Начало - здесь. Предыдущая глава - тут
Сухановские будни
- Среда, двадцать первое июля тридцать седьмого года, - вслух произнёс Синцов, и оторвал очередной листок, висевшего на стене календаря.
Мысли вернули Андрея к увиденному сегодня сну. Память всё ещё сохраняла подробности увиденного, заставив его в очередной раз поёжиться от пережитого ночью кошмара.
***
Андрею приснилось, что он идёт по коридору, длинному коридору и хочет открыть дверь, но та не поддаётся. Почему-то ему очень важно открыть эту дверь. Андрей толкает дверь снова и снова и, наконец, наваливается на неё всем телом и та неожиданно распахивается. Андрей, потеряв равновесие, проваливается в черноту. Спустя мгновение он открывает глаза и его ослепляет какой-то нереальный свет. Когда зрение восстанавливается, он видит, что только что выдавил стекло в своей настоящей двери. Приходит мысль: «Эта дверь в реальности открывалась вовнутрь, а та, что во сне – наружу».
Но не это удивительно, а то, что проснувшийся Андрей видит как стекло, словно в очень замедленной съёмке, распадается на осколки. Те, в свою очередь, образуют новые осколки, и всё это в свете неяркого ночника неспешно начинает своё движение вниз, переливаясь бликами и какими-то искрами. Такое красивое и одновременно нереальное, грозное зрелище. Андрей может разглядеть всю эту картину в деталях. Вот большой кусок стекла, медленно вращаясь в воздухе начал свой путь к полу. Вот мелкие кусочки, сверкая тусклым серебром, всё дальше и дальше отдаляются друг от друга…
Очнулся Андрей, услышав грохот упавшего стекла. На вопрос сбежавшихся взрослых он смог только выдавить, что собрался в туалет. Закрывшись спасительной дверью, он сидит ещё некоторое время на унитазе, опасаясь реакции взрослых и возможного наказания. Прячась в своём убежище, Андрей пытается понять, что же всё-таки произошло. На ум приходит объяснение: «Он шёл во сне в туалет и по дороге случайно выдавил стекло, отчего сразу проснулся». Было только неясно, почему так замедлилось восприятие, ведь он ясно видел эти расползающиеся по воздуху осколки.
Тут, вспомнилась книга, которой он зачитывался накануне, про бедолаг, которые попали в странное измерение, когда их субъективное время двигалось быстрее в триста раз, чем время того мира. Рассказ оказал на него такое впечатление, что Андрей перечитал его несколько раз и даже мечтал, чтобы и с ним произошло такое же приключение. Видимо так и случилось.
Несколько успокоенный найденным объяснением, Андрей уже было собрался выходить из туалета, когда его пронзила неожиданная и страшная мысль: «А кто эти люди, что сбежались на шум?!!!». Ведь когда он ложился спать, в доме была лишь его мать, а она никак не могла привести к ним ночью каких-то людей. Андрей попытался вспомнить, кто были эти взрослые, и сколько их было. К своему ужасу он понял, что у этих мужчин и женщин не было лиц…
Андрея затрясло, словно в лихорадке. Холодный пот ручьями стекал с его испуганного тела. Неожиданно в дверь туалета постучали, сначала деликатно и негромко, но не получив ответа, стук всё усиливался и становился настойчивей. Когда, наконец, он перерос в грохот, Андрей окончательно проснулся…
***
Выглянув в окно, Синцов посмотрел на синее небо и яркое солнце:
- Эх, сейчас бы на речку. Послать бы всё это к чертям собачьим, этих рептилий, эту войну, этот Орден, Ежова, Троцкого.
Тут же испугавшись своих мыслей высказанных вслух, Андрей прикусил язык и осмотрелся. Но в комнате он был один как, в общем-то, и во всей квартире.
«Лишь бы прослушка не стояла», - уже про себя подумал Синцов, - «Так и засыпаться недолго, контроль нужен, постоянный контроль».
