвел подушную перепись),
- увеличил налогообложение,
- продолжил закрепление крестьянства (ну, например, прикрепил крестьян к заводам, создав из вольных целую категорию крепостных),
- улучшил функционирование фискального и карательного аппарата,
- направил налогообложение на благо правящего класса (например, ввел для служащих дворян жалование, что благотворно сказалось на экономическом состоянии имений),
- привлек массу зависимого помещичьего и государственного крестьянства к различным работам, до тех пор не практиковавшихся.
Логично, что в кругу крестьян его звали Антихристом даже вполне себе никонианцы.
Почему товарищей так смущает простая идея о том, что коррупция - это одна из первичных форм связи эксплуататоров и аппарата, и госаппарат проходит этапы развития от простого к сложному? Да потому что в любой эксплуататорской формации коррупция неуничтожима при всех формах взаимоотношений правящего класса и аппарата. Для него черное - это черное, белое - это белое. Но неуничтожимость коррупции связана в первую очередь с тем, что правящий класс эксплуататоров по определению не может быть един. Его единство - это частный случай, единство это временное и преходящее, а борьба всех против всех - наоборот, состояние перманентное в силу частного характера присвоения. Причем эксплуататорская формация основывается в своем экономическом базисе на АНАРХИИ ПРОИЗВОДСТВА, а это значит, что в ней существуют множество самых различных эксплуататорских и доэксплуататорских укладов, части общественного хозяйства в эпоху господства частной собственности развиваются НЕРАВНОМЕРНО, и не могут развиваться равномерно даже в самых наркотических снах Макконела-Брю.
В капиталистической системе относительно мирно сосуществует и рабство, и феодализм, и первобытно-общинный строй, и примитивное кустарное ремесло, и крупнейшие монополии с фабриками-гигантами, раскиданными по всему миру, и натуральное хозяйство. А потому, когда мы говорим об уровне развития государственной и правовой системы капитализма, то мы говорим об этом ТОЖЕ УСЛОВНО, отбрасывая то, что на данный момент не является ведущим фактором развития. И точно так же, как капиталисты не изживут неравномерность производства, они не изживут ни войну всех против всех, и не изживут многомерность форм контроля класса над госаппаратом. Даже несмотря на то, что ряд форм будут откровенно тормозить процесс эксплуатации. На этапе, когда капитализм вошел в развитую монополистическую стадию и сросся с госаппаратом до определенной меры (как путем участия государственного капитала в частном и наоборот, так и путем вербовки чиновников из числа представителей правящего класса, а также участия госаппарата в капиталистических прибылях) коррупционная форма есть действительный шаг назад, но шаг назад только для капиталистов - это ИХ интересы терпят ущерб в первую очередь.
А интересы пролетария могут и выигрывать. Ну, например - пролетарий лишился водительских прав на 4 месяца. Попался честный, некоррумпированный гиашник, который предлагаемых денег не взял. Пролетарий потерял возможность подрабатывать водителем, и за 4 месяца без такой возможности потерял в 5 раз больше той суммы, за которые можно выкупить права. И пролетарию нет никакого резона менять мздоимца на честного, как нет резона увеличивать собираемость налогов в условиях, когда деньги из этих налогов уходят на укрепление частных банков в период кризиса и содержание армии из наемных горилл для войны с такими же гориллами по другую сторону Кавказского хребта. Я уже не говорю о том, что «честность» в условиях частной собственности может быть только относительная, и к большим числам не применимая. Это почти всегда частный, почти единичный случай.
Коррупция - это точно так же не всегда слабость госаппарата, как и сила госаппарата, стихийно формируемые институты сложны уже генетически, так как несут в себе с рождения неупорядочные связи, которые воспроизводятся с разной степенью затухания, но неизбежно в виде колебательных процессов сложной и даже случайной амплитуды. А потому в каждый конкретный момент времени любое явление может служить на укрепление, а может и во вред. Например, коррупция в системе карательных органов может служить на пользу революции (например, банальная покупка должностей за деньги в полиции, распространенная в настоящее время в РФ, служит к отбору некомпетентных исполнителей и руководителей, в случае реальных политических преследований мздоимство позволит просто выкупать уголовные дела революционеров), а может, наоборот, служить эскалации террора (например, когда чиновники начинают сводить личные счеты или охотиться за имуществом объектов преследований).
Причем, как мы можем легко проследить из истории, различные сосуществующие формы ДОПОЛНЯЮТ друг друга. Если посмотреть на пример колониальной системы, то там, где на шею туземца не сели белые люди, на шее туземца гроздями висели местные вожди, вождишки, шаманы, феодалы, царьки и купчишки. Точно так же и коррупция - там, где капиталу невозможно централизованно и упорядоченно править, правят коррупционеры.
В настоящее время мы видим тенденцию - упорядочивание и укрепление власти буржуазии. Коррупционный аппарат РФ этому сопротивляется - максимум, необходимый лично аппарату, он уже достиг - высшие чиновники легко и непринужденно стригут купоны с бизнеса, их семьи пристроены в советах директоров монополий и в списках акционеров, аппарат не хочет терять своего положения, чтобы уступить место выдвиженцам «за идею», которые эффективней будут защищать интересы капиталиста. Никакого интереса у пролетария, и тем паче революционера в этой борьбе нет, кроме того, что с текущим статус-кво мы умеем работать (например, все 90-е нас грело практически полное отсутствие госцензуры и абсолютно наплевательское отношение чиновников к нашим делам), а с тем, что будет - нет. И нет никакой уверенности, что, задуренное идеей «правового государства» население будет легче сагитировать за коммунизм, чем циничных взяткодателей, понимающих истинную цену госаппарата.