Найти тему
Галина Маркус

Непреодолимая сила. Глава 14. Окончание.

,художница Елена Юшина
,художница Елена Юшина

Она перестала сдерживаться уже на лестнице, и слезы полились из глаз, размазывая по щекам тушь. Таня нырнула в машину, ничего не видя перед собой. «Я могу тебе как-нибудь позвонить?» — звучало у нее в голове. И ради этого «как-нибудь» он посмел вырвать ее через годы! Ее, оскорбленную, с растоптанной верой в любовь, он вызвал к себе в кабинет, чтобы сказать это «как-нибудь»! Таня сжала кулаки так, что острые ногти вонзились в ладони.

(Начало: Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13)

Чем больнее, тем лучше, возьми себя в руки, он еще может выйти, увидеть… Да нет, к чему ему выходить?! Очень она ему сдалась! Полюбопытствовал — и хватит. Сколько цинизма… И… о Господи, как же она его любит! Эти серые глаза, плечи, тонкие пальцы… Она никогда и не забывала, но сейчас, увидев так близко…

А взгляд? Никто во всем мире не сможет так смотреть на нее, даже если глаза его снова бессовестно лгут…

Таня выжала сцепление и повернула ключ. Подальше отсюда! На работу нельзя в таком виде… Значит, домой — в пустую квартиру с евроремонтом, домой, к лучшему другу, самому постоянному мужчине в ее жизни — телевизору! Она нажала на кнопку радио — включила «101,7». Да что же это, в самом деле, издевка? — во все колонки лилась знакомая мелодия:

«В комнате с белым потолком, с правом на надежду…

в комнате с видом на огни, с верою в любовь…»

Сто лет не слышала этой песни… Видимо, не каждому дается право на надежду… Но никто никогда не мог отобрать у нее право любить, даже если любить было глупо и нельзя!

Неужели у человека бывает столько слез? Когда-нибудь они кончаются? Все, хватит, нашла повод рыдать… У людей случаются такие беды, болезни, а ты… Невропатолог говорит, что мигрени — от нервов. Не хватало ей нового приступа! Сколько можно мучиться… Хватит, хватит!

О Господи! Таня едва успела нажать на тормоза и остановилась в миллиметре от встречного джипа, которого не пропустила на левом повороте. Водитель открыл стекло и покрыл ее отборным матом. Так, правильно, так ей и надо!

Как доехала до дома, Таня не помнила. Вечером раздался телефонный звонок. Она сразу догадалась, кто это, и не стала снимать трубку. Но телефон звонил — опять и опять, и она не выдержала.

Что же, если он так хочет, она скажет ему всё, без притворства и манерничанья.

— Таня, — голос у него был совершенно подавленным, — Таня, мы ужасно поговорили. Я больше так не могу. Мне надо тебя видеть, или я умру.

Она даже не знала, как это близко к правде. Сердце у Кости болело весь вечер, и он накачался валокордином, как водкой.

— О-оо… это я уже, кажется, слышала… Причем не только от тебя. Странное дело — все до сих пор живы, здоровы и счастливы!

— Мне надо видеть тебя, — повторил он, как заклинание.

— Кость, а зачем? — Таня больше не в силах была притворяться. — Посидеть в кафешке, пожаловаться на тоскливую жизнь, бросившую жену? А потом мы будем вместе ностальгировать по нашей юности… Хочешь, я угадаю, что ты мне расскажешь? Скажешь, какой же я был дурак, испугался тогда жениться, думал, не догулял еще. А вот теперь понимаю, что ты была единственной женщиной в моей жизни, которую я любил. Или это даже слишком оптимистично?

— Нет, все не так, — с усилием произнес он, — но по телефону рассказать невозможно. Просто хочу, чтобы ты поняла — все вообще не так, как тебе кажется. Кроме того, что ты единственная женщина в моей жизни.

— А я тебе верю, Костя. Вот честное слово, верю. Я думаю, с твоей точки зрения на все были уважительные причины. Но хочешь, я тебе сейчас расскажу о себе? Все, как есть, хочешь?

— Да, хочу.

