На Руси есть гнусная еретическая формула: «Не согрешишь - не покаешься. Не покаешься – не спасешься». Ее авторство приписывают хлыстам. Вполне возможно. Но она успешно взята на вооружение и многими «православными».
Между тем, она прямо противоречит речению апостола Павла, который явно и сам сталкивался с таким подходом:
«Что же скажем? оставаться ли нам в грехе, чтобы умножилась благодать? Никак.
Мы умерли для греха: как же нам жить в нем?
Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились?
Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни.
Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения,
зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху;
ибо умерший освободился от греха».
Но, что значит, «свобода от греха»? Почему Павел называет своих адресатов «святыми», укоряя их, при этом, во вполне конкретных прегрешениях?
А значит, это то, что «святость» апостолы понимали не как совершенство, но как «отделенность» - посвящение себя Богу. Как это совместить с тем, что каждый (все без исключения) поражены грехом?
Это объясняет Карл Барт, крупнейший протестантский теолог прошлого века:
«Благодать – это связь видимого человека с его невидимой, основанной в Боге личностью, которая относится к нему, как смерть – к жизни. Распространяя вокруг себя сомнение,
неопределенность, потрясение, невозможность, Futurum aeternum нашего бытия и существования – то, что мы есть в Боге, знаем и желаем в Нем – как отвесная скала нависает над нашим прошлым, настоящим и будущим. Тот человек, который попадает в поле зрения с началом этой атаки, тот человек, который «будет» родственным Христу в воскресении (6:5), не есть то, что я есть, он не знает того, что знаю я, не желает того, что желаю я. Как умерший он не способен к действию живущего человека, не способен к обожествлению человека и очеловечиванию Бога, в чем я неизбежно виновен в прошлом, настоящем и будущем. Он живет прощением греха, противоречащим видимой человеческой возможности судебным оправданием Божьим, собственной (с нашей точки зрения, невозможной) возможностью жизни от Бога. Он живет отрицанием отрицания, отпадения, невидимого греха Адама. От него (и, поскольку благодать – это установление идентичности между ним и мною, от меня) бытие, знание и действие человека греха не получит пищи. От него (и от меня) можно ожидать только взятия на измор, подрыва, скепсиса. Им (мной) перевернут лист греха, и находящиеся на его оборотной сто роне следы невидимы. Пусть хоть тысячу раз неизбежно, что я как тот, кто я есть, в моем видимом бытии, знании и действии станов люсь повинным греху: как облагодатствованный я связан с тем, кто я не есть, с новым человеком, я не могу считаться даже с возможностью этой неизбежности. Прошлое, настоящее и будущее, в котором это неизбежное неизбежно, – вчерашний день для меня, поскольку я через благодать идентичен новому человеку».
Барт, объяснив эту парадоксальную ситуацию максимально развернуто, дает в итоге сжатую формулу:
«Я распят, умер, погребен как грешник, если я во Христе идентичен точке Х, которая находится по другую сторону этого уничтожения известного нам человека».
Вот, и все. И тут уместно вспомнить другую русскую поговорку, которая интуитивно приближается к этой истине о «точке Х»:
«Я – не я, и лошадь не моя».
То есть, Я истинный – со Христом, по ту сторону здешнего моего я со всеми его "лошадьми" и "тараканами"…