Предыдущую главу можно прочитать здесь
Купить книгу "Козлиха" целиком можно на Ridero
МАМА
— Мам, а расскажи, как ты первый раз влюбилась, — Сашка терла на терке картошку для вареников, поставив массивный жестяной четырехгранник в большой эмалированный таз.
— Влюбилась? — мама после возвращения из больницы была рассеянной, пахла лекарствами и чем-то чужеродным. Располневшая, она вяло улыбалась и медленно плавала по квартире, начиная разные домашние дела и не доделывая их. Бывало, она застывала посреди комнаты или фразы.
— В школе я была влюблена в Лешку Сидорова, классе в седьмом, — сказала мама, делая в горке муки углубление. — Однажды он пригласил меня в кино. За это семеро моих братьев отлупили его за гаражами. Больше он ко мне не подходил.
Она разбила в ямку яйцо. Вместе с желтком выпала кровавая клякса. Мама задумчиво замерла, глядя на нее.
— Я вытащу, — среагировала Сашка, видя, что лицо мамы окаменело. Кончиком ножа она вынула кровь из яйца. — А по-взрослому ты когда влюбилась? Сколько тебе было лет?
Выйдя из оцепенения, мама медленной струйкой влила в муку кипячённую воду, посолила и стала замешивать тесто.
— Серьезно я влюбилась в Витьку Куманова. Красивый. У меня где-то его фотография есть. Мы даже собирались пожениться. Мне было восемнадцать. Ему двадцать. Он учился в ракетном училище. Приходил в форме, она так ему шла, — мама задумалась.
— Ну а дальше что?
— А дальше его сестра сказала мне, что девушка, с которой он встречался до меня, ждет от него ребенка.
— И что ты сделала?
— Уехала в Москву. В институт поступила. А на втором курсе встретила твоего отца.
Мама месила и улыбалась. Тесто постепенно становилось похожим на белую человеческую плоть.
— Мам? — Сашка снова стала тереть картошку. Без разговоров ей быстро наскучивала эта рутина. — Ну а как вы познакомились с папой?
— А? Как познакомились? Случайно. Я ехала в трамвае. Было так много народу, что я стояла прямо на ступеньке, лицом к двери. Потом зашел он и оказался на ступень ниже. И мы целых три остановки смотрели друг другу в глаза.
— Ехали и молчали?
— Да. Ехали и молчали.
— Неловко, наверное.
— Почему-то было хорошо. Уютно как-то. Потом он вышел. И я, честно сказать, не думала, что еще раз увижу его. Но буквально через несколько дней мы столкнулись возле общежития. Не знаю, как он там оказался. Он, вообще-то, в другом жил.
— И начали встречаться?
— Я ехала сдавать курсовую, которую чертила всю ночь. Он меня за руку взял и сказал, что не отпустит. Повез на репетицию. Он тогда в ансамбле играл. Посадил меня в зрительном зале, а я тут же уснула. Он меня будит и говорит: «Ну вот, мы для тебя концерт устроили, а ты спишь».
Мама ожила от этих воспоминаний. Движения ее стали быстрее, глаза заблестели, порозовело лицо. Сашка пыталась представить их, стоящими друг напротив друга в трамвае. Она видела на фотографиях, как выглядел тогда отец, стройный и красивый. В отличие от мамы, он сильно изменился с тех пор. Как они могли не знать друг друга, не иметь никакого представления о ней, Ане и Танюшке? Ведь они — дети, были всегда, а значит и в том далеком прошлом уже незримо присутствовали, пока незнакомые мужчина и женщина впервые рассматривали друг друга.
Мама сунула сероватый комок теста в полиэтиленовый пакет и положила его в холодильник.
— Давай, может, с начинкой тебе помогу. А то до вечера будешь копаться.
— Я сама, — Сашка стала тереть картошку энергичнее: — Получается, ты любишь папу? — спросила она.
— Конечно, люблю, — мама села на табуретку и расслабленно облокотилась на стол.
— Но ведь он столько плохого сделал. Он поднял на тебя руку. По пьяни.
— Любить — это в первую очередь прощать, Сашенька. Женщина должна быть мудрой. И уметь терпеть.
— Я не буду терпеть.
— Поживем — увидим. Где-то у нас была еще одна терка.
Мама достала из нижнего кухонного ящика гнутую плоскую терку , которую нужно было держать за неудобную, слишком тонкую металлическую ручку, и стала натирать оставшуюся картофелину.
— Но ведь ты попала из-за него в дурдом!
Картошка выскользнула из маминой руки, костяшки пальцев царапнули о терку. Мама будто не заметила. Лицо ее обострилось и напряглось. Оставляя в тазу картошку и терку, она отстранилась.
— С чего ты это взяла? — спросила мама сухо.
— Не знаю. Подумала, что причина в нем, — Сашка вдруг ощутила безотчетную тревогу, будто рядом нечто, от чего нельзя защититься, потому что не знаешь, где оно.
— Ты ошибаешься, — сказала мама. Глаза ее вмиг покраснели, между бровями пролегла морщина. Она тяжело вздохнула. Встала. Вынула тесто из холодильника и бросила на стол, несколько раз вдавила в него кулаками, будто вымещая на нем свою боль.