— Смотри, не пожалей. Так слушай, — она плакала, и не пыталась этого скрыть, — сначала, как ты понял, я решила отомстить тебе и выйти замуж за Павлика. Отомстила я, кажется, только бедному Павлику. Наверное, его родители до сих пор прокалывают мои фотографии иголками. В тот день, когда я сказала, что не выйду за него, поняла — не смогу быть ни с кем. Потом все эти годы я пыталась опровергнуть это, но не вышло. Знаешь, что самое глупое? Стоило несчастному человечку мужского пола довести меня до кровати, как я вдруг ярко осознавала, что замужем, и просто не могу никому отдаться. Ты способен такое представить? Стыдно кому рассказать… Костя, у меня не было кроме тебя ни одного мужчины. Наверное, я снова девственница. В тридцать два года — смешно, не правда? Нет, я пыталась. Знакомилась, встречалась. С теми, кто был на тебя совсем не похож — знакомиться было неинтересно. С теми, кто хоть каплей похож — страшно. Но и при всем том находились какие-то варианты, ты знаешь, Кость, их было даже много. Вот, кстати, в этом году я могла стать женой достаточно серьезного человека, богаче, чем ты, Костя. Правда, в итоге я чуть не уволилась с работы. Но мне было противно ложиться в постель с чужим. Да, с чужим. Да еще я ненавидела деньги и людей, которые могут все купить, таких, как ты. Тебе не понять этого. Сколько за эти годы, пока я мучилась сознанием, что принадлежу только тебе, у тебя было женщин и удовольствий? Да ладно, что я все про физиологию? Давай про любовь… Влюбиться, естественно, я не могла. Кость, бывают же такие идиотки, что один-единственный мужчина может отбить у них всякое желание еще раз испытать это чувство? Я злилась на себя, я пыталась себя переломить, но любила тебя и только тебя. Знаешь, было бы легче, если б ты никогда меня не любил, или мы просто рассорились. Но каждая мысль о тебе была намешана на нестерпимой боли — что меня предали, бросили, выкинули. Каждое воспоминание — отравлено. А я не могла отказаться от этой муки, не желала выздоравливать. Уверена, ты уже испугался… Одно дело — романтическая встреча, другое — маньячка, которая думает о тебе столько лет. Я всерьез подозреваю, что у меня шизофрения на твоей почве, причем с детства, Кость, но ты не бойся! Помнишь, я говорила, что ты не увидишь меня, если найдешь другую? Это не детские речи, не месть и не наказание. Я просто не умею по-другому. Ты хочешь видеть меня, а я не могу, не хочу тебя видеть! Даже если у тебя есть тысяча оправданий — но у тебя столько нет, — пойми, я не смогу простить тебя. Я даже могла бы сейчас простить тебе Лену, но никогда не прощу этих двенадцати лет.

— Таня, можно я приеду? — взмолился Костя.

— Нет, я тебе не открою. И не смей больше дергать меня, — она выдохнула и положила трубку.

В глазах у Кости было темно, а в ушах звенело. Держась за сердце, он набрал телефон Звягинцевых. И снова повезло — подошла Катя.

— Где вы живете, скажи адрес, — не поздоровавшись, только и смог выговорить он, — мне надо срочно поговорить с Серегой.

Наверное, у него был такой голос, что она послушно назвала улицу и номер дома.

— Кто это? — подошел Сергей. — Димка, да не вертись ты под ногами.

— Только не кричи на меня! Это Костя Лебедев. Он сейчас к нам приедет, — и Катя подняла на мужа круглые глаза.

***

Они сидели на кухне, любимом месте выяснения отношений российского гражданина. Дым от сигарет стоял такой, что вошедшая девушка закашлялась:

— Что у вас тут за сумасшедший дом?

— Явилась — не запылилась! На часы посмотри, — буркнул Сергей.

— Это что, Машка? — изумился Костя. — Кать, ну прямо вылитая ты в этом возрасте.

— Ага, я на мутер похожа, — не смущаясь, заявила Маша.

Катя в который раз потерла глаза. Разговор длился уже несколько часов, Димку давно уложили в кровать…

Лебедев пришел к ним бледный и больной, и, прямо с порога, твердя «это Танино, отдайте ей», попытался всучить Сереже какой-то футляр. Им показалось, что Костя пьян, но пахло от него только лекарствами.