***
В 09.00 Синцов уже находился в кабинете Ежова. Железный нарком обрадованно, с каким-то ребяческим восторгом, встретил Матвея. Обнял, расцеловал и увлёк в комнату отдыха, примыкавшую к кабинету. Там был уже накрыт небольшой столик. Стояла запотевшая бутылка «Особой московской» водки, нарезанное на тарелке сало, колбаса, зелёный лук, чёрный бородинский хлеб.
- Давай, Матвей, выпьем за наши успехи, такое дело подняли. На всю страну прогремели, - Ежов разлил по стаканам водку, чокнулся с Синцовым и опрокинул в себя стакан. Тут же закусили и задымили папиросами. Ежов продолжил:
- Крепко мы по ним дали, но всё ещё впереди. Тут такие перспективы вырисовываются, ты бы знал. Сейчас эти вояки трусливые показания наперегонки дают, кто кого вперёд вломит. Так не поверишь, арестовывать не успеваем, - продолжал хвастаться Ежов.
- Всю страну своим заговором опутали, во всех военных округах их люди были. Да и сейчас есть, просто не успеваем всё. Но главное - головку заговорщиков сняли почти подчистую, только вот Горовой с Костроминым в бегах, да ещё этот куратор не ясен до сих пор. А работы всё прибавляется. С военными не закончили, а тут уже территориалов надо чистить, не затягивать. Вчера половину Ордена разогнал по стране. Совещание ведомственное закончилось, не поверишь, пятнадцать начальников областных НКВД арестовал, да ещё двух наркомов одного с Украины, а второго с Узбекистана. Все рептилиями оказались. Вот туда в первую очередь людей и отправил, пусть чистят аппараты. С этими закончим, а там и за остальные возьмёмся.
- А что здесь в центральном аппарате?
- Здесь я крепко почистил, пока ты в Белоруссии прохлаждался. Всех руководителей отделов поменял. Сейчас их людей вычищаю, человек сто уже под следствием. Про тебя шучу. Ты там отлично сработал.
- А по военным?
- По военным: двести уже арестовано в Москве и человек сто по стране. На очереди ещё столько же. Будем разгребать. Товарищ Троцкий нашу работу оценил и передал всем Революционный пламенный привет и благодарность. Так что в музее Мировой Революции твоё имя уже точно на века вписано будет, здесь не сомневайся. Ну, давай ещё по одной.
Остатки бутылки были разлиты по стаканам. Нарком махнул свой до дна, Матвей лишь половину.
- Слабак ты, Синцов, я посмотрю, пить по-пролетарски не можешь, - засмеялся Ежов, прикуривая очередную папиросу.
- Работать надо, Николай Иванович, пить потом будем.
- Нет, Матвей, тут ты не прав. Водка она работе не мешает, с нею работается лучше. Махнул стакан, другой и можно горы свернуть.
- Да, Николай Иванович, тут уж Вам равных нет, - пошутил Синцов.
- Молодец! Верно, подметил, - захохотал Ежов.
- Ладно, и вправду, хватит водку жрать, давай о работе, - уже серьёзным голосом произнёс Ежов.
- Товарищ генеральный комиссар, а мне сейчас на что переключиться?
- Твоя главная задача, товарищ комиссар 1-го ранга, это, во-первых розыск Горового и Костромина. А во-вторых установление московского куратора заговора. Крепко они нам нужны. Заговор-то мы вскрыли, головку организации сняли, а вот самое остриё пока на свободе. А это не правильно. Нужна эта троица нам, позарез нужна. Так что, Матвей, в лепёшку разбейся, а достань мне этих гадов. Все остальные дела побоку, с арестами и допросами остальные справятся, понял меня?
- Понял, Николай Иванович, обещаю, достану их, из-под земли, но достану.
- Вот и отлично, иди, работай. Тебе что-то нужно?
- Доступ ко всем арестованным и всем материалам, свободу действий и человек пять наподхват с двумя машинами. Можно обычных бойцов, но смекалистых, чтоб проследить, если что смогли и оружием чтоб владели.
