А на небе очень много звезд. Ближе всех светились солидные, а за ними перемигивались, прятались одна за другую звездочки. И не было им ни конца, ни края.
- Может, и наша, милый мой защитник, звездочка там есть?
- Может, и есть, а может, и нет, - глядя на них, проговорил я.
- Лейтенант, ты так и не скажешь, о чем вы с мамой говорили?
- Так и не скажу.
- Ты настоящий мужчина и воин. Характер твой железный и ты можешь хранить тайны. И я прошу загадать вместе со мной звездочку вон ту, рядом с большой звездочкой «ковша».
И мы снова поцеловались.
- А ты хоть когда-нибудь целовался с девочками?
- Нет, не целовался. Некогда было этим заниматься. Да и некого было целовать. Я же никогда никого не любил, так же, как и меня.
- И я тоже не целовалась.
И мы опять поцеловались.
- Света, ты видишь на небе за звездами бледно-белую ленту?
Она поглядела и сказала:
- Да, милый, вижу.
- Это Млечный путь. О звездах ты что-нибудь знаешь?
- Нет, милый, ничего не знаю. А что о них надо знать нам, землянам? Они же на небе и пусть себе перемаргиваются там.
- А я вот слушал лекцию о Вселенной, окружающей нас. И узнал, что звезды, кажущиеся нам очень маленькими, на самом деле огромные, даже больше солнца.
- Ну уж не скажи, больше нашего прекрасного солнышка нет ни одной планеты, - с уверенностью проговорила она.
- Звезды есть и очень большие и очень маленькие, яркие и тусклые. А вот по цвету голубые, белые, желтые, оранжевые и красные. Ты представляешь, есть такие огромные звезды, что внутри их может разместиться вся Солнечная система вместе с нашей Землей. Солнце, как ни странно, это звезда желтого цвета очень скромных размеров. Но светить эта звезда будет дольше голубых звезд. А о Млечном пути ты что-нибудь знаешь? - спросил я.
- Милый, откуда мне знать?! Я вот тебя-то и то не знаю. Знаю, что ты алтайский медвежатник.
- А вот и не знаешь. Я Красноярский и не медвежатник, а обыкновенный сибирский охотник.
- Ну, ладно, - погладив меня по голове, как учительница первоклассника, решившего трудную задачу. - Давай, рассказывай о «молочном пути», - говорит она.
- Да, о белой ленте. Эта лента называется Млечным путем, потому что она показывает путь по небу с севера на юг. По этому пути летят птицы с юга на север и наоборот. И держат ориентир корабли дальнего плавания. Эту полосу можно видеть в безоблачную ночь.
Состоит она из множества звезд, очень далеких и неразличимых. По древнегреческому мифу Млечный путь образовался так: Геракл, сын бога Зевса, был рожден смертной женой Алкменой. Бог Зевс приказал поднести новорожденного к груди спящей богини Геры. Ее молоко сделало бы Геракла бессмертным. Но она оттолкнула младенца. Так он остался смертным, а молоко брызнуло из груди смертной богини и навеки оставило на небе свой след. Млечный путь - это часть нашей Галактики, которая окружает нас. Она спиральная.
- Лейтенант, ты случайно не инопланетянин? Ты не с другой Галактики? - загадочно спросила она.
- Нет, милая моя девочка, там обитают бессмертные жители, а я смертный, вот потрогай меня. Я ведь не ледяной? - спросил я.
Она пощупала мой лоб и проговорила как медичка:
- Больной, у вас голова горячая, вам нужен покой.
Я прижал ее еще крепче, поцеловал, как мог, а она поцеловала меня так нежно, я бы сказал, деликатно, что у меня, у грубого сибирского охотника, проявилось чувство жалостливых эмоций. Она своими милыми горячими губами промокнула мои навернувшиеся капли слез, крепко-крепко прижалась ко мне всем своим существом со словами жалости:
- Милый, любимый мой медвежатник.
