Продолжение. Начало здесь
- Дом похож на заброшенный, – согласилась Анна. – Вот только непонятную бабку я там уже второй раз видела. Когда гуляла в день приезда, и сегодня.
- Может, она не в доме живет? Со стороны пришла? – допытывала баба Оня.
- Не знаю. Сегодня она с буком перед двором стояла, а в прошлый раз наоборот – из-за забора за мной следила. Со двора.
- Следила?
Анна кивнула.
- Она потом как-то сразу исчезла. Я ещё подумала, что она… не совсем нормальная… одежду оставила, а сама ушла.
Баба Оня слушала Анну и всё больше мрачнела.
- Вот ведь угораздило! Выходит, почти в самой деревне, на виду, обосновалась неизвестная нечисть. Я сейчас к соседям сбегаю, поделюсь новостью. А ты поешь – пельмешки в печи томятся. В чугунке. Сама достанешь?
- Достану.
Неудобно было хозяйничать в чужом доме. Но раз бабка разрешила…Анна с аппетитом поела распаренные в масле пельмени. Прибрала за собой посуду, вытерла стол, подмела. После поставила чайник, стала искать заварку на полочке.
Баба Оня вернулась задумчивая. Тихая. На молчаливый вопрос Анны лишь махнула рукой.
- Пока ничего. Мы с девчатами прошлись туда. Посмотрели издали, мельком. Будто не знаем ничего. Дом тёмный стоит. На снегу возле калитки снег не утоптан… Ничего, завтра поутру проверим. Тогда и решим, как дальше быть.
- Может, к дому бездомная бабка прибилась? И скрывается. Чтобы не прогнали?
- И бук её не тронул, только разговоры разговаривал? Быть такого не может.
Бабка подошла к печи, поворошила угли.
- Поела пельмешки?
- Спасибо. Мне очень понравились.
- Давай теперь чайку попьём. Замёрзла я что-то. И кости ломит – верный знак, что погода меняться станет. Ты бутылку выставить не забудь. В третий раз-то. Нынче ещё луна выйдет.
Позже, пристроив бутылочку на ступенях, Анна залюбовалась луной – такая та висела сочная, золотая. Вокруг неё лёгкой кисеёй колыхалась красноватая дымка. Со стороны леса, далеко-далеко небо словно потяжелело, наполнилось мглой - то ползли к деревеньке густые снеговые тучи. Зрелище было завораживающее. Проникнувшись прелестью морозной ночи, Анна немного постояла на крыльце, постаралась отложить в памяти открывшуюся перед ней картину.
- Завтра соберёшь оберег, наполнишь бутылочку, – продолжила наставлять её бабка. - Ты присмотрела место? Где-то в доме выбери и спрячь. На улице нельзя. Уедешь к себе, а бутылочка здесь останется, целая и сохранная. На расстоянии тебя оберегать и поддерживать станет.
- А ваша кика…она ж точно увидит. От неё разве спрячешь.
- То не страшно. Кика охранять её станет, оберегать. На то при доме и приставлена.
Баба Оня сидела возле печи, рукодельничала.
- Не те глаза уже стали! Плохо смотрят, а рукам охота вязать. Вот и вожусь с шалью который месяц. Никак до ума не доведу.
Она примолкла, пересчитывая петли, после рассмеялась тихонечко.
- Мне кикуша как-то довязала её. Так я не оставила, распустила. Самой охота доделать, люблю я это занятие.
- А у меня не получается, - призналась Анна. – Считается, что вязание успокаивает. Я же наоборот, раздражаюсь, в петлях путаюсь. Монотонная работа.
- Ничего. Какие твои годы, научишься…Шла бы ты спать, Аннушка. Да и я, пожалуй, отправлюсь. Завтра трудный день будет.
- Из-за оберега?
- Да ну! Из-за дома того… Неизвестно, что там обосновалось-то, как выводить придётся. Выспаться мне нужно. Набраться сил.