— Дай дверь закрыть, что встал в коридоре? — не выдержал Сережа. Они только что ругались с женой, выясняя, что понадобилось Лебедеву у них в доме, — давай, разувайся, раз пришел.

— И еще! — Костю было не сдвинуть с места. — Ты должен все рассказать ей.

— Что — все? — Серега был зол, — к чему это надо? Чего ты вдруг приперся, как с цепи сорвался? Что, вообще, происходит?

Он буквально силой затащил Костю в квартиру и усадил на кухонный диванчик. И тогда тот начал рассказывать им все подряд, про встречу с Павликом, про то, как заманил к себе в офис Таню, про их телефонный разговор. Про то, что Сергей обязан помочь ему поговорить с ней.

— Да почему я должен говорить с ней? Не поздновато ли ты спохватился?

— Потому что только ты знаешь правду!

— Какую правда?! — уже почти орал Сергей.

— Что я не бросал ее тогда… — Костя устало опустил голову на руки.

— Да что ты?! Кто же тогда бросал? А как же эта… кассирша — Таня застукала тебя с ней?

Костя поднял голову и на секунду застыл:

— Ах, вон оно что… Тогда понятно…

— Что — понятно?

— А то. Почему мой единственный друг ни разу не проверил, жив ли я… — медленно произнес Костя, — ты тоже купился?

— На что купился? — Сережа по-настоящему испугался. — На что купился, разве не так было?

— Серый… — взгляд Лебедева стал даже сочувственным. — Помнишь тот день, мы с тобой виделись вечером, ты должен помнить? А утром сожгли салон, все здание. Когда я вернулся домой, прибежала Ленка, отдать мне кассу. Представляешь, я-то думал, она все забрала себе. Как в кино — одновременно пришла Таня, конечно, подумала, что мы…. Ну, я и решил, что все к лучшему, и не стал ее разубеждать.

Сережа сидел, потрясенный. Простые Костины слова не оставляли сомнений — все так и было. Да и как могло быть иначе, он же помнит, как Костя прощался с ним, умоляя защитить сестру. Просто ему самому тогда хотелось верить, что Лебедев подлец. И он бросил друга в страшной беде, заставил страдать Таньку…

Осознав сказанное, Сережа выматерился и в ужасе схватился за голову.

— Да что, в конце концов, происходит? — взмолилась Катя, — Рассказывайте с самого начала, я-то ничего не понимаю!

И Костя рассказывал, долго рассказывал, а они молча слушали, потрясенные, только Катя периодически утирала слезы кухонным полотенцем:

— Господи, бедный…

Он рассказал, как отдал, наконец, долг, как вернулся к нормальной работе. Начал с нуля, но вскоре практически в одиночку раскрутил направление — новый босс полностью доверил ему эту тему, переведя на новый уровень заработков. На «транзитных» компьютерах снова начал делать собственные разработки. А через два года Лебедев вложился в фирму, стал компаньоном и взялся за дело уже всерьез — примитивная торговля была ему неинтересна.

Но деньги так и не смогли во второй раз спасти мать. Квартира досталась Лебедеву дорогой ценой. Обеспеченная всем возможным и невозможным, Оленька прожила еще целых пять лет. Днем за ней ухаживала сиделка, а вечером Костя сам заботился о старушке, пытаясь хоть так выпросить прощение у мамы. Умерла Оленька на его руках.

Где-то посередине этого рассказа и заявилась Машка. Присела на краешек диванчика и тоже стала слушать.

— Потом все устаканилось, — продолжал Костя, — хотя было всякое. Сначала дефолт. Потом нас поглотила, конечно, более крупная фирма-разработчик, но я долго работал на них и уже давно управляю московским филиалом.

— Странно, — заметил Сережа, — нет, я всегда знал, что ты пробьешься, но мне казалось, ты никогда не будешь вкалывать «на дядю», при твоей-то любви к независимости…

— Работал сам, пока было возможно. А потом все стало очень жёстко. Не, я, конечно, мог бы и сейчас держать продуктовый магазин или собственную пилораму. Многие наши тогда ушли с головой в оптовую торговлю. Да мне не нужны деньги ради денег. А где интересно — там, извини… Надо было лезть через головы да по трупам, иначе далеко не уедешь. Только это не для меня, никогда ни через кого не перешагивал. В общем, ничего особо крутого, но работа нравится.

