У меня есть очень хороший знакомый, Илья Юдович. Он аниматор, то есть мультипликатор. И он вот уже десять лет снимает полнометражный пластилиновый фильм «Сердце моё» по рассказу Уильяма Сарояна «Лето белого коня».
Я несколько раз бывал у него на съёмочной площадке в «Цехе анимации», мне даже повезло поучаствовать в съёмках: слепить парочку пирамидальных тополей. И вот решил взять у него интервью, потому что то, что делает Илья, кажется мне очень важным. Надеюсь, что когда «Сердце» будет закончено, фильм соберёт множество наград, а главное — его полюбят люди.
В конце рассказа Ильи я прикрепил ролик с фрагментами из мультфильма, можете сами убедиться, насколько это мастерская работа. А пока — ему слово: как он стал мультипликатором и почему фильм снимается так долго.
«Вообще, я никогда не думал, что буду заниматься анимацией. В детстве даже мысли такой не было, хотя мультфильмы любил. Только рисованные, не пластилиновые, конечно, — как все нормальные дети: «Ну, погоди!», «Бюро находок». Но был такой якорный момент: тётя моей мамы работала в Театре кукол Образцова, с самого основания. Я из Златоуста, и каждое лето приезжал к бабушке в Москву. Когда мне было двенадцать лет, эта тётя, сестра моего деда, подогнала мне пачку проходок на все спектакли — и я на все сходил. А однажды попал за кулисы и увидел длинные коридоры с вешалками для персонажей: персонажи были одинаковыми, но в разных костюмах. Я тогда понял, что куклу для разных сцен не переодевают, на самом деле это другая кукла. А куклы были очень сложные, которых водят четыре человека: кто-то пальчиками занимается, кто-то другим. Магия, конечно.
В школе у меня был физмат-класс, потом я пошёл учиться в университет на инженера радиолокационных станций. Не думал об этом, как о будущей профессии, просто не хотел идти в армию. Я всё это понимал, врубался, у меня получалось сдавать сессии. Жил в системе и не думал о том, что будет дальше, не осознавал свою жизнь, просто подчинялся разным процессам, ритмам.
А потом случилось два катализатора. Лет в двадцать я прочитал «Компромисс» Довлатова, и он меня зацепил. Вторым было вот что. Мы хотели с друзьями попасть в Питер, и тут подвернулся случай: нас туда пригласили на еврейский религиозный семинар. Оплачивали дорогу, а мы были обязаны пробыть там семь дней, слушать лекции о религии. Там я спросил раввина: «Вы говорите, что мир существует буквально 5762 года, а радиоуглеродный анализ показывает, что динозаврам 200 миллионов лет. Как же так?» Он сказал: «На этот вопрос есть два ответа. Один — бог изначально создал землю старой, а зачем, это уже другой вопрос. Второй — во времена Содома и Гоморры время шло по-другому, и возможно, что динозавры — это жители Содома». Я представил себе динозавров-содомитов и сбежал с семинара. Совершил сознательный поступок.
После этого я понял, что вообще хочу совершать сознательные поступки и делать только то, что мне нравится. Бросил универ. Начал рисовать. Стал делать с друзьями театральные и музыкальные проекты. Мы арендовали в Челябинске хранилище Госфильмофонда, которое тогда никому вообще было не нужно — маленький такой, но классный сарайчик, забытый всеми особнячок XIX века. 100 рублей платили за аренду, еще 100 —киномеханику, чтобы она оставалась после рабочего дня. Устраивали театральные перформансы, варили манную кашу (это у нас был порридж-брейк), смотрели с пленки классику: Бунюэля, Феллини. Это была бомба. Челябинск — не Москва, тем более в 2003 году. Это еще эпоха до интернета, там вообще ничего не было. То есть там всё было — но не было ничего. А мы решили вакуум как-то заполнять.
Тогда же я познакомился с Вовой Вишняковым, с которым работаю и сейчас. Он делал классные маленькие перекладочные фильмы и очень этим заражал. Я попробовал, и так всё это и покатилось.
Я решил, что мне надо учиться, и уехал в Питер: поступил на отделение зрелищных искусств Смольного института свободных искусств и наук. Там были очень хорошие преподаватели: русскую литературу вел Фёдор Двинятин, например, а зарубежную — Андрей Аствацатуров; Маша Годованная и Евгений Юфит вели кинопроизводство и всё, что с этим связано. К концу учёбы параллельно устроился на работу в Москве — арт-директором в BBDO: 4 дня работал там, 3 — доучивался в Питере, несколько ночей в неделю ночевал в поездах. Дипломом моим был короткометражный анимационный фильм про прощание с близким человеком.
Затем я переехал в Москву и начал снимать свой фильм. Пошёл преподавать в колледж аудиовизуальных технологий на «Речном вокзале»: там учат киносотрудников второго состава — осветителей, монтажёров, операторов и так далее. Ушёл с большой зарплаты на маленькую, но за то, что мне дали студию с оборудованием и беспрепятственный к этому доступ. Так мы стартовали.