— Не уверена, что стоит говорить об этом. Ты еще слишком маленькая. Но… Я не хочу, чтобы ты думала так про своего отца. И… Со мной произошло кое-что. Плохое. Но никто не должен об этом знать.
— Тебя кто-то обидел?
— Да, — подбородок ее задрожал. Она закусила губу, чтобы не заплакать, но все же заплакала.
— Мам! Прости, — Сашка обняла маму и тоже заплакала, хотя не понимала причину. Она стояла, склонившись и уткнувшись в мамины волосы, в ее запах, такой изменчивый и любимый, и в этот миг две женщины, взрослая и взрослеющая, чувствовали друг друга без слов. А на столе лежало гладкое, побелевшее и затвердевшее от холода тесто.
— Фух! — будто стараясь избавиться от тяжелых мыслей, выдохнула мама. — Надо просто забыть, и все. Принеси мне мои таблетки.
Сашка сбегала в зал. Там, в одном из ящиков стенки хранились лекарства, в том числе, мамин пакет.
Выдавливая из упаковки таблетку «Феназепама»[1]мама вдруг засмеялась:
— Представляешь, меня так кололи, что я забыла о том, что у меня есть дети. Хотела остаться в больнице, помогать другим больным.
Сашке стало не по себе от этих слов. Но она промолчала.
ЖУРФАК
Сашка стояла, задрав голову, и смотрела снизу на памятник. Надпись на постаменте гласила: «Основателю Москвы Юрию Долгорукому». «Какой-то мужик на коне», — думала Сашка, поправляя сползший далеко на затылок фиолетовый капор из ангорки, из-под которого сосульками свисала челка. Рано утром, собираясь на поезд, Саша начесала ее — как говорили у них — «пропеллером» и залила лаком для волос «Прелесть». Но от мелкой, почти растворенной в московском воздухе сырости, челка развалилась, волосы уныло липли ко лбу. Сашка уже давно, с семи часов утра, была в дороге: сначала на дизеле до Ожерелья; потом, после полуторачасового ожидания — на плохо пахнущей и холодной электричке в Москву. Теперь, закончив дела, Сашка блуждала по городу, электричка до Ожерелья шла только в семь вечера.
Она и сама не знала, как решилась на эту поездку. В школе оставалось учиться всего две четверти, и вопрос о том, что она будет делать после, всерьез волновал ее. Все недолгие зимние каникулы она размышляла, в каком институте хочет учиться. На самом деле, она знала только два высших учебных заведения: МГУ — туда, по ее мнению, поступали только богатые и медалисты, и МГГУ — куда общим потоком шли практически все хорошисты и даже некоторые троечники их школы. Сашка листала справочник вузов, который купила мама, но ни от одного названия у нее ничего не екало. Все было скучное, непонятное: полиграфические, политехнические, физико-математические, сельскохозяйственные. Какое отношение они могут иметь к ней. В общем, она была в растерянности. Единственное, что Саша понимала и принимала всей душой, всеми своими чувствами и даже, казалось, порами своей кожи, — было желание уехать из мрачного и жестокого городка. Но не в Тулу, Узловую или Новомосковск, которые, по сути, были тем же Веневом, а в самый большой и свободный город — в Москву. По сравнению со страхом остаться после школы в Веневе, страх перед самостоятельной поездкой в столицу, электричками, схемой московского метро, незнакомыми домами, людьми и улицами был таким незначительным, что решиться Сашке оказалось несложно. А факультет журналистики она выбрала потому, что в общих чертах понимала, чем занимается журналист — пишет. А вот что делает философ или физик, Сашке было непонятно. К тому же за сочинения она всегда получала пятерки, а некоторые из них учительница по литературе, любимая Ася Никитична, даже зачитывала классу вслух.
Сашка вышла из метро «Театральная» несмело, пробираясь вдоль стеночки подземного перехода и отшатываясь от торопливых и сосредоточенных на чем-то людей. Она так и не осмелилась спросить у кого-нибудь дорогу и очень удивилась, когда прочла на углу здания табличку «ул. Моховая» — та самая улица, которая ей нужна.
Оказавшись в гулком высоком зале, перед каменной, искривленной временем лестницей с колоннами и балкончиком, Сашка так разволновалась, что ей пришлось целый час отсиживаться на скамеечке в боковом узком проходе. Здесь пахло холодным мрамором, старой бумагой и пылью. И было что-то настолько торжественное и величественное во всем, что Сашка чувствовала себя недостойной даже просто вдыхать этот воздух. Она смотрела, как снуют туда-сюда редкие студенты, и старалась убедить себя, что сама, в общем-то, ничем не хуже их. Но все равно глубже засовывала под скамью ноги, обутые в неуклюжие, растоптанные сапоги, и наматывала вокруг шеи шарф, скрывая дурацкий свитер с розой, который теперь казался невыносимо провинциальным.
Наконец, Сашка решилась. Хватило же ей смелости приехать в Москву, а значит нужно набраться духу и пойти разузнать все! Или она зря мерзла четыре часа в электричке?