И сама тоже всплакнула.
А потом я вспомнил, как в ее отсутствие ушел на концерт в честь женского праздника. И она, придя в госпиталь, стала меня искать, дурака безмозглого. А когда мы встретились, то она с негодованием, задыхаясь, набросилась на меня.
- Ты провожал модистку? И ты танцевал с нею? - с еще большем негодованием восторжествовала она. - Танцевал! Танцевать-то ты не умеешь, несчастный. Ты целовался с ней?
А я тоже, гусь хороший, нет, чтобы честно все рассказать и покаяться, стал ее дразнить. Она спрашивает:
- Сколько?
- Что, сколько?
- Сколько раз ты с ней целовался?
- Ну, сколько... - начал я.
- А потом?
- Чего потом?
- Что было потом? Не ври!
- А потом? Потом я вспомнил, что ужин пропадает, и рванул в госпиталь.
Она выпустила мою руку и жалко пролепетала, всхлипывая:
- Ты правда не целовался?
Я утер ей нос косынкой и ее милые открытые голубые, полные слез глаза, проговорил:
- Ну, ей-богу, милая, да я как полюбил тебя, не стал замечать вокруг себя девушек, все они для меня - ничто!
- Милый, в самом деле ты такой? Я ведь чуть не умерла, когда мне сказали, что ты к женщинам на праздник ушел.
Я утянул ее в раздевалку и там за одеждой крепко-крепко обнял ее тоненькое хрупкое тело, как мне показалось, и целовал, целовал ее сладкие розовые лепестки. Она все плотнее прижималась ко мне, начала дрожать мелко-мелко.
- Неужели и все, неужели ты сегодня уедешь?
- Не надо плакать, милая.
Она встрепенулась и поглядела на меня потрясенными глазами. Дрожь все колотила ее, лицо сделалось решительно:
- Милый, не откажи мне. Я поставлю тебе температуру... Ну, неожиданно поднялась...
Я встряхнул ее за худенькие девичьи плечи.
- Ты с ума сошла? Тебя за это с работы прогонят, из института выгонят, - рассердившись, сказал я.
- Ну и пусть прогоняют. Хочу с тобой побыть еще денек.
- Милая, любимая ты моя, опомнись!
Меня озноб колотит. Я ведь и не знал, что она меня так любит. И за что только? Ничем я не заслужил такой большой любви. И чтобы не опозорить девушку, медсестру, не потерять такую большую любовь, я отказался от предложения Светы. Я никогда не испытывал такого высокого чувства привязанности, симпатии к этой милой медичке. Я никогда не любил девочек, а тем более никто не любил меня, беспризорника. Распрощавшись, расплакавшись, мы расстались.
Она была убеждена в том, что меня больше никогда не увидит. И слишком печалилась и бедовала. Ведь она искренне любила меня. Но я знал ее мамы интерес. И из «пересылки» решил пикернуть к этому дому. Не раздумывая, поднялся на знакомое мне с расколотой ступенькой крыльцо, постучал в дверь. За дверью услышал голос:
- Да-да, войдите.
Я вошел. Она молча бросилась с распростертыми руками, обхватила меня. И мы замерли в поцелуе.
Мы долго ворковали, как голубки на наличнике окна, целовались уже взасос, как говорила она. Затем она, оставив меня, открыла форточку, заложила двери на крючок, разула меня, сняла с меня верхнюю одежду, скинула с себя ситцевый халатик, порхнула за шторку спальни. Я унюхал пары дамского одеколона и шепот Светы:
- Лейтенант, ну что ты стоишь, как часовой на посту?! Залазь, милый, в Ноев ковчег!
Я закрыл глаза и полез, как медведь в берлогу. Но зацепив шторку головой с зажмуренными глазами, запутался в шторке. Она угадала мои мысли о берлоге, громко захохотав, проговорила:
- Миленький мой медвежонок, не изорви занавеску, другую теперь и не купишь.