- Ладно, будут тебе люди, вечером зайди к Третьему, он сейчас вместо Блюнкина мой первый зам и ГУРБ командует. Я ему скажу, он людей подберёт и транспорт даст.
- А что с Блюнкиным? Сидит?
- Нет, сам Лев Давидович за него заступился, сказал, что пусть ещё послужит да реабилитирует себя. Я его на Дальний Восток послал, там будет чисткой заниматься, под присмотром нашего комиссара, конечно.
***
Не теряя времени, Синцов отправился в Сухановку. На объекте 110 Матвей сразу прошёл в кабинет к Четвёртому. Четвёртый, или Роман Петрович Ярошко, в прошлом старший ревизор, а ныне начальник Особорежимной Сухановской тюрьмы, был на месте. Ярошко был поставлен не просто руководить, в его задачи входила организация расследования по всем следственным делам на рептилоидов.
Поздоровавшись и перекинувшись парой общих фраз, Синцов перешёл к делу:
- Роман Петрович, докладываю тебе, что Ежов поручил мне установление московского куратора. Так что теперь этим я буду заниматься. У тебя наработки по этому вопросу есть?
- Я знаю, мне Николай Иванович звонил. Если честно чем дальше, тем всё туманней. Сначала-то надеялись, что Зирина по-быстрому расколем и все дела, но не получилось.
- Он что такой кремень оказался? До сих пор держится?
- Да где там, сломали-то мы его быстро, а что толку. Он сначала одну фамилию назвал, проверили не рептилоид, нажали, он вторую фамилию вспомнил - опять мимо. И так уже в общей сложности на семерых показал, но все людьми оказались. Мы пока временно его допросы прекратили, а то боюсь, не выдержит. Надеялись, что Горовой расколется, так тот сбежал. Из Минска сообщили, что Костромин тоже в бегах.
- А с Шараевичем работали?
- Конечно. Как привезли ночью, сразу в оборот взяли. На заговор быстро раскололся, говорит, всем руководил Костромин. Про московского куратора слышал, но кто он знает, связь с ним поддерживал всё тот же Костромин. Конспирация, говорит: соблюдаясь, поэтому другие минские заговорщики ничего о москвиче не знали.
- А остальные?
- Кто остальные? Ещё по Иркутску тут Млечинский бывший предкрайисполкома и Илларионов - председатель Коммуны. Они заговорщики причём далеко не рядовые, но плачут, клянутся, что не знают никакого куратора. Минский нарком Берлинг… Такая же ситуация. Наши московские военные в один голос поют, что замыкались на Костромина, что якобы заговор зрел именно в Минске и уже оттуда распространялся по стране.
- Дальше. На днях арестовали семнадцать начальников НКВД - все рептилии. С ними мы начали работать, но уверенности что они знают куратора, у нас нет. А под нажимом любого назвать смогут, как тут правду узнаешь. Уже по-всякому проверять пробовали, и Ежов сам в Политбюро всех пересмотрел, но пока рептилий не обнаружили. Лично у меня складывается такое впечатление, что про московского куратора знали только первые лица и руководители местных ячеек, конспирация всё-таки.
- Да-а-а… Всё не так просто складывается. Ты знаешь что, давай я с твоими клиентами пообщаюсь, может чего и нарою.
- Кто нужен?
- Давай с Устюгова начнём, как он кстати?
- По сравнению с другими хорошо. Держится показаний, всю иркутскую шайку разоблачил, только успевали протоколы пересылать.
***
Около восьми вечера Синцов устало потянулся на стуле. На столе разложил исписанные листы бумаги, в которых отражалась краткая суть сегодняшних допросов.
Допрос Устюгова бывшего оперуполномоченного ОО УРБ УНКВД по Восточно-Сибирскому краю:
«Я входил в антисоветский террористический сталинистский центр. Иркутской ячейкой нашей заговорщицкой организации руководил Горовой… Из высшего партийно-советского руководства в Иркутск приезжали Преображенский, Смилга, Огневой».