Я захотел экранизировать этот рассказ Сарояна, потому что в нём сошлось несколько, скажем так, мифологических вещей, которые для меня важны. Он про мечту, про то, что надо быть сумасшедшим, чтобы её украсть, её воплотить, про ценность прямого человеческого взаимодействия, про прощение. И про потерянную родину: в буквальном смысле и в метафизическом — про потерю того, куда человек не может вернуться, у каждого такое есть. У Сарояна важна интонация: не пафосная, немножко грустная, немножко волшебная, очень правильный баланс смешного и печального, и еще карнавальная фактура — недоговорки, иносказания.
Пластилиновым я решил делать фильм потому, что меня очень цепляет скульптура. Объём чувствую лучше, чем картинку; сам многое леплю, придумаю пространство. И это кинематографический мир: можно работать оптикой, делать сложный свет, как в настоящем кино, и монтаж такой же. Анимация — крутое искусство, которое комбинирует всё вместе: живопись, скульптуру, музыку, кино, литературу. Это суперсинтез. Ещё одна из её фишек — всё помещается на столе, но это же и одна из её засад. Потому что самый дорогой ресурс в анимации — время; всё делается очень медленно.
В среднем минута фильма снимается при нормальном темпе 3–4 месяца. Но сложность кадра зависит от многих факторов: сколько в нём героев, двигается ли камера или статична, общий план или крупный. Если снимать героя по пояс, то это легче, чем если видны его ноги и он ходит. Нормальный темп — это работа без провисов, без перерывов. Но они неизбежны: половину времени мы зарабатываем в других местах. И я плачу зарплату своей команде — аниматорам, операторам, художникам — со своих зарплат: зарабатываю на моушн-графике. Да и я сам на фильме не только режиссёр, но и художник-постановщик. Ещё нам много помогают волонтеры. Такая экономика.
Сложно сказать, сколько всего мы потратили, где-то больше двух миллионов рублей на нынешние цены. 10 тысяч долларов мы заплатили только за авторские права. Еще 10-12 тысяч — оборудование и так далее. Все остальное — разного рода издержки, зарплата. И это, естественно, не рыночная цена: это чтобы человек, который работает на энтузиазме, не загнулся.
Год назад нам оставалось снять последнюю сцену в четыре минуты, но мы решили переснять начало и чуть увеличили хронометраж, так что теперь осталось минут восемь. Тогда самая сложная одиссея с мультипликатом, съёмочным материалом, будет закончена. Но ещё останется потспродакшн и озвучание.
А там тоже все непросто: я хочу записывать звук в Армении, потому что из Америки, как у Сарояна, перенёс место действия туда. И герои у меня говорят на западноармянском языке, так что мне нужно будет еще найти их носителей, потому что в самой Армении говорят на восточноармянском. Есть маленькие регионы у границ, есть места в Грузии, где говорят на западноармянском, есть армянские беженцы из Сирии. Вот это самый сложный и супержёсткий момент (не говоря о том, как теперь попасть туда, куда мне нужно): сложно записывать язык, который не знаешь; есть большой риск, что получится лажа. И мне нужно найти не только двух взрослых, но и двух мальчиков, главных героев. У меня в мультфильме очень детальный мир, это в принципе пластилиновая документалистика — многие армяне, например, мне говорили, когда видели в рабочих фрагментах созданный нами городской двор: о, да я же вырос в этом дворе! И мне важно, чтобы им ничего не показалось странным, когда персонажи заговорят.
Когда я всё начинал, то думал, что сниму все за год, а потом сниму что-нибудь ещё. Вышло так, что съёмки растянулись на столько лет. Но я думаю, что всё случилось правильно. Мы за это время сделали отличную школу: «Цех анимации». Это очень живое место, точка исследования, точка интереса, к нам приходят талантливые люди, и мы им не просто помогаем, у нас с ними классный возникает диалог. Денег, конечно, это не приносит — но не необязательно же работать только на деньгах.
А кино, надеюсь, получится классным. Не знаю, какова будет его прокатная судьба, но оно точно не для хайпа в инстаграме. Сароян ведь тоже не топ-хит. Зато это такая литература, которая выдерживает длинные дистанции. Она про добро, сочувствие, внимание к близкому. Про то, что частное в твоей жизни важнее, чем глобальные вещи, — а об этом всегда важно напоминать».
_____________________
В этом ролике можно увидеть не только фрагменты из «Сердца», но и то, как его снимают. А если вы хотите поддержать работу Ильи и его команды, можно написать им в группу фильма на фейсбуке.
______________________
В следующих выпусках «Вечернего Лошманова» — новые истории про людей, еду и путешествия. Пока же можно почитать про то, почему в Коньяке делают коньяк, или про то, как приготовить отличное армянское блюдо: тжвжик. Подписывайтесь!
