Мой дед Василий Филиппович Горяйнов родился 27 февраля 1893 года в селе Гнилуша Павловского уезда Воронежской области. Женился, по всей видимости, в 1912 году, Потому что 2 марта 1913 года родился его старший сын Павел. Не могу утверждать, но по рассказам бабушки Насти, знаю, то дед был на трех войнах – в германскую, гражданскую и отечественную. Так говорила бабушка. Так уж определено Богом, что главные тяготы в жизни лежат на плечах мужчины — он и пахарь, и воин. За многие годы существования села, лозовские мужики много раз защищали Отечество от различных нашествий захватчиков. В литературе приводится факт, что в Отечественной войне 1812 года принимали участие 29 человек из Лозового и Журавки. С 1874 года, когда была введена всеобщая воинская повинность, солдаты, как правило, принимали участие во всех военных компаниях. А их было немало. В 1914 году дед ушел на германскую – Первую мировую войну. Потом была гражданская. Страшнее быть не может — мужик пошел на мужика, вооруженное противостояние двух лагерей, красного и белого. Рубежи этой борьбы проходили через каждое село, через каждую семью. Эта трагедия заглянула в лицо каждому жителю Лозового. Женские слезы смешались с мужицкой кровью. Мой дед Василий Филиппович отстаивал советскую власть. Где служил – не знаю. Но знаю, что пока дед был в армии, к бабушке – она тогда была совсем молодой женщиной повадился ходить односельчанин по прозвищу Чулок. Пытался за ней ухаживать. Но моя бабушка – женщина набожная и очень скромная страшно возмущалась и гнала от себя «ухажера». А «ухажер» был ведьмаком и наслал на нее так называемые килы – гнойники по всему телу. Бабушка написала письмо тогда мужу и рассказала о своей беде. Дед каким-то образом сумел на несколько дней попасть домой и заставил Чулка снять наговоры. Человеком он был в селе авторитетным, богатырского склада мужик. «Иначе убью. Ты же знаешь меня», - предупредил дед. Чулок искушать судьбу не стал. Наговоры свои снял. Бабушка поднялась. Дед все это время был с ней, пока бабушка не выздоровела. И больше попыток поухаживать за Настей - моей бабушкой, не предпринимал. И дел своих злых, во всяком случае по отношению к ней, не творил.
В селе Гнилуша (нынче - Лозовое) вся семья жила в родовом доме Горяйновых. Дом был дубовый. Он простоит еще триста лет.
В доме было две больших комнаты – кухня с большой русской печкой-кормилицей. И зал. В зале в святом углу стоял большой 2-х метровый широкий дубовый стол. С двух – сторон – углом – деревянные лавки. Угол лавок сходился в святом углу. В святом углу висели иконы, накрытие вышитыми рушниками-полотенцами. У стены стоял большой сундук с льняными рубахами, большими платками цветастыми – называли их почковыми. На стенах висели фотографии – деда в солдатской форме, детские фотографии.
К сожалению, фотографии не сохранились. Во время эвакуации их закопали в землю вместе с первоклассным дедушкиным инструментом, подушками и перинами. А когда вернулись, то ничего не нашли. Нашлись, видимо, предприимчивые люди, которые все это выкопали. В кухне стояла деревянная родительская кровать. На ней лежала пуховая перина и большая, во всю ширину кровати пуховая подушка. Накрывали так называемыми редюшками. В кухне стоял кухонный стол. В углу висел поставец для соли, сахара, чая и спичек. Вся мебель была изготовлена дедушкой.
Полы были сделаны из широких сосновых досок, которые натирали до желтизны красным кирпичом. На полу лежали самотканые цветные половички. Селяне старались друг перед другом, стремились половички и редюшки сделать интереснее, красивее. Дети сидели за столом на крепких дубовых лавках, а родители на стульях. Я их помню – эти стулья, которые дед смастерил самостоятельно – круглые, со спинкой – под «венские». Заваренный душистыми травами чай пили из огромного ведерного медного самовара. Мама вспоминает, что в 3-х летнем возрасте схватила самовар за краник и потянула на себя. Кипяток вылился на ребенка – на грудь, плечи, живот, руки. Родители схватили дочку и за семь километров отвезли в больницу. Следы от ожогов на руках остались у мамы на всю жизнь. Я помню этот огромный медный самовар. В 1972 году мои родители затеяли перекрыть дом, вместо черепицы накрыть шифером. Бабушки и крестного, к этому времени уже не было. И помогал нам и в те годы могучий дед Трофим и дядь Паша. Помню, как мы с Любой – моей младшей сестрой, носили шифер из сарая и подавали его наверх. Крышу раскрыли, а мы забрались на чердак и увидели там огромный медный самовар. Мы с Любой его стянули вниз, а дед Трофим показал, как его чистить. Мы долго терли медные бока самовара, пока он не засиял.