Допрос Илларионова, бывшего председателя ВоенПроизКома имени тов. Преображенского:
«Руководил всем Горовой. Я был вовлечён в заговор именно с его подачи, но особым доверием не пользовался… Из высшего партийно-советского руководства в Иркутск приезжали Преображенский, Смилга, Огневой».
Допрос бывшего предкрайисполкома Млечинского:
«Я признаю, что являлся активным заговорщиком террористического сталинистского центра. Входил иркутскую ячейку, куда меня завербовал Борис Алексеевич Горовой... К нам приезжали члены ЦК Смилга, Огневой, Преображенский».
Допрос бывшего наркома НКВД Белорусской ССР Берлинга:
«Я желаю раскрыть Партии свою предательскую сущность. Я желаю полностью разоружиться перед любимой Партией. Я хочу обличить тех, кто втянул меня в это грязное предательство. Это первый секретарь Компартии Белоруссии Шараевич и командующий округом Костромин… За последние три года в Минск приезжали члены ЦК Крестинский, Смирнов, Смилга, Огневой, Иоффе».
Допрос бывшего первого секретаря ЦК КП(б)Белорусской ССР Шараевича:
«Я хочу заявить, что был втянут в антисоветский заговор командующим Белорусским военным округом Костроминым… К нам в Минск приезжали члены ЦК ВКП(б) Смирнов, Смилга, Крестинский, Иоффе, Огневой, ещё были Раковский и Радек».
Бывших командармов Синцов не допрашивал, изучив их протоколы допросов. Все они были написаны, как под копирку:
«Военно-сталинистский заговор возник в среде военачальников знающих друг друга по совместной службе в Белорусском военном округе. При переводе на другие места службы, они не теряли связи друг с другом. Сохраняя свои заговорщицкие цели, вербовали новых сторонников в войсках. Безоговорочным лидером в их антисоветской террористической организации был командующий Белорусским военным округом Костромин Дмитрий Антонович. О том, что в заговоре участвует НКВД, они понятия не имели. Никакого московского куратора из ЦК они не знают. Считали, что заговором руководит из-за границы Сталин».
Ещё оставался доктор Эйдельман, которого Синцов оставил напоследок. Очень хотелось взглянуть в глаза своему отравителю. А особенно в район седьмой чакры. Андрей не понимал, почему общаясь с доктором в госпитале, он не видел характерного кроваво-жёлтого свечения. По всем данным Эйдельман должен был быть рептилоидом, но свечение как раз отсутствовало, чем ставило Андрея в тупик.
***
Наконец конвойный привёл доктора. Эйдельман был в непривычной гражданской одежде без неизменного халата. Внешне заметно осунулся и похудел. Андрей вперился взглядом в район темечка - ничего не было. Не оставляя попыток ещё минуту настойчиво изучал голову доктора, но безрезультатно. Эйдельман был человеком.
- Ну, здравствуйте, Аркадий Фёдорович, рад видеть Вас в этих стенах, - шутливо начал Синцов.
- Здравствуйте, Матвей Фадеевич, и я рад, что с Вами ничего страшного не произошло. Я очень переживал, когда вводил Вам препарат, но приказ есть приказ, надеюсь, Вы меня понимаете и зла не держите, - ответил доктор.
- Приказы надлежит исполнять, тут Вы, несомненно, правы. Только вот чьи приказы. Насколько я помню, Вы не были подчинённым Горового.
- Официально нет, а по сути, все мы были его подчинёнными и в какой-то мере заложниками.
- Заложниками? Скорее заговорщиками, Вы ведь это хотели сказать.
- Гражданин начальник, Вы ведь не за этим меня на допрос вызвали, Вам же не нужны мои показания о том, как я предал Революцию и Партию и стал участником… Как там? Ага, вспомнил - Антисоветского Террористического Сталинистского Заговорщицкого Центра.
