Даже на фронтовых фотографиях Василий Гроссман предстает «типичным гражданским»: скромный интеллигент в больших круглых очках, и не более того. Но когда нацистская Германия вторглась в Советский Союз, Гроссман сразу отправился в военкомат. Однако врачи сочли его физически непригодным к военной службе и отправили домой...
Когда началась война, неприметному горному инженеру Василию Гроссману было чуть за тридцать, хотя он уже был известен как талантливый писатель, прозу которого высоко ценил сам Максим Горький. Не пройдя по здоровью в действующую армию, Гроссман добился того, чтобы его отправили на фронт в качестве военного корреспондента сначала от «Известий», а потом — от «Красной Звезды».
К нацизму и нацистам у него был свой суровый счет: 15 сентября 1941 года в гетто Бердичева вместе с другими евреями была расстреляна его мать Екатерина Савельевна Витис. Правда, об этом писатель узнал лишь через несколько лет, когда вошел вместе с частями Красной армии в Бердичев.
У редакции «Красной Звезды» и лично главного редактора газеты Давида Ортенберга, члена ВКП(б), верного приверженца Сталина, между тем, ни раз не возникло ни малейшего повода пожалеть о своем решении. С начала и до конца войны, от вторжения нацистов в Советский Союз до краха Третьего рейха, читатели с нетерпением ждали увлекательные военные репортажи Гроссмана. Из сухих фактов военной сводки он создавал целые истории. Он был настоящим патриотом, и его репортажи, даже в тяжелые дни битвы за Сталинград, были источником вдохновения и ободрения для миллионов читателей на полях сражений и в осажденных городах.
Репортажи складывались из десятков и сотен заметок, которые писатель заносил в свои фронтовые блокноты. А фронтов, куда забрасывала его судьба и воля редакторов, Гроссман прошел немало:
Богатейший опыт фронтовых наблюдений, накопленный писателем за годы войны, всецело отразился в его книгах, и прежде всего в его главной книге — романе «Жизнь и судьба».
Гроссман был писателем со стопроцентным литературным чутьем. В «Литературной газете» (1945, № 49, 1 декабря) был опубликован его репортаж, посвященный героической эвакуации экспонатов музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» в октябре 1941 года. Гроссману довелось стать непосредственным очевидцем тех событий. Он убедил командование батальона, к которому был приписан, спешно отступавшего к Москве, сделать небольшой крюк для краткого визита в музей:
До войны писатель неоднократно бывал в Ясной Поляне и так вспоминал об этом в своем репортаже:
Через день или два Ясную Поляну займет армия генерала армии Хайнца Гудериана на 45 бесконечных дней, пока усадьба не будет отбита Красной Армией в ходе ожесточенных боев с захватчиками.
А на глазах Гроссмана, 13 октября 1941 года, все сотрудники музея были всецело заняты упаковкой и спасением ценных артефактов, чтобы уберечь хотя бы часть из них от скорым маршем приближавшихся немцев.
И случилось горькое, но настоящее чудо: склеп ожил на глазах:
Все, кто прочел изображение этой сцены в записной книжке Гроссмана и в репортаже, который он написал много позже на основе своих заметок, не смог не провести закономерную параллель: сотрудники усадьбы Толстых заняты подготовкой быстрой эвакуации, как и жители Москвы в 1812 году, как и князья Болконские в Лысых горах в «Войне и мире»:
Об этом и пишет Гроссман, нащупав важную аналогию, объединяющую всех русских людей во все времена. И пусть главные герои «Войны и мира» стремятся убежать от наступающей армии Наполеона Бонапарта, и пусть сотрудники музея-усадьбы спешно пакуют ценные экспонаты, которые направят в эвакуацию в Томск, — именно эта боль, это волнение в едином порыве и способно еще объединить людей, эпохи, судьбы:
Возможно, именно тогда, в неприветливом октябре 1941 года, у Гроссмана и возник замысел эпохального художественного полотна «Жизнь и судьба», который он будет отстаивать до конца своих дней?
Как настоящий мастер Гроссман умел писать кратко о многом. Сцена в Ясной Поляне, которая представлена в его записных книжках и репортаже в «Литературке», полна резких деталей, судьба Советского Союза и больше — России, как казалось в те дни, была почти предрешена, но тем, кто искал утешения в аналогии, Гроссман напомнил: в конце концов, войска Наполеона были вынуждены совершить позорное отступление и дорогой ценой...