Но не найдя его практического применения, самовар вновь отправили на чердак, где он и достался новым хозяевам. Бабушка пекла круглый высокий хлеб в русской печи. Натирала на терке свеклу, тыкву, добавляла вишню и варила варенье – деревенские сладости. Зимой ткала холсты из конопли, пряла пряжу.
Как получали нитки для конопли? Коноплю срезали, складывали в пучки, сушили, выбивали семечки. А потом замачивали высушенные растения в воде и вновь сушили. Потом мяли на мялке, толки в ступе, получая волокно. Потом волокно вытряхивали. Большим гребнем чесали волокно и начинали прясть. Потом заправляли (снаряжали) станки и начинали ткать. Получались рулоны холстов до 10-15, а то и 20 метров. За зиму успевали наткать по 5-6 рулонов. С наступлением весны выносили холсты. В большие корыта наливали воду, мочили холсты и расстилали по траве. Сушили, а потом опять мочили и вновь сушили, пока не станет холст белым. Этим занимались практически все лето. А зимой шили из холстов простыни и рубахи. Бабушка вышивала крестиком и гладью подзоры на кровати, наволочки и рушники, которыми украшали иконы и портреты. Особо украшали избы на православный праздник Пасху и Троицу, который в Гнилуше был престольным праздником. Женщины старались нарядить дом новыми вышитыми рушниками, подзорами на кровати, наволочками и веточками зелени и травы.
Дед шил обувь для всей семьи. Выделывали кожу из телячей шкуры для сапог, ботинок и башмаков. Сам делал бочки для солений, ведра, ванны, тазы, телеги, арбы.
Во дворе стояли огромные сараи для домашнего хозяйства. Была у деда и своя столярная мастерская с набором отличного инструмента. В огороде сажали картошку, тыкву, коноплю, огурцы, горох, помидоры. Тыква была очень сладкая – особо ценилась черная. В саду росли яблони, сливы, вишни, терн. Помидоры, огурцы, яблоки, терн, капусту, арбузы замачивали в больших деревянных бочках и спускали в большой круглый погреб с «рукавом», в котором хранили картофель. Вверху рукава был воздухоотвод. В больших кастрюлях замачивали вишни. В конце огорода был глубокий колодец на две семьи. Огород всегда поливали водой из колодца. Воду доставали ушатом.
Когда плодовые деревья начали облагать налогом, сад пришлось выпилить под слезы домочадцев. Печь топили кизяками, а грубу для приготовления пищи – дровами. Кизяки заготавливали весной, еще по холоду. Выходили во двор в сапогах резиновых. Накладывали коровий навоз в специальные станочки – каждому домочадцу – по два станка – месили, накладывали их в прямоугольные формы, утрамбовывали ногами и потом выкладывали рядами. Через неделю- две кизяки высыхали, их складывали елочкой. Через неделю две их вновь выкладывали в так называемые «пятки» - в виде крыши.
После подсыхания в «пятках», кизяки укладывали в кучи в виде огромного круглого многоугольника высотой около двух метров. Через 2-3 недели кизяки готовы. Их уже начинали складывать в сарай. Зимой топили печь кизяками. Они горели жарко. И печь долго сохраняла тепло. Позднее наш родовой дом перевезли в Павловск, где он и стоит на Петровской площади в своем первозданном виде по сей день. Его так никто никогда больше и не перестраивал. Рядом в Гнилуше жила семья двоюродного брата деда - Михаила. Хозяйство у деда было очень крепкое – коровы, лошади, свиньи, быки, овцы, куры. Моя бабушка Анастасия Михайловна рожала почти каждый год. Потом ухаживала за парализованной свекровью. Одним словом, жизнь бабушки была нелегкой. Во время коллективизации вошли в колхоз. Василий Филиппович первым сдал все свое большое хозяйство в колхоз. Хотя был одним из самых зажиточных хозяев в селе. Причем, из дворянского рода. На вопрос жены, что же он делае, мудро и дальновидно ответил:
- Настя! Хозяйство мы с тобой еще наживем. А вот семью уберечь надо!
Знал, видно, дед, что с коллективизацией не шутят. Хозяйство потерять не боялся. Знал, что руки его прокормят семью. Никакой работы не боялся. Был мастером на все руки. И очень уважаемым в селе, а потом и в Павловске человеком. А вот то, что процесс коллективизации пройдет сурово для крестьян, видимо, догадывался. И первым в селе принял решение вступить в колхоз, сдав туда свое огромное хозяйство.
Дед работал кладовщиком-учетчиком в колхозе. Был мастер на все руки. И плотничал, и слесарничал, и печи клал так, что народ в очередь к нему стоял. , И бондарь он знатный, и кровельщик, и каменщик. В голодные тридцатые годы, благодаря деду, спаслись две семьи – дед кормил всю свою многочисленную родню и семью двоюродного брата, каждый день доставая из амбара по полведра чечевицы, из которой варили суп и кашу.
Продолжение следует...