- Ну почему же, Аркадий Фёдорович, мне интересно и Ваше участие в заговоре и многое другое.
- А Вам нужна правда или официальная версия следствия?
- Правда. А что версия следствия и истинное положение дел отличаются?
- Конечно, что за вопрос, они не могут не отличаться. Как можно в язык протокола вместить то, как развивались события в действительности. Вы же не думаете, что собираясь вместе на очередную пьянку, мы именовали себя каким-то террористическим центром и вместо того, чтобы морально разлагаться, писали планы захвата почты, телеграфа и вокзала.
- Вы, Эйдельман, что-то слишком расслабились здесь в Сухановке. Вас видимо не трогают и это обстоятельство даёт Вам повод наглеть.
- Почему же? Били и меня. Просто я не стал особо упираться и теперь во всём встаю на позицию обвинения. Это нравится местным следователям и меня не трогают. А раз не бьют, чего мне бояться? Я прекрасно понимаю, что дорога у нас у всех одна – пуля в затылок и безымянная могила или печь крематория. Так что в отличие от некоторых моих коллег-заговорщиков иллюзий я никаких не питаю.
- А Вы прямо философ, Аркадий Фёдорович.
- Нет, я психолог, врач и немного эзотерик.
- Даже так. Ну, хорошо, вернёмся немного назад. Если я правильно Вас понял, то Вы мне честно расскажете всё, если я не буду пытаться нагрузить Вас официальными терминами следствия. Так?
- Абсолютно.
- Отлично, тогда давайте начнём с более поздних событий. Расскажите про моё отравление.
- Что тут рассказывать… Горовой вёл Вас, чтобы скомпрометировать и посадить на крючок, с которого уже не слезть. Всё получилось, как впрочем, и всегда. Но из Москвы пришла какая-то информация, сильно испугавшая Бориса Алексеевича, и он стал срочно исправлять ситуацию. Мне было приказано ввести Вам инъекцию спецпрепарата, чтобы лишить Вас личной памяти. Другими словами, Вы должны были забыть свою личность, и всё что с ней связано. При этом все жизненные навыки, не связанные с «я» должны были остаться.
- От кого и какую информацию получил Горовой из Москвы?
- От кого понятия не имею. Вы же не думаете, что отдавая приказ, Горовой перечислял свои источники информации. Только идиот мог так поступить, но Вы же не считаете Бориса Алексеевича идиотом. А информация была о том, что Вы не тот за кого себя выдаёте, поэтому Вас было необходимо прояснить по Москве. Иначе Вы бы просто погибли на виду у десятков людей, не вызвав никаких подозрений.
- То есть я был приговорён?
- Конечно.
- А почему же моя личность всё вспомнила?
- Ну, это бы и так произошло рано или поздно, именно поэтому Вы были фактически мертвец. Но вот почему это сработало раньше, не понимаю. Вы когда начали осознавать себя, ещё в больнице?
- Да.
- Молодец! Даже я Вас не смог раскусить.
- Вы, Аркадий Фёдорович, говорили, что всегда всех получалось посадить на крючок.
- Да. Я же говорил Вам, что я не только врач, но и психолог. Мною была разработана простая, но чрезвычайно эффективная схема вербовки, которая ни разу не дала сбоя.… Ну, разве что с Вами… Горовому она чрезвычайно нравилась, и он использовал её постоянно.
- Не скрою, схема действительно придумана крепко. А Вас, Аркадий Фёдорович, как Горовой завербовал?
- Ну, это давняя история. В начале двадцатых после Гражданской я работал в некоем специальном Институте психиатрии и евгеники. Это было закрытое учреждение, где мы пытались создать нового человека.
- Нового человека? Можно подробнее.
