Читатель канала "Московские истории" Владимир Федоров о послевоенном времени, о том, как сжигали вещи не вернувшихся, случайно найденном среди них альбоме с марками и о том, почему его нельзя было продавать.
Уже несколько лет, как ушла война. В Останкинском студгородке еще оставались опечатанные комнаты со скарбом не возвратившихся хозяев. Запыленные фотографии о прошедшей жизни, этажерки со скромным набором учебников и никому уже не нужная одежда - все это находилось в закрытых комнатах, покрываясь забвением и ежегодной пыльцой вновь распускающихся деревьев.
Эти мавзолеи вещей вскрывались при разных обстоятельствах - когда получали печальное извещение или когда никакой надежды на возвращение их хозяев не оставалось. Вещи свозились в деревянный вытянутый амбар, который сейчас бы назвали складом, и ждали своей последней участи.
Особой охраны они не требовали, периодически их списывали, сжигая или передавая местной библиотеке. Мне самому пришлось бывать в этом амбаре как однокласснику сына коменданта. Он мне с гордостью показал сложенные в углу гимнастические гири, штангу, назначение которой мы еще тогда не знали, волейбольные сетки и прочие спортивные вещи, пролежавшие всю войну и числящиеся в каких- то истлевших ведомостях как собственность студгородка. Указывая, на сваленные в дальнем углу мешки и книжки, Витя говорил:
- Это от эвакуированных, это от погибших, эти с пожара.
Хотелось поскорее уйти из темного с крошечным окошечком склада и сваленных в мешки вещей, напоминающих о чужой жизни.
- Скоро будут снова списывать, приходи, костер разожгут! - пригласил Витя.
Через несколько дней он вызвал меня из дома, предлагая пойти на зрелище.
На пустыре дядя Коля указал место сжигания и бросил два слова:
- Пойдемте разберем!
Мы вытаскивали поломанные венские стулья, части кресел с пружинами и остатками парчовой ткани, провалившийся диван, куски от плетеных корзин, тетради и прочий мусор. Дядя Коля сам вынес несколько мешков, сбросил их в общую кучу и облил все керосином. Поджег, все полыхнуло, и задымилось. Костер, как быстро занялся, так и быстро стал угасать.
- Принесем еще книжки, - предложил Витя.
В пустом углу сарая валялись на земле стопки книг, вспухших от сырости.
Газеты и выкройки сразу полетели в костер. Перебирая оставшееся, Витя обратил внимание на необычную квадратную книжку в кожаном переплете. Раскрыв ее, мы увидали альбом с почтовыми хорошо сохранившимися марками.
В то время многие увлекались марками. Для нас это были прежде всего красивые изящные картинки, которые мы наклеивали в тоненькие школьные тетрадки. Чем больше и цветистее была марка, тем авторитетнее была твоя коллекция. Марки с почтовых писем мы отклеивали, смачивая слюной или грея под паром из чайника. Но здесь марки были вставлены под прозрачные полоски, закрепленные в толстых картонных листах, и еще защищены папиросным листом.
Витя пошел показать их отцу. Тот, повертев альбом, сказал:
- Не поименован - берите его себе.
Среди красивых марок мы сразу отметили самолеты. На них была надпись «Авиапочта СССР», еще были дирижабли, и множество маленьких марочек без зубчиков, не вызвавших у нас интереса.
На следующий день мы притащили альбом в класс. Веня Розанов сказал:
- Вы эти самолеты продайте и накупите себе других марок - с животными и даже новыми самолетами.
Где продавать, мы знали: на Кузнецком мосту, напротив зоомагазина, был старинный салон, у витрин которого было не протолкнуться. Там обосновались и перекупщики. На следующий день мы появились у них и предложили марки с самолетами. Нам назвали сумму, которая вызвала у нас восторг.
- Если есть еще, привозите, куплю, - сказал парень.
В этот же день мы накупили разноцветных красивых марок, истратив все деньги.
По истечении недели, пережив азарт торговли, решили продать весь альбом, оставив себе только дирижабли.
На Кузнецком мы без труда нашли того парня, показали альбом. Он полистав, небрежно буркнул:
- Беру, для расчета зайдем в подъезд, тут гоняют.
Подъезд находился в двух шагах от магазина. Узкая лестница вела на низкий второй этаж и заканчивалась единственной дверью. Назвав впечатляющую сумму, он объяснил:
- Подождите, у меня таких денег нет, сейчас принесу, - и исчез за дверью, которая оказалась не запертой.
Простояв минут десять, мы, забеспокоившись, поднялись, толкнули дверь, она легко открылась. За ней мы увидали такую же лестницу, но уже спускающуюся вниз - во внутренний двор. Пройдя по кругу, мы по снова вернулись к магазину почтовых марок. Парня не было. Спросили у других перекупщиков, знают ли они его. Те усмехнулись:
- Надо было знать, с кем связываться.
Посчитав себя нагло обманутыми, решили обязательно вернуться к магазину со старшими ребятами, но увлечь авторитетных защитников восстановлением справедливости, да еще так далеко от Останкино, не удалось.
Больше я ни разу не встречал того парня - он пропал.
Прошло много времени, и я осознал, что все произошедшее справедливо, ибо торговать памятью людей погибших за тебя - нельзя.#владимир федоров
Еще про марки: "Самым шиком в нашей среде считались "колонии", мы их выменивали, покупали с рук". И про послевоенную жизнь в Останкинском студгородке: "Их было всего 28 домов-бараков, по 32 комнаты в каждом".