Человечность - это угощать другого.
Это первым приходит и уходит последним. Если этого нет - всё, нет ничего человечного в человеке. Это не человек уже. Некто или Нечто, даже если руками двигает и губы выговаривают слова.
У Гоголя Чичикова все угощают, вы заметили? Даже совсем неприятные, казалось бы, персонажи. Манилов угощает, Собакевич угощает ватрушками величиной с колесо, Коробочка блинками угощает. И поэтому сквозь недостатки и даже пороки просвечивает их человеческая душа. Она жива.
И Плюшкин, символ жадности и аллегория скупости, угощает заплесневелым калачом. Потому что он пока ещё человек. Душа его больна, он вроде бы отвратительный такой персонаж. А сразу его жалко становится, когда он калачом угощает.
Потому как этот древний ужасный калач для Плюшкина - вещь ценная. Вкусная. Заботливо сохранённая в безумии для себя, на потом.
Угощать - это и есть «оставаться человеком». Делиться едой.
И если человек может при другом преспокойно есть, не предлагая, - с ним точно непорядок. Может, поэтому совестливые чувствительные люди стесняются есть в общественных местах; как-то странно угощать других. Но и есть на глазах в одиночку тоже странно...
Это у Чехова бедный странник ел ужасно твёрдую колбасу. Ножом отпиливал кусочки и жевал. Поднял глаза на благополучного соседа и важно предложил; мол, я могу вам одолжить кусочек! «Одолжить» - это от деликатности, чтобы не обидеть. «Угостить» - как-то неприлично для незнакомого человека.
И благополучный человек что-то такое ощутил в душе. Вот эту связь людей, человечность. И сблизился, подружился, проникся… И подарил свои штиблеты и брюки, потому что странник был совсем беден. Бездомный и нищий. А все равно колбасу предложил.
И пока есть этот инстинкт - угощать, все с нами в порядке. И все эти конфеты, которые мы дарим, шоколадки, - они отсюда же происходят. И званые обеды, и пиры - все отсюда. Это очень человеческое, правда? Угощать-то…
Анна Кирьянова