Правда говорится, что, раз попав в хоровод фей, из него тяжело вырваться. Да еще я и не делаю попытки)
Надеюсь заманить и вас. Поэтому, приготовьтесь – повествование будет длинным, обильно иллюстрированным.
Как я уже сказала, я не хочу уходить из мира Артура Рэкхема. Он не только пленительный и притягательный, - он еще и пугающе страшный. Я не буду сейчас рассуждать о викторианской детской литературе. Скажу лишь, что видимо, неспроста она такая жутковатая. Детская смертность была велика. Трудно представить, как родители справлялись с потерей детей. Но вообще невероятно представить, как дети справлялись с потерей брата или сестры. Может быть поэтому рассказы и повести той поры пытались сделать границу между мирами более прозрачной и проницаемой? То, что шокирует сейчас, тогда было лишь попыткой смягчить горе от потерь?
Наверное, я была неправа, когда не приложила ссылки на саму книгу. Исправляюсь - вот ссылка на "Питера Пэна" в Проекте Гутенберг. Шикарное издание 1906 года со всеми иллюстрациями и картой. Не пройтиде мимо - посмотрите на это чудо.
Так кто же такой этот Питер Пэн? Все мы знаем повесть «Питер Пэн и Вэнди», но начало истории самого Питера Пэна упоминается редко. Сегодня мы и попытаемся слегка подлатать этот пробел. Не думайте, что тема эта никак не связана с темой, заявленной моим каналом. Связана! Мы увидим это дальше. А пока просто
«Питер Пэн в Кенсингтонских Садах»
Эту сказку я бы и не назвала детской. Скорее она для любого возраста. Каждый берет что-то свое. Все мы замечали, как одно и то же произведение, перечитываемое в разном возрасте, по-разному откликается в наших умах и сердцах.
В повествование прекрасно вплетены традиционные мотивы британского фольклора, к слову, не только феи.
Итак, краткий пересказ сюжета.
Повесть разворачивается в Кенсингтонских Садах в Лондоне. Места, которые там описываются, существуют на самом деле – это и озеро Серпентайн, и Круглый Пруд с Птичьим островом, и Броуд Уок (прогулочная аллея).
Открытые для публики аж с 1728 года, Сады стали любимым местом прогулок с детьми. Еще в 1722 году Томас Тикелл написал поэму «Кенсингтонские Сады», в которой главными персонажами были эльфы и феи, живущие там. Так что и в этом отношении Джеймс Барри продолжил давнишнюю традицию.
- Все птицы рождаются на Птичьем острове в Кенсингтонских Садах. А дети происходят от птиц, поэтому в первые недели своей жизни в человеческом облике они так стремятся улететь и снова стать птицами – за ними нужен глаз да глаз! У всех деток первое время остается воспоминание о крылышках – у них очень чешутся плечики и спинки (вот откуда, оказывается, у Питера Пэна способность летать!)
- Питеру Пэну удалось ускользнуть о своей матушки и улететь в окно. Но, прилетев обратно на Птичий Остров и поговорив с мудрым вороном Соломоном, он понимает, что он не птица, но уже и не человек. Выскользнув их своего человеческого облика, он не смог стать снова птицей и завис между мирами. Вдобавок ко всему, у него происходит кризис веры, если можно так выразиться – он утрачивает способность летать! Так Питер и остался семидневным мальчиком, который все не рос (wouldn’t grow) и все делал не правильно.
- Питер отчаянно хочет добраться до Кенсингтонских садов со своего острова и играть с детьми. Это получается, но отнюдь не сразу.
Сначала я думала перевести несколько отрывков из сказки сама, но потом вспоминал, что у меня лежит уже не раз пригодившаяся книга «Как дочка короля плакала по Луне» и решила, что не мой любительский перевод, а литературный, все же лучше. Итак, переводчик А. Слобожан.
Фрагменты я размещу под соответствующими им картинками. Иногда не удержусь и добавлю пару слов от себя. Есть совершенно гипнотические и пугающие места. А ведь мне никогда не нравился мультяшный Питер Пэн!
I ought to mention here that the following is our way with a story: First, I tell it to him, and then he tells it to me, the understanding being that it is quite a different story; and then I retell it with his additions, and so we go on until no one could say whether it is more his story or mine. In this story of Peter Pan, for instance, the bald narrative and most of the moral reflections are mine, though not all, for this boy can be a stern moralist, but the interesting bits about the ways and customs of babies in the bird-stage are mostly reminiscences of David's, recalled by pressing his hands to his temples and thinking hard.