— Слушай, а помнишь, этого, компаньона твоего, который тебя кинул тогда?

— А, Мишку-то…

— Ну да. Больше не пересекались?

— А вот представь, забавно… Пересеклись. Точнее, от других людей знаю. Парень, программист, с которым мы начинали, несколько лет назад ко мне устроился, он и рассказал. У Мишки поначалу все было в шоколаде. Наши заказы отработал, получил новые… Но вовремя не сменил направление — продолжал по- накатанному. А те наши первые бухгалтерские разработки вскоре стали не конкурентоспособны. Начал торговать — влип, кто-то кинул… Пытался встать, в девяносто восьмом деньги из банка не смог вытащить. Запил, жена ушла. А сейчас вообще сидит на инвалидности… Кажется, диабет.

— Молодой ведь совсем, — удивилась Катя. — Жалко…

— А мне не жалко! — заявил Серега. — Так ему и надо, с… е.

Лебедев промолчал. Незачем знать друзьям, что он ежемесячно посылает Мишке некоторую сумму — на лекарства. Анонимно, конечно. Никакого подвига милосердия в этом не было — просто Костя слишком хорошо помнил, что значит оказаться в полном одиночестве, без какой-либо помощи.

— Выходит, прав ты был — наказал-то его все-таки Бог… — протянул Звягинцев. — А Вовку почему упустил, интересно?

— Так это хуже намного… что упустил. Безнадежных больных не лечат. Понимаешь, Серый?

Костя потушил окурок и взял следующую сигарету:

— Видишь ли, из трех желаний, которые я когда-то загадывал, сбылось только одно, про работу. Наверное, два других показались Богу излишней наглостью. А я бы предпочел их, но… Мать умерла, а Таня несчастлива. Не, я вроде как существовал — ведь надо было. Занимался горными лыжами, плавал. Турция, Болгария, Кипр… по общей программе. Последние три года нигде не был, работать оказалось намного проще. На отдыхе ведь как — оказываешься в тишине, наедине с собой, а страшнее общества не придумаешь.

— У тебя кто-нибудь был? — осторожно спросила Катя.

— Смотря в каком смысле… Если бы я знал, что Таня не замужем! Конечно, были женщины… но я ни одну не любил. Да не мог я никого любить!

— Что есть любовь? — с интонациями Понтия Пилата заявила Машка и полезла в холодильник за новой бутылкой колы. Открыла ее прямо об стол, и уставилась круглыми, как у Кати, глазами, на гостя.

— Прекрати пить эту гадость! — автоматически рявкнул Сергей, но Машка не обратила на него никакого внимания.

— А дальше? — потребовала она, как будто ей пересказывали занимательный роман или кинофильм.

— А дальше… Я должен видеть Таню. Или ничего дальше не будет.

Как бы в подтверждение этих слов у него сильно резануло сердце, и Костя снова схватился за грудь, пытаясь сделать вдох.

Катя испуганно смотрела на него:

— Кость, тебе плохо? Давай, ты ляжешь?

Вместе с Сергеем они отвели его в гостиную, уложив на тахте.

— Может, неотложку вызвать? — предложил друг.

— Вызови, — неожиданно согласился Костя, — а то копыта отброшу, а мне надо ей все объяснить.

Сережа бросился к телефону, а Катя — на кухню, накапать лекарство. Машка еще сидела, рассматривая что-то в футлярчике, принесенном Лебедевым. Катя нагнулась и увидела то самое злополучное кольцо.

— Что еще за антиквариат? — поинтересовалась Машка.

— Положи на место, — приказала мать, вытряхивая из пузырька застрявшие капли.

«Скорая» приехала на удивление быстро. Пожилой врач померил Косте давление, сделал кардиограмму.

— Молодой человек, нельзя так себя доводить, — меланхолично пробубнил он, — рановато еще для стенокардии-то… Пока далеко не зашло, надо обследоваться и последить за собой. Поменьше пейте. Курите?