- Ладно, не расстраивайся сильно, я приволоку палатку.
Мы целовались, целовались, играли, играли. И доигрались до того, что сотворили то, что и Адам с Евой. Короче говоря, мы согрешили, как и они.
- Света, вот сейчас я могу сказать то, о чем мы говорили с твоей умной мамой. Вот ее слова: «Лейтенант, я мать. И дочь - это единственное, что осталось у меня. Мой муж, Светин отец, нас бросил. Он доктор медицины. Сошелся с какой-то (она еще не знала, что ее мужа как врага народа расстреляли). Будьте умницей, поберегите ее. Душонка у нее - распашонка. Она все отдаст. А отдавать-то девушке, вы сами знаете...».
А дальше мама говорила, чтобы мы больше не встречались, пока не поздно.
Я собрался уходить. Ты же знаешь мой характер, характер психа. А она с навернувшимися слезами в уголках глаз сказала: «Не уходите. Вы сделаете ей больно. А боли и горя - этого добра и так хоть отбавляй».
Мама нежно погладила меня по плечу и я чуть не заревел. «Дети вы мои, дети, - грустно сказала мама. - Разговор наш вы можете забыть. Может, я и не права. Может, устала от горя и нужды, оскудоумела. Все может быть. Простите меня ради Бога...».
- Что вы! За что? Не переживайте, все будет в норме. Так в интернате у нас говорили, - говорил я.
И тут врываешься в избу ты, моя радость, моя жизнь, моя любовь. Вот твои слова:
- Вы что? Что у вас произошло, мама?
- Да ничего особенного, - сказала мама.
Вот и все, моя милая, любимая, все, что сказала мама.
- Тебе мама говорила, что если ты уйдешь, то сделаешь ей, то есть мне больно но ты не ушел, а все равно сделал больно.
И, обняв меня, мешая мне одеться, целовала и громко хохотала.
- Мой милый лейтенант, я добилась того, чего хотела. Ведь идет проклятая война, ты уйдешь на бойню и я тебя, моя любовь, больше, кроме сна, не увижу. Так пусть останется память о тебе, мой милый, мой любимый медвежатник из Сибири, память, которую ты оставишь во мне. Вот послушай.
Она притянула мою голову к себе, прислонила мое ухо к своему горячему животу, который я расцеловал многократно.
- Любимая, если меня сохранит Бог, то я вас непременно разыщу и встречу.
Она мои слова, конечно, не совсем поняла, кого я найду и встречу? Или ее с мамой, или ее с мамой и с тем, кого заложил в ней?
Мама пришла, когда мы сидели за столом и распивали чай, заваренный какой-то ароматной травой. Я ушел, расцеловав на прощанье Свету и маму, и произнес: - Ждите меня, я вернусь!
В боях с фашистами был еще дважды ранен. После лечения приехал в Краснодар, отыскал дом Светы. Но он был брошен, его окна заколочены досками. Соседи мне рассказали, что мать с дочкой как семью врага народа, расстрелянного в период войны, выслали в казахстанские кишлаки.
Я навестил республиканское управление госбезопасности, но там мне толком ничего путного и не объяснили. Сказали, что связь с родственниками врага народа запрещена.
Я обратился в Москве к маршалу, трижды Герою СССР Г. К. Жукову. Ему в управлении госбезопасности сказали то же самое. Я Георгию Константиновичу Жукову сказал:
- Когда мы будем проходить через Болгарию к Берлину, то я, как фронтовой разведчик, разыщу болгарскую прорицательницу Вангу. От нее я узнаю, где моя любовь и что будет с нами после Победы над фашистами.
Жуков Г.К. сказал мне:
- Ну, добро, лейтенант, я надеюсь на разведку нашей героической Красной Армии.