Поутру погода испортилась – повалил снег, закружили по дороге лёгкие вихри.
Анна ещё завтракала, а бабка уже собралась, положила перед ней бумажку.
- Пойду я. А ты, Аннушка, бутылку собери. Я тебе тут написала слова, что сказать нужно. После того, как пробку воском запечатаешь…Всё поняла?
- Я с вами пойду, можно?
- Зачем, деточка? Опасно это. Или позабыла бУка?
- Я в сторонке постою. Мешать не стану. Очень уж любопытно! – взмолилась Анна.
- Тебе оберег закончить нужно. Им займись.
- Я всё равно пойду! За вами следом…
- Вот ведь настырная! Мало тебе было прошлого раза? Смотри, не пожалей после. Одевайся, раз решила. Я на улице ждать стану.
На улице подле бабы Они стояли «девчата» - две женщины лет шестидесяти, укутанные в платки по самые глаза.
Та, что пониже, полноватая, назвалась тёткой Матрёшей. Высокая, степенная представилась Тосей.
Обе, не таясь, разглядывали Анну.
- Ты зачем девчонку с собой ташшишь? – недовольно буркнула Тося. – Приманкой будет?
- Да пусть идёт. Премудростям научается, - милостиво разрешила Матрёша.
Анна хотела нагрубить, но смолчала. Решительно пошла за всеми по утоптанной тропе.
Прежде чем войти в калитку, достала тётка Тося мешочек. Черпнула из него горсть сухого порошка, обсыпала всех с головы. От неожиданности Анна вдохнула душистую колкую пыль и раскашлялась до слёз.
- Сейчас пройдёт. - Баба Оня участливо постучала Анну по спине. – Это материнка толчёная, чтобы не почуяла нас неизвестная жиличка раньше времени. Мы теперь для неё вроде как невидимые сделались.
После, повернувшись к Тосе, попеняла сердито:
- Предупреждать надо! Чуть девчоночку не напугала.
- Девчоночка знала, куда шла. Пущай теперь приноравливается!
- Всё-таки вредная ты, Тоська!
- Уж какая есть!
- Хватит вам уже, давайте делом займёмся, - перебила Матрёша. – Пошли в дом. Аня, ступай в серединке, за Оней сразу. Идти старайся след в след. Не выбивайся в сторону. Поняла?
Анна кивнула, и процессия медленно двинулась к крыльцу.
Дверь была приоткрыта. Баба Оня трогать её не стала, с неожиданной ловкостью проскользнула внутрь. За ней осторожно последовали остальные.
Выстуженные сени вели в небольшую комнатёнку – полупустую, грязную и очень холодную. Развалившаяся печь выступала из угла, на боку валялась табуретка, а больше ничего здесь и не было, разве что обильные заросли паутины повсюду. Бормоча себе под нос, баба Оня двинулась к замызганному окошку. Тося высматривала что-то на потолке, водила над головой руками, шептала.
Матрёша же опустилась на колени. Пригнулась к самому полу. Принюхалась совсем по собачьи. Зрелище было жутковатое. Анна невольно подумала, что тётка и сама сейчас смахивает на нечисть. Матрёша нюхала и нюхала, и вдруг указала в угол, что напротив печи.
С трудом удалось разглядеть там плотно утопленную ляду. Открывать не стали – Тося не дала. Она приглядывалась к чему-то на полу и вдруг нагнулась, подняла то ли нитку, то ли шерстинку. Поднесла близко к глазам, понюхала зачем-то и обернувшись к остальным, кивнула, указала на дверь.
Уже на улице, когда отошли подальше от брошенного домишки, Тося положила шерстинку на ладонь бабы Они и объявила торжественно:
- Букарица в подполе прячется. Вот ведь ловко обвела всех нечистая! Прямо под носом гнездо свила.
Продолжение здесь
*художник Игорь Медведев