— Бросил два года назад. А сегодня опять начал.

— Ну вот и зря. И стрессов постарайтесь избегать.

Доктор сделал укол и уехал.

— Простите, ребят, я пойду, мне полегчало, правда. Устроил вам здесь… — Костя начал вставать.

— А ну, лежать! — скомандовал Сережа, как в армии, — завтра пойдешь.

Костя послушно опустился на подушку, а Сергей вышел в коридор и начал одеваться.

— Ты куда? — испугалась жена. — Два часа ночи!

— Отойди, Кать, я скоро.

— Телефон не забыл? — только крикнула вслед она.

Когда муж ушел, заглянула в комнату — Костя дремал после укола. Катя укрыла его одеялом. Сегодня она пропустила по телевизору любимый сериал… Да какой там сериал, если в жизни почище бывает!

***

Таня испугалась, когда брат позвонил на мобильный среди ночи:

— Я сейчас приеду.

— Что случилось? — она сразу предположила сотню ужасов с кем-то из близких.

— Поговорить надо, — только и ответил Сережа.

Она открыла в махровом халате поверх ночной рубашки, глаза красные, лицо опухшее.

— Собирайся, — произнес брат.

Иногда он умел так приказывать, что никто не мог ослушаться. Таня автоматически начала одеваться, потом опомнилась:

— Да в чем дело, в конце-то концов?!

— Узнаешь. По дороге расскажу.

Таня решила, что проще будет подчиниться, и быстро оделась. Они сели в «Жигули». Она вопросительно смотрела на брата, но тот не спешил объясняться. Наконец произнес:

— Ты должна увидеться с одним человеком. Догадываешься, с кем?

Таня подняла брови от удивления и порывисто схватилась за ручку двери.

— Сидеть! — заорал Сергей, так же, как недавно приказал Косте «лежать». — Придется кое-что тебе рассказать. Чего ты не знаешь.

— Не понимаю, ты же сам…

— Да послушай, тебе говорят! — Сережа завел машину и потихоньку поехал по пустому шоссе. — Помнишь, я сообщил тебе, что Лебедев нашел другую, и чтоб ты больше ему не звонила?

— Помню, — тихо ответила Таня.

Даже сейчас эти слова резанули ее совсем, как тогда.

— Ну, так вот. Можешь убить меня. Но я соврал.

— Как это? — вскрикнула Таня.

Она ничему не верила и ничего не понимала, но что-то уже оборвалось у нее внутри.

— Не «как», а «зачем». По его просьбе. У него начались серьезные проблемы. Ему угрожали, вымогали деньги и пугали, что причинят зло близким. Он боялся за тебя, и решил, что лучше держать тебя подальше.

— Но почему он не рассказал мне? — недоверчиво спросила Таня.

— А что бы ты сделала?

— Пошла бы к нему, и мы что-нибудь придумали…

— Вот именно! Лебедев не хотел, чтобы тебя у него видели, чтобы ты появлялась. Да и вообще считал себя пропащим человеком.

— Подожди! Что ты мне тут мозги компостируешь! А как же Лена? Я сама видела, как он с ней…

Таня представила сцену, которую столько лет пыталась забыть. Собственно, Костя тогда слегка приобнимал Лену за плечи… Дружеский жест? Да нет, не может быть, он и не отказывался даже!

— В тот день у него сожгли кооператив. Лена успела снять выручку, вечером потихоньку ему принесла. Только она и не предала его. А я… — Сережа резко затормозил, чуть не проехав на красный. — Короче, ничего у него с ней не было, и быть не могло. Но он сам хотел, чтобы ты заблуждалась.

Ошеломленная, Таня не могла выговорить ни слова. Возможно ли такое? Всю жизнь ее мучил вопрос — «почему?» Всю жизнь она не могла этого понять. Ведь было же, было у нее ощущение, шестое чувство, что что-то не так, не правильно, не мог он так с ней. Было чувство беды. Таня вспомнила Ларису Дмитриевну, ее умоляющее лицо: «Деточка, позвони Костику, ему так плохо сейчас!» Но она ничего не видела, не хотела видеть за своей ревностью, за оскорбленным самолюбием! Или это снова обман? Таня уже ничему не могла верить. Может, Костя придумал на ходу новую версию? Хотя брат говорит…

Она не замечала, что вся дрожит, а зуб не попадает на зуб, как при сильном ознобе.