Приемная комиссия оказалась на втором этаже, в просторном коридоре, который начинался прямо от лестницы. Но дверь оказалась закрыта. Сашка заглянула в соседний кабинет. За столом, склонившись над бумагами, сидела женщина со скучным лицом и в очках. Окинув Сашу беглым взглядом и не меняясь в лице, она сказала:
— Приемная комиссия? Ушли на обед. Подождите.
Саша прикрыла дверь и осмотрелась. По правой стене коридора были высокие старые окна с глубокими откосами и широкими каменными подоконниками. На одном из них сидела и записывала что-то в блокнот девушка, одетая в разноцветно-полосатый свитер-платье, такие же гетры и массивные черные ботинки. Саша забралась на другой подоконник точно так же, с ногами, и стала ждать, понемногу осваиваясь и представляя, как будет здесь учиться и так же, сидя на подоконниках, что-то сочинять, задумчиво вглядываясь в далекую и смутную точку на стене.
Откосы окна были исписаны стихами, Сашка читала те, что могла разобрать. Особенно ей понравилось длинное, в два абзаца, написанное наискось ровным красивым подчерком:
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь[2].
Строка «Ей на шее ноги маячить больше невмочь» Сашке не понравилась, была непонятной. Может, написана с ошибкой? Или поэт, любитель писать на стенах, просто неудачно сочинил ее? Мало ли тут встречается начинающих поэтов.
Когда Сашка снова постучала и робко толкнула дверь приемной комиссии, оказалось открыто. Стройная, элегантно увядающая дама, скорбно соединив брови, заботливо объясняла Сашке: творческий конкурс, русский язык и литература письменно и устно, и еще английский повышенного уровня по программе для ВУЗов, и обязательно нужно пройти подготовительный курс.
Выйдя от нее, Сашка подождала, пока отхлынет от лица кровь, и только после этого спросила у ярко-полосатой девушки:
— Не подскажете, что такое творческий конкурс?
— Это статьи в газетах, — приветливо ответила та.
— Мои? — с ужасом спросила Сашка.
— Ну а чьи же?
Сашка больше не осмеливалась задавать вопросы девушке, такой изысканно угловатой и женственной в своих тяжелых мужских ботинках, зашнурованных почти до колен. Сашка снова заглянула в дверь комиссии:
— А на курсы английского где можно поступить?
Сашку направили в какой-то кабинет, в котором ей тоже что-то долго и заботливо объясняли. Сашка видела, что пожилая, полноватая женщина с прической в стиле Фрекен Бок очень старается говорить доходчиво. Но все они будто изъяснялись на другом языке, из которого до нее доходили только редкие разрозненные обрывки фраз. А вот цифру, обозначающую стоимость курсов, Сашка поняла сразу. Правда, не поверила, отшатнулась и бросилась, с курткой в охапке, на улицу. Это все нужно было как-то обдумать, переварить, понять, что-то делать с этой пугающей цифрой. И Сашка пошла гулять.
На Тверской она трепетно рассматривала встречных прохожих. Никто не носил здесь капоров из ангорки, которые были в обязательной моде в их городе, никто не ставил лаком челку, и мало кто подводил черным карандашом глаза. По крайней мере, те девушки, которых Саша встречала, накрашены были сдержанно и выглядели не так, как принято было выглядеть в Веневе.
Сашка шла как в тумане, упорно, продираясь сквозь плотный густой морок в воздухе и своем сознании. И перед ее ошарашенным, оглушенным взором выныривали то памятники, как этот мужик на коне, то шикарно-пугающие витрины магазинов, то арки и колонны, затейливо украшающие фасады домов.
Лишь в электричке, отправлявшейся с Павелецкого вокзала, Сашка успокоилась, а съев резиновый горячий беляш, расслабилась и даже разомлела. Сознание, перерабатывая хаотичный поток сегодняшних впечатлений, уже выкристаллизовывало желание и планировало, как его осуществить.
За сегодняшний день Сашка уяснила: она во что бы то ни стало должна переехать в Москву, освоиться и зажить той таинственной тонкой жизнью, в которой можно одеваться в тяжелые ботинки до колен, длинные полосатые платья и иметь какой-то свой, особенный и индивидуальный смысл, но, главное — не бояться быть другой, не как все. Потому что в Веневе, что уж врать себе, она боялась.
Она тряслась на твердой лакированной скамейке вагона и представляла, как выпросит у родителей денег на курсы по английскому, как начнет писать статьи в городскую газету «Красное Знамя», а еще пойдет на каникулах работать, накопит денег и купит в Москве какой-нибудь модный прикид. Мысленно подведя итог своим планам и откинувшись головой на жесткую спинку сиденья, она заснула.
[1]«Феназепам» – лекарственное средство, обладающее транквилизирующими и седативными свойствами.
[2]Отрывок из поэмы Сергея Есенина «Черный человек»
Продолжение можно причитать здесь
***
Купить электронную книгу "Козлиха" на Ridero
Купить бумажную книгу на OZON
***