Перед 22 июня стояли лагерем с поисковиками в Смоленской области. Тепло. Местами солнце, местами дождь.
***
Благословляю дождь,
И эти пузыри,
Пророчащие долгое ненастье,
И хрупкое, коротенькое счастье,
Которое ты жизнью назовёшь
В преддверии таинственной зари…
Благословляю дождь… И солнце и тепло,
И эти травы, пахнущие сладко.
Загадка жизнь. И смерть… почти загадка,
И всё Любовь вмещает под крыло.
Прекрасная Вазуза, как в древности, в первозданности. Огромные пространства зеркальной воды, отражающей полосу кудрявых облаков на серо-розовом небе. Выпи сидят на топляке.
Берега с разнотравьем кругло лежат на водяной глади, их зелень — от нежно-изумрудного до почти чёрного оттенка. Разнообразие растительности – то стройные ряды тонких берёзок, то деревья с круглыми кронами, создающие удивительное впечатление дикости, нетронутости. То густые до черноты леса, где живут лоси. (Видели одного, когда мчались на моторке).
Таинственные протоки с листьями кувшинок на воде, камышами. Красота, тишь, покой. Не сказать словами. Не поверить, что лет 60 назад, во время войны, не было здесь никакого водохранилища, а были речушки, да деревушки, которые, порой, за одни сутки по три раза переходили от наших во вражеские немецкие руки.
Колокольня
В деревне Колокольня, говорят, зимой 1942 года появилось большое немецкое кладбище, встали рядами берёзовые кресты. А наших солдат никто и не хоронил, местные жители – бабы, да девки, да ребятня, кто выжил, выбрались в марте из землянок, и где попало рыли ямки, сталкивали туда солдатиков без счёта.
Женя, колокольненский житель рассказал, что его деревня раньше называлась Миколаевкой, а после того, как колокольня, что стояла на берегу реки, ушла вдруг в одну ночь под землю, стали звать ту деревню Колокольнёй. Было это около века назад. Женя показал нам и широкую, глубокую воронку на берегу, оставшуюся над исчезнувшей колокольней, поросшую травой и кустарником. Он же и указал, где по рассказам его отца, было немецкое воинское захоронение. Однако поисковикам ничего там обнаружить не удалось.
Ходили по деревням. Заброшенность. Жилых дворов мало. Но местами есть кое-какое строительство, какие-то дачники. Однако, местные жители рассказывают, что зимой по ночам, когда дома пустуют, приезжают люди на внедорожниках, срезают замки, грабят, жгут постройки. А центр деревни Дубино, якобы, купил ГАЗПРОМ, выселив жителей в новые дома.
В Ярыгино
Разыскиваем деревушку Ярыгино, в ней — Юлию Ивановну Иванову, свидетельницу событий военных лет. Избушка, печь большая. Румяная синеглазая бабушка (как из мультфильма) обедает на кухне, кушает похлёбку. Здороваемся, расспрашиваем. Отставляет эмалированную миску, начинает рассказывать.
«Фронт у нас стоял 7 месяцев с 10 августа. В нашей деревне Гуртово на горе по реке был льнозавод. Немцы, змеи нямые, разбомбили его. Нас выгнали в Кукино, а потом два месяца продержали. Мы думали: куды повезут — в плен увозили. Повезли в Новодудино. Расстреливали много. Когда наши освободили – мы подались на родину. Тряпочки – больше ничего у нас не было.
Бежим как-то под бомбёжкой по полю, говорим: убьют, так всех. Никого не ранило, а тётку убило. Домой пришли – всё сожжено.
Прятались неделю в блиндаже. За Гуртово ходили с мамушкой рожь молотить. Там меня снарядом оглушило. Потом немцы чуть не застрелили, думали, партизанка.
На блиндаже – сено, солдатик подошёл, к нам попросился – у него ни одной пули не осталось. Слова сказать не успели, сзади выстрелили, потекла кровь из рукава. Упал.
Немцы выгнали нас из блиндажа. Поле кругом – ни пить, ни есть не найти. Пошли в Колокольню, немцы не пропустили. Нам сказали – идите в Ворогушино, там немцы хорошие, пропускают. Прошли.
С двоюродным братом нарвали железа с разрушенного льнозавода – ничего ведь не было – построили шалаш. Как ветер ночью поднялся, крышу с нашего шалаша сорвал, дождь льёт, а нас три сестры и мамушка – холодно, лежим, жмёмся друг к другу. Наутро высушились. Потом бунку построили. А потом нашли колесо, собирали, что разрушено, возили на колесе, состроили изобку.
Ели хрен, крапиву, тимофеевку. На себе плуг таскали, ходили босиком в Сычёвку.
Когда освободили – собирали кругом мёртвых солдат, хоронили на своих огородах. Выкопаем ямку, за шинель стянем. Не приведи, Господи, слышать об этом, не только видеть.