— Тогда… Как ты мог молчать столько лет??

— Не спрашивай… Сначала думал, что так лучше для тебя, и я ведь обещал ему… Потом, когда ты прибежала, тоже поверил про Лену. Захотел поверить, до того боялся, что он втянет меня в свои проблемы.

— Да ты ведь сам всегда говорил: Лебедев такой, Лебедев сякой, что он меня бросит… Говорил или нет?!

— Ну, ошибался я! — заорал Сережа во весь голос и добавил уже тише:

— Ошибался, понимаешь?

— А может, теперь ошибаешься?

— Нет, — твердо ответил брат. — Он любит тебя, всегда любил, я знаю это на сто, триста, тысячу процентов. Если честно, я и прежде это знал. Думаешь, мне легко сейчас признаваться? Он никогда тебе не изменял. Ну, в смысле, сама понимаешь — тогда.

— Господи… — застонала Таня. — Что же вы со мной сделали… Сережка! Ты даже не знаешь, что вы со мной сделали… Козлы, идиоты, придурки, сволочи!!!… Да вы просто уроды, два дефективных урода!!

Некоторое время они ехали молча, и Таня невидящим взглядом смотрела на расплывающиеся огоньки фонарей за окном. Она вспоминала — всю свою боль, ревность, горе, все, что пережила за эти годы, и не могла понять — за что?

— Ну, а потом? — наконец спросила она.

— Никто не давал ему денег. Вовка отказал, компаньон кинул. А кредитор потребовал отдать долг раньше, чем договаривались. Пришлось продавать квартиру. Потом мыкался с больной родственницей, которая их прописала.

— Не вечно же ему угрожали!! Я собиралась за Пашку, а он — даже не помешал…

— Блин, Танька, ну это же Лебедев! — Сережа скривил губы. — Не знаешь, что ли? Как это он заявится к нам нищим, без колечек и лимузина!

— Разумеется… лучше было просто избавиться от меня, — Таня закрыла глаза.

Да, все это в Костином духе… «Ты — принцесса, а я…» — вспомнила она.

— Если честно, без меня тоже не обошлось, — выдавил из себя брат. — Я всегда ему капал, что ты не для него…

Сережа уже парковал машину около дома, прямо за Костиным автомобилем.

— Мы что, к вам приехали?

— Лебедев у нас. Ему стало плохо с сердцем, приезжала скорая, и мы его ночевать оставили.

— С сердцем? — испугалась Таня. — У его мамы было больное сердце…

Она рванула в подъезд, но уже около дверей остановилась:

— Мне все равно туда незачем… Наверняка, у него кто-нибудь есть, или был. Я не знаю, как с этим жить.

— Наверняка, — жестко ответил брат. — Но мне на твоем месте было б на это плевать!

***

Катя открыла дверь, и обе женщины, одинаково заплаканные, кинулись друг другу в объятья, как будто и не было этих холодных и злых лет в их отношениях. Машка философски наблюдала за сценой в коридоре:

— Привет, теть Тань!

— Лебедев не уехал? — с тревогой спросил Сергей.

— Нет… Спит. Пойдем на кухню.

В очередной раз на стол были выставлены уже вымытые чашки, рюмки и все остальное.

— Господи, Танька… Как я тебе завидую! — как когда-то воскликнула невестка и снова залилась слезами.

— Чему завидовать, Катя? Потерянным годам? Тому, что уже никогда не случится?

— А может, все к лучшему… — всхлипнула та. — А то надоели б давно друг другу, как вот я Звягинцеву.

Она подняла на мужа сердитые глаза.

— Ну-у, начала свою песню, — вздохнул Сережа. — Кто надоел, кому надоел?

— Теть Тань, я не врубаюсь чего-то… — деловито спросила Машка. — Этот дядька по тебе что ли, убивался?

— Маша! — покачала головой Катя, совсем как Танина мама. — Ой, такая грубятина стала.