"Теперь мне следует сказать о том, как создавалась эта история. Сначала я рассказывал ее Дэвиду, потом он рассказывал мне (причем мы договорились, что его история не будет повторять мою), потом снова я, на этот раз с его добавлениями, и так далее. Сейчас уже невозможно определить, чья же она на самом деле — его или моя. В этой истории о Питере Пэне само повествование и большая часть назидательных отступлений — мои, хотя и не все, ведь ребенок тоже может быть настоящим моралистом, зато все интересные факты об обычаях и привычках младенцев, находящихся еще в облике птиц, — в основном воспоминания Дэвида, которые пришли к нему, когда он поднапрягся и крепко сжал виски кулаками".
(Именно этот фрагмент вкупе с одной иллюстрацией навел меня на мысль о том, что сказка-то не для детей! В ней по сути два повествования - и для малышей, и для нас)
Of course, it also shows that Peter is ever so old, but he is really always the same age, so that does not matter in the least. His age is one week, and though he was born so long ago he has never had a birthday, nor is there the slightest chance of his ever having one. The reason is that he escaped from being a human when he was seven days' old; he escaped by the window and flew back to the Kensington Gardens.
"Конечно, это говорит еще и о том, что Питер никак не младше вашей бабушки, но поскольку возраст его уже давно не меняется, то это не имеет ни малейшего значения. Ему всегда будет одна неделя, и хотя он родился много лет назад, дня рождения у него ни разу не было и навряд ли когда-нибудь будет. Дело в том, что, когда Питеру исполнилось семь дней, ему расхотелось быть человеком. Он убежал через окно и полетел обратно в Кенсингтонский Сад".
(Обратите внимание на Лондон, вернее на индустриальный пейзаж! И не забудьте прокрутить карусельку - там подлинная фотография Лондона середины 19 века)
Well, Peter Pan got out by the window, which had no bars. Standing on the ledge he could see trees far away, which were doubtless the Kensington Gardens, and the moment he saw them he entirely forgot that he was now a little boy in a nightgown, and away he flew, right over the houses to the Gardens. It is wonderful that he could fly without wings, but the place itched tremendously, and, perhaps we could all fly if we were as dead-confident-sure of our capacity to do it as was bold Peter Pan that evening.
"Итак, Питер Пэн убежал через окно, на котором не было решетки. Стоя на карнизе, он увидел вдалеке верхушки деревьев — это, конечно же, был Кенсингтонский Сад, — а увидев их, совершенно забыл, что теперь он — младенец в ночной сорочке, и полетел прямо туда над крышами домов. Просто поразительно, что ему удалось лететь без крыльев, но лопатки сильно зудели, и возможно… возможно, мы все смогли бы взлететь, если бы мы также не сомневались в своей способности к этому, как не сомневался в тот вечер храбрый Питер".
Every living thing was shunning him. Poor little Peter Pan, he sat down and cried, and even then he did not know that, for a bird, he was sitting on his wrong part. It is a blessing that he did not know, for otherwise he would have lost faith in his power to fly, and the moment you doubt whether you can fly, you cease forever to be able to do it. The reason birds can fly and we can't
is simply that they have perfect faith, for to have faith is to have wings.
"Все живые существа сторонились его! Бедный Питер Пэн! Он опустился на землю и заплакал, но даже сейчас не подумал, что для птицы он сидит абсолютно неправильно. Впрочем, для него это было только к счастью, ведь иначе он навсегда потерял бы веру в то, что он способен летать, а стоит хоть раз потерять эту веру, и вы никогда больше не сможете полететь. Причина того, что птицы могут летать, а мы — нет, очень проста: птицы верят, что они могут, и вера дает им крылья".
(Обратите внимание на эту изумительную мысль!)
It was to the island that Peter now flew to put his strange case before old Solomon Caw, and he alighted on it with relief, much heartened to find himself at last at home, as the birds call the island. All of them were asleep, including the sentinels, except Solomon, who was wide awake on one side, and he listened quietly to Peter's adventures, and then told him their true meaning.