И когда наша дивизия проходила через Болгарию, мои разведчики отыскали прорицательницу Вангу. Она выглядела красавицей, но была незрячей, слепой и жила с сестрой Любке. Два ее брата вели борьбу с фашистами в партизанском отряде в Югославии. На мою просьбу о судьбе Светы и ее мамы Ванга сказала:
- А скажи, добрый человек, кто твои страдальцы?
И я описал и Свету, и ее отца, и маму. И вкратце - о себе.
Ванга взяла мою ладонь, пощупала сетку морщин и говорит:
- Отец твоей любимой девушки расстрелян.
Я даже соскочил со стула от удивления. Это же истина.
Ванга усадила меня на место и сказала:
- Твоя девочка с мамой у пастухов среди овечьих отар. Но они больны, по-видимому, малярией.
В избу вошли мои ребята и спросили:
- Не подать ли обед?
Я вышел из избы и попросил ребят занести в избу все, что у нас в машине. Пообедав с нами и своей племянницей Стояновой, Ванга охотнее стала разговаривать.
- Я всех боюсь. Боялась фашистов, они меня считали шпионкой от России. Я так лестно говорила о России и притом у меня была родственница у вас, чемпионка, тренер национальной олимпийской сборной Нешка Робева, офицер МВД. А после войны и коммунисты посчитали меня шпионкой, производили обыск в моем доме. Но ничего не нашли, а нашли советский транзистор «Сокол». И если бы не мой покровитель генеральный секретарь ЦК компартии Болгарии Тодор Живков, меня расстреляли бы.
Я спросил Вангу, когда наши войска подходили к Берлину: а как же после Победы? В Победе Красной Армии мы не сомневались, а были убеждены. И Ванга тогда пророчила:
- Гитлер сгорит, а его банду повесят. Я вот без глаз, а вижу, как они болтаются с петлями на шеях. Георгий Жуков будет главным командиром Красной Армии. А Иосиф Сталин, боясь четырежды Героя СССР, снимет его с должности. Когда умрет великий мировой стратег Сталин, его заменит генсек ЦК партии, такой лысый, как я его вижу сейчас. Припомнив какую-то обиду, нанесенную Сталиным, он уберет Сталина от Ленина. Ведь это кощунство, большой грех. И его за это Бог накажет.
И, как мы знаем, Бог наказал. Его с поста генсека столкнул Л. Брежнев. А я, убедившись в пророчестве Ванги, отправился в путешествие по степям Казахстана. Эти степи нисколько не похожи на наши сибирские и забайкальские сенокосные степи. На них не растут, как в этих степях, верблюжьи колючки. В казахских степях, кроме редких оазисов, нет воды.
Я пространствовал целый месяц. Заболел малярией. Пролежал в кишлаке пастуха две недели. И еще неделю в госпитале инвалидов в г. Сталинграде. И снова отправился искать свою любовь. И опять заболел.
Вернувшись, я обратился к знакомому врачу и он мне рекомендовал уехать на родину, в свою родную Сибирь. Мне осточертели больничные палаты и в 45 лет, не изменяя клятве, данной своей любимой девушке, я не заводил романы ни с одной женщиной.
Приехав на родину в Красноярск, сразу же угодил в госпиталь инвалидов ВОВ. У меня обострилась тяжелейшая пневмония. Я терял сознание от высокой температуры и давления. Я еще помню, как ко мне подошла девушка в белом халате, на голове тоже белая косынка. Как увидел ее, крикнул:
- Света!
Я попытался подняться, но не смог. Она молча прижала свою холодную, но мягкую ладонь. Мне стало легче и я отключился. Когда очнулся, вижу стойку с капельницей и свою любимую Свету. Я протянул руку Свете и прошептал:
- Света, иди ко мне.
Она отняла от моей руки иглу, поставила градусник, села на койку ко мне, опять положила ладонь на мой горячий лоб и прошептала, как тогда в госпитале в Краснодаре:
- Давай пошепчемся маленько.