— Не, я к тому, что на хрен он нашей Тане нужен? Он же старый и больной.

— Такой же, как я, да? — ухмыльнулся Сергей.

— Ну-у… Нет, пап, ты у нас в норме. Но ты уж прости, конечно… Вот я выйду замуж по-другому.

— Это как? — поинтересовалась Таня.

— А так! Чтобы богатый — раз, обожал меня — два. Только по-настоящему богатый и сильно крутой. С яхтой там или самолетом собственным.

— Да ты еще найди, чтобы он захотел на тебе жениться! — буркнул отец.

— А не найду, вообще замуж не пойду.

— Маш, — взволнованно начала Таня, — ну, предположим, продашь ты себя подороже. К хорошему быстро привыкают, и ты перестанешь всю эту роскошь осознавать, примешь, как должное. И с чем ты останешься? С нелюбимым мужем? Будешь заглядываться на симпатичных охранников…

— Ой, да ладно! Вы с матерью мне просто завидуете. У вас жизнь не сложилась, а у меня еще все впереди, — нахально заявила Машка.

— Спасибо тебе, дочка! — Сережа даже не обиделся, очевидно, разговор этот был чем-то привычным.

Но Таня возмущенно посмотрела на Катю:

— Ни фига же себе…

— Да не обращай ты внимания! — рассмеялась невестка. — Это у нее на словах только, а сама по уши влюблена в какого-то Дениса из параллельного класса.

— Обязательно всем рассказывать! — взвизгнула Машка, выбегая из кухни.

Катя только махнула рукой. Потом пододвинула к Тане оставленный Костей футляр:

— Гляди, ведь не продал!

Таня уставилась на свое кольцо:

— О, Господи…

Она подняла на невестку беспомощные глаза:

— Катюша… Что мне теперь делать, Катюша? Это только в сказках все можно сначала…

— Утром разберетесь. Давай, я тебе сегодня с Машкой постелю, отдохнешь пока.

— Нет, — покачала головой Таня, — я к Косте. Мне к нему нужно…

Катя понимающе кивнула, принесла Тане еще один плед, подушку и байковый халат.

В комнате, где спал Костя, горел ночник. Таня в испуге остановилась, но потом закрыла за собой дверь и приблизилась к тахте. Ей показалось, что она вернулась в ту самую новогоднюю ночь, когда Костя спал у нее на диване. Одеяло он натянул на голову, а длинные ноги остались непокрытыми. Она тихонько укрыла его своим пледом, выключила свет и прилегла рядом, прислушиваясь к Костиному дыханию. Боясь разбудить, только взяла его руку в свою и ощутила, как бешено заколотилось сердце.

Как же так произошло, что ее самый любимый человек страдал в одиночестве, борясь с обстоятельствами, что ему было плохо, а она не могла ни пожалеть, ни помочь? Разве справедливо это и честно? Какое право он имел выкинуть ее из своей жизни? Таня испытывала гнев и бессилие из-за невозможности что-то исправить. И еще — вину… Почему, почему она не переломила свою гордость, не почувствовала, не догадалась? Нежность, возмущение, жалость, обида нахлынули на нее одновременно. Она с силой сдавила его пальцы.

Таня не могла видеть в темноте, но сразу поняла, что Костя проснулся.

— Костя, — тихо и жалобно позвала она.

— Таня, — скорее утвердил, чем спросил он, все еще не шевелясь, только сжав в ответ ее руку. — Ты как здесь? Я не помер? Ничего не болит, рядом ты… Не, вряд ли Господь послал бы меня в рай… Скорее, в другое место.

— И правильно! — Таня резко отодвинулась от него и села, закрыв лицо руками. — Туда тебе и дорога! Что ты сделал со мной? Как ты мог…

— Танечка, Таня! — он тоже сел, пытаясь обнять ее, но она вырывалась.

— Кто позволил тебе так расправиться — с нами обоими?! — она почти сорвалась на крик.

— Я защищал тебя…

— А зачем мне была твоя защита? Мне нужен был ты! — она качала головой, не в силах успокоиться.