- Мы пытались создать нового человека не связанного ограничениями, существующими в любом социальном обществе. Мораль, семья, религия, запреты - всё это рамки, ограничивающие личность в своём развитии. Личность формируется, развивается и стареет постоянно связанная какими-то условностями, которые обязана соблюдать. Таким образом внутренняя энергия человека тратится на поддержание этих самых рамок и условностей вместо того чтобы способствовать её творческому развитию. Чтобы совершить любое самое малое действие, личность обязана, прежде всего, определить, как воспримется это действие в окружающем её мире. Как к этому отнесётся государство с его законами и моралью, как это действие воспримут и оценят окружающие люди.
- Интересно.
- Наш новый человек должен был быть свободен от этих рамок, он не должен был тратить на эти условности свою энергию. Новая личность виделась нам, как не знающий страхов и ненужных переживаний боец Мировой Революции, сметающий на своём пути всю труху патриархальности и застоя, открывая новое светлое будущее для всей планеты Земля.
- А как же этот новый человек обходился бы без морали, без запретов, без элементарных норм поведения в обществе. Это же как? Что хочу, то ворочу. Хочу - убиваю, хочу - ворую, хочу - насилую. И никакой закон мне не помеха, так что ли?
- Вот точно так говорили и те ретрограды, которые по указанию эпигонов Сталина закрыли и наши исследования, и наш институт. Но они были неправы, как и Вы. Вместо навязанной личности старой морали, вместо всяческих запретов и ограничений, новый человек должен был впитать в себя справедливую идею равноправного члена Коммунистического общества. Ему не нужно было никого убивать или насиловать. Новый человек должен был стать настолько далёк от этих звериных инстинктов, что сама мысль о том, чтобы причинить вред своему собрату, была бы кощунственной. Единственная проблема состояла в том, что этот новый человек воцарился бы на Земле только после полной победы Мировой Революции в Мировом Коммунистическом Обществе. А это была далёкая перспектива. Сталинские эпигоны решили, что все наши исследования это ненужная и даже вредная затея. Ведь идея Перманентной Революции к тому времени была задвинута на задний план, а в Партии возобладали вражеские идеи построения Социализма в отдельно взятой стране.
- А что же Четвёртая Пролетарская Революция? Ведь Сталина свергли, к власти пришли настоящие ленинцы-троцкисты. А доктрина Перманентной Революции вновь стала основополагающей для Партии большевиков.
- В этом для меня кроется необъяснимая загадка. Почему Троцкий так поступил, я не понимаю. Ведь изначально ещё при Ленине, а затем и при Сталине Лев Давидович курировал наш институт. Наши работы очень интересовали его. А придя к власти, он наложил на эту тему табу. Собственно Горовой и встал на этот путь предательства после отказа Троцкого. Борис Алексеевич посчитал троцкистов предателями и отказался от их продажных идей. Это не мои это его слова. Он говорил, что идеи Мировой Революции и Коммунизма в речах троцкистов напоминают ему зажравшихся бюрократов-перерожденцев при Сталине, твердивших о равноправии рабочих и крестьян.
- Вы поэтому решили взять в союзники Сталина?
- Сталина? Мы? С чего Вы взяли. То, что пишут в допросах ваши следователи это дань новому политическому курсу - видеть во всех несогласных врагов-сталинистов.
- Но вы же сами превратились в перерожденцев. Создали в Восточной Сибири своё удельное княжество, где предавались пороку и разврату. Разве это не один из грехов Сталина?
- Сталин виноват в первую очередь тем, что предал Мировую Революцию и дал возможность прийти к власти бюрократическому аппарату, который окончательно похоронил завоевания Октября. Сталин возглавил эту чуждую Революции прослойку общества, за что и поплатился. Нет! Со Сталиным нам было не по пути, хотя военные возможно и рассчитывали на него как на возможного союзника или даже вождя.
- Аркадий Фёдорович, я всё же не понимаю одного, как вы - ненавидящие бюрократию большевики сами стали перерожденцами да такими, что переплюнули всех? Проясните это противоречие.
- Когда вокруг предательство и глухая стена неприятия, когда те, кому верили, уподобляются вчерашнему врагу, что остаётся делать? Считайте это своеобразной формой протеста. Да к тому же отличным способом вербовки и сплочения, так называемых заговорщиков.
