Просто случайное его не интересовало. Он не пытался остановить кистью мгновенный образ, отпечатавшийся в сетчатке глаза. Оставаясь верным натуре, он создавал ее заново.
Я говорю про художника, непохожего на своих современников (а это и Матисс, и Пикассо) - про АЛЬБЕРА МАРКЕ, человека необщительного, замкнутого, лишенного социальной активности.
Как известно, и Ван Гог, и Гоген, и Сезанн, писали мир не столько видимый, сколько пережитый. Марке не такой. Он закрыт. Кисть его сдержанна, а тайные движения души едва ли выражаются на холсте.
МАРКЕ - это ПРО ВЕЧНОСТЬ (читай, абсолютное равнодушие к импрессионистам). Отсюда и суровость отбора натуры, аскетизм (хоть и повязанный на лирике), стабильность и умение разглядеть главное.
МАРКЕ - это НЕ ФОВИЗМ (хотя в сети вы встретите обратное, да и с Матиссом он дружил со студенческой поры и до самой смерти). Художественная программа фовистов - воинственный субъективизм - не проникла в суть творческой индивидуальности художника (читай, остался верным рыцарем натуры).
Но, и тут важно, ФОВИЗМ СТАЛ ДЛЯ НЕГО ШКОЛОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ (читай, научил его вольно пользоваться открытым цветом, широкими плоскостями, обобщениями-упрощениями, ранее просто напросто невиданными).
При всей несхожести тем и мотивов, которыми отмечена жизнь художника, в наследии Марке есть единая линия - это Париж. И единственная любовь, вернее две - это Сена, которую он изображал в разное время года, при любой погоде, то пересеченную мостом Сен-Мишель, то скрытую пологом тумана, то едва различимую за серой полосой набережной Лувра; и Нотр-Дам.
МАРКЕ СОЗДАЛ СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ, отличный от всех, ПАРИЖ (читай, без Марке не узнать этот город, как не узнать Аржантей без Мане, а Прованс без Сезанна).
Какой Париж у Марке?
СТАБИЛЬНЫЙ и УСТОЙЧИВЫЙ. Его формы всегда плотные и определенные, даже когда смягчены далью. Пространство всегда сильно выражено, но никогда не спорит с холстом. Энергичная перспектива подчеркивает мощное единство земли, воды, неба.
ПАРИЖ У МАРКЕ НАСТОЛЬКО УСТОЙЧИВ, НАСКОЛЬКО ОН ПРОДВИЖЕНИЮ У ИМПРЕССИОНИСТОВ.
Между этюдом и законченной картины у художника, по сути, нет разницы: он пишет, основываясь на непосредственном натурном впечатлении, но впечатление это сразу же обобщается, отбрасывается все лишнее, выискивается и сгущается суть.
Поэтому Марке так лаконичен и совсем не эффектен (читай, он не кокетничает с мотивом, не создает живописную пикантность). Отсюда и такая, почти маниакальная, ЛЮБОВЬ К ЧЕРНОМУ - тому единственному цвету палитры, способному тревожить глаз своей жесткой определенностью.
ПАРИЖ МАРКЕ - это город вообще (как и яблоко у Сезанна - это яблоко вообще). Точнее не так - ЭТО ПАРИЖ ВООБЩЕ. Он почти всегда лишен подробностей (и всегда - лоска импрессионистов), а пространство властно втягивает взгляд внутрь картинной плоскости, так, что уже и мелочи то никакие не нужны (читай, широкий угол зрения сродни).
И тут, жадно осязая пространство (его суть или сущность, тут как угодно), Марке СОЗДАЕТ ЕГО ЗАНОВО, а не воспроизводит видимое: его мир состоит из упрощенных, единственно значительных элементах города (читай, все то, что важно для понимания сущности парижской, и именно парижской, неповторимости).
Идеал Марке абсолютно в духе Экзюпери, который говорил, что совершенство "достигается не тогда, когда нечего больше добавить, а тогда, когда нечего больше отсечь".
ПАРИЖ МАРКЕ ОБРЕЛ САМОСТЬ. Избавился от случайностей и стал индивидуален.
Почти всегда художник и зритель отстранены от города (читай, наблюдатели и свидетели, а не участники жизни). Именно такой подход помогает выявить сущность, узреть те несколько деталей, которые усиливают общее впечатление.
Удивительно, но ДО МАРКЕ ПОЧТИ НИКТО НЕ ПИСАЛ ПАРИЖ ЗИМОЙ. А ведь зима - это неисчерпаемое количество серых, умбристо-коричневых тонов (читай, мечта любого колориста).
Используя непривычные их сочетания Марке всякий раз по-новому видел город.
И тут вспоминаются описания парижских пейзажей в "Творчестве" Золя, в "Празднике, который всегда с тобой" Хемингуэя, в "Триумфальной арке" Ремарка, в "Изгнании" Фейхтвангера.
Это очень узнаваемый город. Но этот город ВНЕ ВРЕМЕНИ (читай, небо, деревья, старые дома едва ли изменились за прошедшие сто с копейками лет) - он замер на пороге вечности.
Марке чуть ли не единственный автор, сохранивший приверженность к фигуративному пейзажу, остался вполне современным.
Но, будучи художников века ХХ (и именно двадцатого) и видя мир, как человек, знающий преображение восприятия, подаренное скоростью паровоза или бензинового мотора, Марке остается все же истинным ценителем классического искусства (отсюда и ГАРМОНИЯ, и РАВНОВЕСИЕ).
Отсюда и, на первый взгляд, странное сравнение: "Когда я вижу Хокусая, я думаю о нашем Марке, и наоборот. Я имею в виду не подражание Хокусаю, а сходство" (Матисс).
Но это только на первый взгляд. Гравюры японского мастера и картины Марке связывала МОЛЧАЛИВАЯ СИЛА СОЗЕРЦАТЕЛЬНОСТИ (читай, своеобразный эффект медитативного транса от долгого разглядывания).
Марке не усложнял жизнь, не схематизировал ее, не спорил с эпохой. Но умел слышать время. Отсюда и парадокс Марке, художника, скорее принадлежащего к прошлому и будущему, нежели к настоящему.
Немного работ не парижского толка, но чудо как прекрасных.