Немцев убитых ни одного не видела – всё наши. Ведь когда немцы пришли, у наших ничего не было, а у их, у сволочей, усё было.
После войны все уцелевшие вернулись на родину, стали жить в землянках. Был у нас колхоз «Большой путь»: собрались из деревень — из Ворогушино, Ходыкино, Черняково, снова образовали колхоз. Дали нам две лошадки, две коровки…»
Колоколенка
На горе, на горушке стоит колоколенка,
А с нее по полюшку лупит пулемет,
И лежит на полюшке сапогами к солнышку
С растакой-то матерью наш геройский взвод.
Мы землицу хапаем скрюченными пальцами.
Пули как воробушки плещутся в пыли…
Дмитрия Горохова да сержанта Мохова
Эти вот воробушки взяли да нашли.
Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько,
Чтоб я принял смертушку за честной народ,
Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой
Растакой, разэтакий этот сукин кот.
Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал,
За сапог засовывал старенький наган.
«Славу» третей степени да медаль отважную
С левой клал сторонушки глубоко в карман.
Мне сухарик подали, мне чинарик бросили,
Мне старшой Крупенников фляжку опростал.
Я ее испробовал, вспомнил маму родную
И по полю-полюшку быстро побежал.
А на колоколенке сукин кот занервничал,
Стал меня выцеливать, чтоб наверняка.
Да видать, сориночка, малая песчиночка
В глаз попала лютому, дернулась рука.
Я винтовку выронил, да упал за камушек,
Чтоб подумал вражина, будто зацепил.
Да он, видать, был стреляный — сразу не поверил мне
И по камню-камушку длинно засадил.
Да, видно, не судьба была пули мне отпробовать…
Сам старшой Крупенников встал как на парад.
Сразу с колоколенки, весело чирикая,
В грудь слетели пташечки, бросили назад.
Горочки-пригорочки, башни-колоколенки…
Что кому достанется, чей теперь черед?
Рана незажитая, память неубитая,
Солнышко, да полюшко, да геройский взвод.
Автор песни — Сергеев Л. А.
В Смоленске
Смоленск тихий, ветшающий город. С почти исчезнувшим коренным населением. Люди приветливые, не ленятся подробно ответить на вопрос, как пройти. Много симпатичных девушек. Пьяных и бомжей не видели, лишь несколько нищенок у Успенского собора. Успенский собор в стиле рококо, с цветом стен цвета бледной морской волны. Возвышается над городом многочисленными куполами. В соборе – реставрация, обильной новой позолотой сияют ризы на иконах. Приложились к Смоленской иконе и Распятию.
В старой части города долгий ряд дворянских и купеческих домов, присутственных зданий, магазины, храмы, парки. Вдоль тянется длинная красная крепостная стена. За ней – холмистый луг с берёзками, где гуляют горожане.
Пока объезжали на машине высокую соборную гору, поднимаясь и опускаясь по ней несколько раз, всё дивились роскоши 2-3х этажных новых особняков. Они стоят по всей горе вперемешку со старыми домиками обычных смолян. Здесь и глухие каменные заборы с золотыми вензелями, и лёгкие сквозные штакетники, за которыми аккуратные огородики, цветы, жасмин, сирень. Ехать тяжело не столько из-за склонов и поворотов, сколько из-за рытвин – дорога ужасная. Во всех углах – мусорные кучи: сползают со склонов и гнездятся среди кустов (нигде в Смоленское, кажется, такое больше не наблюдается).
Нам показалось, что в городе одни обувные магазины и «Ритуальные услуги»-проехали мимо 7 или 9 таких вывесок, а может, больше.
С Заднепровской стороны красивый вид на старый город. Здесь – вокзалы, завод какой-то дымит, храмы, обилие зелени. Во дворах микрорайонов тоже невозможные дороги, но чисто и уютно.
Производства «Смоленский лён» и «Смоленский трикотаж» года два, как прекратили существование. В маленьком магазинчике белорусского льна с названием «Русский лён» купила комплект постельного белья из оставшихся смоленских запасов.
Побывали в музее льна, всматривались в рукоделия и старинные фотографии. Безвозвратное.
На колхозной площади находится рынок, довольно изобильный в, основном, с русской и белорусской продукцией. Я купила отличную натуральную сметану, сыры, клубнику, вишню, помидоры, рыбу – всё вдвое дешевле, чем у нас.
Ездили неподалёку в музей-усадьбу Талашкино, принадлежавшую меценатке княгине Тенишевой. На её территории находится храм необычной архитектуры, с мозаичным Спасом во весь фасад. Одним из зодчих был художник Врубель. Есть там чудесный теремок, как из русских сказок. Гуляли там вечером в тишине, среди природы и птичьего пения.
фото автора
Ночевали в машине у старинного храма. Мешали спать комары и зарницы. Город спал. Утром моросил дождик, вскоре прекратился, и обратный путь был бессолнечным, но сухим.