"Look at your night-gown, if you don't believe me," Solomon said, and with staring eyes Peter looked at his nightgown, and then at the sleeping birds. Not one of them wore anything.
"Ruffle your feathers," said that grim old Solomon, and Peter tried most desperately hard to ruffle his feathers, but he had none. Then he rose up, quaking, and for the first time since he stood on the window-ledge, he remembered a lady who had been very fond of him.
"I think I shall go back to mother," he said timidly.
"Good-bye," replied Solomon Caw with a queer look.
But Peter hesitated. "Why don't you go?" the old one asked politely.
"I suppose," said Peter huskily, "I suppose I can still fly?"
You see, he had lost faith.
"Poor little half-and-half," said Solomon, who was not really hard-hearted, "you will never be able to fly again, not even on windy days. You must live here on the island always."
"And never even go to the Kensington Gardens?" Peter asked tragically.
"How could you get across?" said Solomon. He promised very kindly, however, to teach Peter as many of the bird ways as could be learned by one of such an awkward shape.
"Then I sha'n't be exactly a human?" Peter asked.
"No."
"Nor exactly a bird?"
"No."
"What shall I be?"
"You will be a Betwixt-and-Between," Solomon said, and certainly he was a wise old fellow, for that is exactly how it turned out. The birds on the island never got used to him. His oddities tickled them every day, as if they were quite new, though it was really the birds that were new. They came out of the eggs daily, and laughed at him at once, then off they soon flew to be humans, and other birds came out of other eggs, and so it went on forever.
"Именно к этому острову и полетел Питер, чтобы поведать о своих горестях старому ворону Соломону. Опустившись на остров, Питер почувствовал облегчение и приободрился оттого, что наконец-то вернулся домой, — так называют птицы свой остров. Все его обитатели, включая часовых, спали. Не спал один Соломон, который сидел, широко раскрыв один глаз. Он спокойно выслушал рассказ о злоключениях Питера и объяснил их причину.
— Посмотри на свою ночную сорочку, если не веришь, — сказал Соломон. Питер долго рассматривал свою одежду, потом взглянул на спящих птиц: на них ничего не было. — А какие пальцы у тебя на ногах: большие (как у птиц) или маленькие? — с некоторой жестокостью спросил Соломон, и Питер с ужасом увидел, что пальцы у него совсем крошечные. Потрясение было настолько велико, что даже насморк у него прошел. — Распуши перья, — продолжал беспощадный ворон, и Питер стал изо всех сил стараться распушить перья, но не мог — ведь перьев у него не было. Весь дрожа, он встал на ноги, и впервые с тех пор, как стоял на карнизе, подумал об одной женщине, которая когда-то очень его любила.
— Пожалуй, я вернусь к маме, — неуверенно сказал он.
— Счастливого пути, — сказал старый ворон, как-то странно посмотрев на Питера.
Питер колебался.
— Чего же ты ждешь? — вежливо спросил Соломон.
— Но ведь я еще могу, — хриплым голосом спросил Питер, — еще могу летать?
Дело в том, что он потерял веру.
— Бедняга, — пожалел его ворон, который в глубине души вовсе не был жесток. — Ты до конца жизни не будешь ни тем, ни другим, ни птицей, ни человеком, и никогда больше не поднимешься в воздух, даже в самые ветреные дни. Ты будешь жить всегда здесь, на острове.
— И не смогу бывать даже в Кенсингтонском Саду? — грустно спросил Питер.
— А как ты собираешься туда добраться? — поинтересовался Соломон. Он, однако, отнесся к Питеру с большой добротой и пообещал обучить его всем птичьим повадкам, насколько Питер со своим неуклюжим телом сможет их перенять.
— Так я не буду обычным человеком? — спросил Питер.
— Нет.
— И я не буду настоящей птицей?
— Нет.
— А кем же я буду?
— Ты будешь Серединкой на Половинку, — ответил Соломон, и, видно, он действительно был мудрым вороном, потому что так все и вышло.
Птицы на острове так и не привыкли к Питеру. Его причуды постоянно их раздражали, хотя не он был младше их, а они младше его. Каждый день из яиц вылуплялись все новые и новые птицы и сразу начинали смеяться над Питером. Вскоре они улетали, чтобы стать человеческими младенцами, а из яиц вылуплялись новые, и так продолжалось вечно".