Я не понял или мне показалось, или она действительно так сказала. И я с удивлением сказал громко, так же, как тогда в Краснодаре:
- Чего?
- Да поговорим шепотом, тут же больные. Как вас звать? - взяв градусник, встряхнула, положила в карманчик, неясно воткнула свои пальчики в мои взлохмаченные волнистые волосы.
- Александр, раб Божий, - ответил я.
- А почему, Александр, вы называете меня Светой? Я ведь Жанна, я врач госпиталя.
- Милая моя Жанна, дорогой мой доктор, - начал я шептать, - в Краснодаре меня лечила и даже любила медсестра - студентка мединститута Света. И когда я увидел тебя, по-считал, что это моя любимая Света.
- А сколько ей было в то время лет? - спросила Жанна.
- Восемнадцать, - ответил я. А сам подумал, что с тех пор прошло уже двадцать пять лет и Свете уже сорок три года.
- О чем задумались? - спросила она.
И я ей сказал о разнице в возрасте Светы и Жанны.
- Ну ладно, мой больной, я вас уморила. На сегодня хватит, но завтра продолжим.
И она ушла.
Назавтра Жанна спросила меня:
- Александр, какую принести тебе книгу?
Я подумал и сказал:
- Жанна, я пишу рассказы про охотников, но ни одно издательство не берется их издать. Я бы хотел полистать журнал «Вокруг света».
И Жанна мне принесла.
Потеряв свою первую любовь, я твердил Жанне:
- Мне надоело жить.
Я сбежал из госпиталя и приехал на квартиру к своему врачу, к своей копии первой любви, вернее, к ее дочери.
- Сашенька, любимый! - обняв меня, шепотом проговорила моя Жанна. От неожиданности я весь обмяк, сделался невменяемым.
- Что с вами, Сашенька? - в растерянности спросила она, - вам плохо?
- Нет, нет, мне не плохо, а даже очень хорошо, - улыбаясь, проговорил я.
- Тогда раздевайтесь, разувайтесь и привыкайте к новому месту жительства.
- Как, Жанна? - недоумевая говорю я.
- А вот так, - серьезно сказала Жанна. - И не Жанна, больной, а ваш лечащий врач.
- Так это там, в госпитале, - быстро проговорил я, - а здесь я дома.
- Как вы, больной, сказали? - строго спросила она.
- Я у себя дома, - отчеканил я по-офицерски.
- Не у себя дома, а в гостях у своего врача, - улыбаясь, сказала она.
Я вынул из кармана свою спутницу - записную книжку - и записываю ее слова: «И привыкайте к новому месту жительства».
- Что вы там пишете? Любовный роман? - вежливо отняла у меня блокнот и прочитала мою запись. - Ой, извините, Сашенька, у женщин волос длинный, а ум короткий, - засмеялась, возвращая блокнот.
- Так это у женщин, а вы еще девушка, моя милая, пока девушка. И не ум короткий, как вы говорите, а память коротка. Так что с вашего разрешения я теперь законный хозяин дома. Милая Жанна, есть такой анекдот.
- Ну, валяйте, - сказала она точно так же, как когда-то сказала ее мама, моя любимая Света.
- Домой явился пьяный муж. Жена не любила пьяных, как и все нормальные жены. «Вот опять явился - не запылился», - сказала жена, подтирая пол шваброй. А он, с пьяных глаз не признав свою жену, кинулся на нее с кулаками. «Ах ты, непутевый!» - и бросилась на него со шваброй. Он, укрываясь от швабры, юркнул под кровать. Она, войдя в буйство, шваброй тыкала в мужа и кричала: «Выметайся из моего дома!». А он кричит из-под кровати: «Не вылезу! Кто здесь хозяин? Я. И где хочу, там и лежу».
Конец восемнадцатой части
Продолжение в следующем выпуске.
Подписывайтесь на канал, будет интересно.