В дальней комнате включили погромче телевизор, но Тане было сейчас все равно — слышат, не слышат…

— Я не мог по-другому… Я бы не перенес, не пережил… И что я мог тебе предложить — одни несчастья? Я чувствовал себя ничтожеством! Я не имел права загубить твою жизнь…

— «Я, я»! Эгоист! Не мог загубить… Так ты и так ее загубил! Может, ты решил, что мне нужны были твои деньги или подарки? Не понимаю, не понимаю… — она со злостью отталкивала его руки.

— Танечка… девочка моя… детка… — Костя пытался повернуть ее к себе. — Господи, ну почему я не знал, столько лет не знал, что ты одна? Да я бы все отдал…

— А ты представь себе, что я была бы сейчас не одна, пусть и не с Павликом? Представь, что у меня дети, семья, и вдруг появляешься ты со своим рассказом? Что тогда — удавиться? Да ты просто придурок, что с тобой говорить? Я подозреваю, не будь у тебя офиса с большим креслом, ты бы и сейчас решил, что нам незачем встречаться, так ведь?

Костя не отвечал. Он вспомнил, как ночью набирал из автомата номер Звягинцевых… Ну почему он не узнал ее новый телефон, не выяснил всё до конца?

— Я звонил тебе… — только и смог выговорить он.

Ощущение, что она так близко, рядом, не давало ему сейчас думать, правильно или нет он поступил тогда. Таня будет принадлежать ему, она принадлежит только ему, и никто не в силах этому помешать! А все свои грехи он замолит, пусть она только позволит!

— Помнишь, твоя мама настаивала на венчании? А когда венчают, требуют дать обещание, — вдруг тихо произнесла Таня, — быть вместе — в горе и радости, в богатстве и бедности… в болезни и здравии. Если бы мы поклялись, успели поклясться, ты бы посмел меня вычеркнуть? Ты должен был все объяснить мне! А ты? Что сделал ты?

Эти слова Костя уже слышал, и сейчас его поразило, что именно она произнесла их.

— Прости меня, если можешь, — наконец вымолвил он. — Себя я так наказал, что мало не покажется… Одна только мысль о твоем замужестве чего стоила! Двенадцать лет я так ярко представлял себе… Вместо того, чтобы…

— Не надо, Костя… — она замотала головой. — Я уже не знаю, кого мне больше жалко — тебя или себя…

— Танечка… Я хочу видеть твои глаза. Ты уничтожила меня сегодня — холодная, чужая, — он потянулся к ночнику.

— Не включай! — испугалась Таня, — зато сейчас я опухшая и зареванная. В обморок упадешь.

— Прости, ну пожалуйста, прости, прости!

Он уже целовал ее — в шею, в заплаканное лицо, а Таня больше не в силах была сопротивляться…

— Костенька… подожди! — опомнилась вдруг она. — Что у тебя с сердцем? Болит?

— Ничего у меня теперь не болит…

— Тебе надо провериться, это очень серьезно… Ну, Костя, постой!

— Хорошо. Я проверюсь. Сделаю все, как ты скажешь. Ты ведь теперь со мной.

— Я не знаю… Так не бывает! Что будет дальше?

— Ничего плохого больше не будет, — он крепко сжимал ее в объятьях, — а если и будет, мы справимся.

— Мы давно порознь, столько лет… Кем я была? Девчонкой… Теперь я другая. Ты даже не представляешь, насколько я стала плохая и злая. Я боюсь!

Несмотря на свои слова, Таня прижималась к нему так, словно опасалась, что он снова исчезнет.

— А я не боюсь, — твердо сказал Костя, — вот теперь я ничего не боюсь. Какие могут быть страхи? Господь послал нам чудо, разве ты не видишь?

— Вижу… Я ведь давно различаю, когда и за что Он меня наказывает. Вот только я и не догадывалась, что Он настолько… — она замолчала, пытаясь подобрать слово.

— Милосерден… — подсказал Костя.

_______________________________________________________________________________________ Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6, Глава 7, Глава 8, Глава 9, Глава 10, Глава 11, Глава 12, Глава 13

Друзья, буду рада вашим отзывам о романе, здесь или на сайте книги - Роман "Непреодолимая сила".

Навигация по каналу Галины Маркус