Once he really thought he had discovered a way of reaching the Gardens. A wonderful white thing, like a runaway newspaper, floated high over the island and then tumbled, rolling over and over after the manner of a bird that has broken its wing. Peter was so frightened that he hid, but the birds told him it was only a kite, and what a kite is, and that it must have tugged its string out of a boy's hand, and soared away. After that they laughed at Peter for being so fond of the kite, he loved it so much that he even slept with one hand on it, and I think this was pathetic and pretty, for the reason he loved it was because it had belonged to a real boy.
"Однажды он совсем поверил, что нашел способ добраться до Сада. Удивительный белый предмет, похожий на улетевшую газету, парил в небе над островом и вдруг как-то странно дернулся и перекувырнулся несколько раз подряд, словно птица, которой подбили крыло. Питер даже спрятался от испуга, но ему объяснили, что это всего лишь игрушка — воздушный змей и что он, должно быть, вырвал веревку из рук какого-то мальчика и взмыл ввысь".
At last, with a grand design burning within his brave heart, he begged them to do it once more with him clinging to the tail, and now a hundred flew off with the string, and Peter clung to the tail, meaning to drop off when he was over the Gardens. But the kite broke to pieces in the air, and he would have drowned in the Serpentine had he not caught hold of two indignant swans and made them carry him to the island. After this the birds said that they would help him no more in his mad enterprise.
"Наконец его храброе сердце переполнилось желанием осуществить один дерзкий план. Питер попросил птиц запустить змея еще раз, чтобы самому прицепиться к его хвосту. На этот раз веревку потянуло сто птиц, а Питер прицепился к змею, собираясь разжать руки, когда будет над Садом. Змей, однако, развалился на куски еще над озером, а Питер несомненно утонул бы, если бы не успел ухватиться за двух возмущенных лебедей и не заставил их отнести его на остров. После этого случая птицы заявили, что больше они не будут участвовать в столь безумной затее".
А по поводу этой иллюстрации я просто должна оставить комментарий. В начале я написала о том, что книга "Питер Пэн в Кенсингтонских Садах" написана не для детей, вернее не только для детей. Каждый возраст видит в повести что-то свое. Как замечательно чутко и тонко это состояние - столкновение двух миров - передано на этой картине Рэкхема! Неужели этот пожилой джентельмен и его дама тоже когда-то были детьми?
Long before the time for the opening of the gates comes he steals back to the island, for people must not see him (he is not so human as all that), but this gives him hours for play, and he plays exactly as real children play. At least he thinks so, and it is one of the pathetic things about him that he often plays quite wrongly.
"Задолго до того времени, как ворота Сада открываются, Питер проскальзывает обратно на остров, потому что люди не должны его видеть (для этого в нем слишком мало человеческого). Впрочем, ему и ночью хватает времени для игр. Играет он так же, как и настоящие дети, по крайней мере он так считает. На самом же деле играет он часто неправильно, и это — самое трогательное в Питере".
Peter's heart was so glad that he felt he must sing all day long, just as the birds sing for joy, but, being partly human, he needed in instrument, so he made a pipe of reeds...
"Сердце Питера настолько переполнялось счастьем, что ему хотелось петь дни напролет, петь от избытка радости, как птицы. Однако наполовину он оставался человеком, ему был нужен инструмент, на котором он мог бы играть. Поэтому он смастерил себе из тростника дудочку и частенько сидел весь вечер на берегу острова, стараясь подражать шелесту травы или журчанию воды. Он сгребал пригоршни лунного света и превращал его в музыку, отчего дудочка пела так чудесно, что даже птицы бывали сбиты с толку".
And think of the music of his pipe. Gentlemen who walk home at night write to the papers to say they heard a nightingale in the Gardens, but it is really Peter's pipe they hear.
"И не забудьте о музыке, которую он наигрывал на своей дудочке. Джентльмены, которым случалось возвращаться домой поздно вечером, пишут потом в газеты, как они слышали в Саду соловья, но на самом деле они слышали дудочку Питера".
Продолжение следует...
А вот и продолжение
https://zen.yandex.ru/media/id/5ca3d80d15bac500b33f8427/piter-pen-v-kensingtonskih-sadah-5fcff768c7b1a60578c03e0c
#ПИТЕР ПЭН #сказки на ночь #сказки для взрослых #викторианская англия #артур рэкхем #книжные иллюстрации