- Хорошо, вернёмся к институту. Так как Вас завербовал Горовой?
- Вспомнили всё же. Вас не так-то просто запутать. Ну да ладно. Завербовал - слово не совсем правильное, скорее сделал своим приближённым, взял под свою опеку. Ведь когда в двадцать пятом закрыли институт, нужно было как-то жить. Тут Горовой и оказался рядом. Его тогда отправили руководить строительством нового завода в Подмосковье. Вот они меня с Купцовым и забрали с собой. Так я на строительстве до Четвёртой Пролетарской Революции и просидел. Это уже потом когда троцкисты власть взяли, я назад в медицину вернулся.
- Постойте-постойте, а кто такой Купцов?
- Купцов? Михаил Сергеевич Купцов был секретарём партбюро в институте, затем руководил первичкой на строительстве. Они раньше вообще с Горовым постоянно рядом были. Это уже после двадцать седьмого их пути разошлись. Горовой пошёл по партийной линии, а Михаил Сергеевич, наоборот, на административно-хозяйственную работу перешёл. Довольно успешно продвигался и достиг значительных высот. Да Вы, наверняка, этого Купцова знаете, он сейчас большим человеком стал, как-никак секретарь Центрального Исполнительного Комитета СССР, кандидат в члены Политбюро. Только что это я Купцов, да Купцов. Это он раньше Купцовым был, а сейчас поменял фамилию, взял свой партийный псевдоним – Огневой. Так что теперь он Михаил Сергеевич Огневой.
Синцова словно током ударило. Эту фамилию он сегодня слышал неоднократно, именно этот человек был и в Иркутске, и в Минске. Именно он как никто другой подходил на роль московского куратора заговора. Но почему его не проверили? Или нет, его должны были проверить. Тогда почему не смогли идентифицировать как куратора? Неужели он не рептилоид?
Решив, что пора закачивать с Эйдельманом, Синцов задал последний вопрос:
- Ну и напоследок, Аркадий Фёдорович, почему Горовой так цеплялся за этот институт? Ведь его партийная карьера после двадцать седьмого года весьма успешна. Всё-таки первый секретарь крайкома Партии, можно сказать хозяин всей Восточной Сибири. А из-за обычного института аж в заговорщики полез. Как-то не складывается у меня этот ребус.
- Ваша правда, гражданин начальник, не всё я сказал, каюсь. Мы ведь не только нового человека в институте планировали. Мы вплотную занимались созданием сверхчеловека. Нет не для Мировой Революции, для избранных и этими избранными были, как Вы понимаете, товарищи Горовой и Купцов. Да они из кожи лезли вон после закрытия института в двадцать пятом. Ушли в левую оппозицию и делали всё, чтобы приблизить государственный переворот. Я не совру, если скажу, что Четвёртая Пролетарская Революция во многом обязана именно этим личностям. Горовой даже рисковал своей жизнью, спасая Троцкого в двадцать шестом. Лев Давидович был так ему признателен за это, считая верным троцкистом. А на самом деле всё было намного проще - Горовому нужен был институт.
- А что просто так нельзя стать сверхчеловеком и что это вообще такое?
- Сверхчеловек - это личность, обладающая до предела развитыми качествами, которые в обычном человеке развиты лишь до безопасного функционирования в обществе. Наверное, Вы слышали, что в экстремальных ситуациях человек способен совершать необъяснимые поступки. Например, перепрыгнуть двухметровый забор, ходить по раскалённым углям или противостоять колюще-режущим предметам без ущерба для здоровья. А ещё есть чтение мыслей, управление людьми, внушение, левитация, магия и ещё много другого. Вот такие способности мы и собирались развить в избранных людях. Так что без института тут никуда…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Это был отрывок из книги "Термидор Андрея Кузнецова"
Книгу можно приобрести тут .
Продолжение следует...О самой книге можно более подробно почитать здесь