Снизу небо казалось вырезанным из белого полотна ярким кружком, наспех приклеенным к потемневшему от времени, влаги и мха камню. Днем по нему пролетали туда-сюда черные пятнышки птиц и огромные мягкие пушистые облака, а ночью небо по цвету почти сливалось с камнем колодца, но все еще сияло маленьким клочком огромных звезд, безразлично глядящих на всех сверху вниз.
От стен колодца веяло промозглым холодом, и, несмотря на то, что вода давно не поднималась выше полуметра, откуда-то сбоку бил крохотный ледяной источник. Сидеть на дне было холодно, кожа почти сразу покрывалась мурашками и немела, руки и ноги переставали двигаться, язык накрепко прилипал к небу, и оставалось только глядеть вверх, разглядывая теплый и красочный кусочек мира снаружи.
Главным их развлечением (а собралось их здесь по меньшей мере трое) было звать на помощь, а потом утягивать неудачливого сострадальца вниз. И хоть колодец не был таким уж глубоким, никто никогда не мог выбраться отсюда самостоятельно или воспользовавшись помощью сверху.
Таковы были правила. Однажды попав на дно колодца, непременно останешься здесь навсегда.
Никто уже и не помнил, кто это единственное беспрекословное правило придумал, однако никто до сих пор не нарушал его. Однако вовсе не потому, что собравшиеся здесь не хотели выжить. Просто в голове каждого из них засела мысль, что, выбравшись, другой непременно бросит их, потому что сами они так бы и поступили. Поэтому, не сговариваясь решили они, лучше не дать другому спастись, чем быть потом брошенным в одиночестве.
А еще лучше – заманить вниз как можно больше, ведь так гораздо, гораздо веселее.
В последнее время, впрочем, людей вокруг становилось все меньше и меньше. Никто больше не сбрасывал в колодец ведра, чтобы набрать воды, и едва ли кто-то откликался на громкие стонущие крики, доносящиеся из-под земли.
Редкий проходящий мимо путник заглядывал вниз, долго смотрел на мутноватую воду, всполошенную стуком зубов и трепетом отнимающийся пальцев, вздыхал себе под нос и уходил, не найдя ничего интересного. И, сколько бы они ни надрывались, скуля и прося его о помощи, будто вовсе не слышал ни единого человеческого звука.
Неизменно окружающие их лица уже осточертели настолько, что и смотреть не хотелось. Вокруг были одни и те же стены, одни и те же голоса и одно и то же небо, набившее оскомину и плюющее на их несчастные головы.
– Нам нужно ведро, – сказал один, пожевывая давно растрескавшиеся губы.
Его голос звучал тихим шелестом ветра и скрипом старых сухих сучьев, и от него так и хотелось закрыть уши. Голос второго, который ответил ему, казался вороньим карканьем:
– Чего? Зачем тебе ведро? Или совсем крыша прохудилась, наденешь вместо пустой черепушки?
Третья, по голосу довольно молодая девушка, хихикнула, и голос ее булькнул выходящими из-под гнилой земли пузырями.
– Ничего вы не понимаете, – насупился первый, глядя на проплывающие в вышине облака, – мы ведь раньше новеньких стягивали, когда они воды набрать хотели. А теперь что? Ведра нет – и никого нет. Тьфу!
Он сплюнул, и вода в самой середине колодца булькнула, выплескиваясь ледяными брызгами. Второй, сидящий совсем рядом, принялся громко браниться, и оттого вода расплескалась еще сильнее.
Третья снова захихикала, но вдруг смолкла, склонила голову набок и прижала палец к губам:
– Слышите?
Двое, поглощенные жарким спором, конечно, не слышали ничего, но все равно притихли, навострив уши. Третья девчонка сидела в колодце дольше всех и никак никуда не девалась, лишь хихикала, прижавшись к стене, и протяжно, что больше походило на вой, зазывно пела.
– Идет, идет! – третья захлопала в ладоши, вода взбурлила, и далеких шорох травы пропал.
Первый и второй тут же шикнули на нее, потому как и сами услышали шаги и переговоры двоих людей. Кто-то шел не просто мимо, а направлялся прямиком к их колодцу, а значит в их цепкие изголодавшиеся по теплу ручонки!
Первый и второй переглянулись, потирая руки. Третья же, когда на нее перестали кричать, набрала в легкие побольше воздуха и пронзительно запела. Звуки скорее напоминали скрежет металла по стеклу, но уже минуту спустя клочок белого неба перекрыла темная голова.
Впрочем, не успел второй предвкушающе пискнуть, голова исчезла, а вниз что-то упало, исчезая под водой. Первый уже почти сомкнул пальцы, когда заметил, что сверху не тянется никакой веревки. Пошарив рукой по дну, он ничего нового не нашел и разочарованно вздохнул.
Третья, не переставая петь, прижала что-то к груди, и улыбка ее стала еще более безумно широкой. Первый и второй бросились к ней, но сверху снова что-то шлепнулось, и по мутной воде расползлись ровнехонькие круги.
Белесый огрызок неба снова оказался скрыт, на этот раз вовсе не головой, а страшным чудовищем, конца и края которому видно не было. В зубастой пасти оно держало нечто, напоминающее перемешанную с травой черную землю, и именно земля мелкими ошметками падала в колодец.
Начавшему браниться второму на лицо упала целая горсть, и он замолчал, скрывшись в ледяной воде. Третья, прижимая нечто к груди, расхохоталась и юркнула следом.
Первый протянул руки вверх, собираясь поймать чудовище и утащить его вниз, и мгновение спустя колодец вместе с ним доверху засыпало свежей землей. Раздавшийся в унисон вопль едва ли достигал ушей живых, скрываясь под двухметровой толщей бывшего когда-то колодцем кургана.
