Общеизвестно, что материальные средства борьбы предопределяют практику ведения военных действий, а она дает толчок к развитию теории военного искусства. Теоретически может быть и наоборот: теория ставит задачи по созданию оружия и военной техники с заданными свойствами. Однако это в теории, на самом же деле до тех пор, пока не возникнут вполне конкретные научно-технические предпосылки, любые пожелания военных теоретиков так и останутся пожеланиями. Одновременно, если возникают какие-либо инновационные научно-технические наработки, их и без всяких указаний сразу пытаются примерить к военной практике. Исходя из вышеизложенного очевидно, что все случаи коренного пересмотра основ военно-морского искусства связаны, прежде всего, с техническим прогрессом, с кардинальным изменением качества оружия и военной техники, что всегда расширяло возможности флотоводцев в ведении военных действий на море. Для примера рассмотрим близкое нам XX столетие.
Первая мировая война 1914–1918 годов
Первый период охватывает годы Первой мировой войны и характеризуется созданием и массовым производством систем вооружений и технических средств нового, IV, поколения войн, совершенствованием их и апробацией в ходе Первой мировой войны. Отличительным признаком этого периода стало внедрение автоматического оружия, счетно-решающих приборов в системы управления оружием, паровых турбин, двигателей внутреннего сгорания и электродвигателей, радиосвязи. Но все это появилось не сразу.
Толчком к целенаправленному поиску, как сначала казалось, отдельных технических решений улучшения существующих систем вооружений и технических средств стала Русско-японская война 1904–1905 годов. Она как бы подтвердила теоретические воззрения флотоводцев о главенствующей форме войны на море — морском сражении и главном средстве достижения победы в нем — броненосце. А вот с последним-то и случилась незадача: оказалось, что его вооружение недостаточно эффективно.
Все началось с дистанции артиллерийского боя: она оказалась не 40–4 кб, как это считалось до 1905 года, а 80–10 кб. Причина тому — улучшение баллистики артиллерийских орудий. Судите сами: если длина ствола орудий крупного калибра в 70-х годах XIX века составляла 28 калибров, то в 80-х годах — 35, а в 90-х — 45.
Одновременно с этим успехи металлургии позволили повысить давление в канале ствола. В итоге начальная скорость полета снаряда увеличилась, соответственно, с 475 м/с до 600, а затем до 875 м/с. Естественно, это повлекло лучшую кучность стрельбы. То есть вероятность попадания снаряда в цель на дистанции 40 кб орудиями 1880-х годов приблизительно соответствовала вероятности попадания на дистанции 80 кб из орудий образца начала XX века.
Но мало попасть в цель, надо нанести ей определенный ущерб. Вспомним, что в конце 70 — начале 80-х годов XIX столетия на броненосцах появились орудия калибром 406–433 мм, причем это не связывалось с попыткой увеличить дистанцию боя: она начиналась с 20–15 кб. Артиллерийских монстров создавали от желания иметь как можно большую массу снаряда для проламывания брони кораблей противника, прежде всего, за счет его кинетической энергии.
Для броненосцев конца XIX века стандартным считался главный калибр в 305 мм. Но при этом благодаря успехам металлургии удалось снизить толщину стенок снарядов, и они стали «более вместительными» для взрывчатого вещества, мощность которого за 30 лет также значительно возросла. Это позволило наносить ущерб противнику уже не за счет, прежде всего, кинетической энергии снаряда, а за счет фугасного действия его взрывчатого вещества.
Остается еще добавить, что за последнюю четверть XIX века заметно увеличилась скорострельность 305-мм орудий. Так, если в 1880-е годы темп стрельбы составлял три и более минуты, то к 1904 году — 80 сек.
Так постепенно качественное изменение артиллерийских орудий и их боеприпасов объективно привело к увеличению дистанции артиллерийского боя как минимум вдвое. Все эти плавные эволюционные изменения характеристик артиллерии специалисты, естественно, видели, но различные параметры прирастали по чуть-чуть, каждый из них вроде не являлся критичным для системы в целом. Добавьте сюда естественную инертность организации боевой подготовки. Так и получилось, что понадобилась война на море масштаба Русско-японской, чтобы все эти «чуть-чуть» суммировались и количество переросло в качество.
Итак, по опыту Русско-японской войны стало очевидным, что дистанцию артиллерийского боя главных сил флота объективно можно увеличить в два раза, то есть где-то до 80 кб. Поскольку все всегда хотели иметь преимущество перед противником в дальности эффективного огня и техника это позволяла, то к такой цели и стали стремиться.
Но в новых условиях, с одной стороны, становился бесполезен промежуточный калибр 152–203 мм, а с другой — 305-мм орудий на броненосце имелось только четыре, что не позволяло нанести решающее поражение кораблю противника в кратчайший срок. Требовалось либо увеличивать количество стволов главного калибра, либо увеличивать сам калибр.
Опытным путем пришли к заключению, что вооружение линкора должно отвечать следующим требованиям:
– число орудий в залпе не должно быть более шести и менее четырех, что позволяло бы судить о положении средней траектории относительно цели;
– промежутки между залпами должны определяться временем стояния всплеска, чтобы исключить ошибки в наблюдении знаков падения.
Для удовлетворения этих требований при существовавшей в то время скорострельности 305-мм орудий их следовало иметь на линейном корабле от 8 до 12. Первым из подобных кораблей стал английский «Dreadnought», вооруженный десятью такими орудиями.
Одновременно расчеты показали, что 305-мм снаряд массой 394 кг, выпущенный с начальной скоростью 900 м/с, на дистанции 45 кб будет иметь скорость 524,5 м/с, а 356-мм массой 625 кг, выпущенный с начальной скоростью 792 м/с, на этой же дистанции будет иметь скорость 575 м/с. А это бронебойность. По этой причине применительно к артиллерии главного калибра пошли сразу обоими путями: стали увеличивать и калибр орудий, и их число.
Однако если пушка физически в состоянии забросить снаряд на 80 кб, что явно не являлось пределом, то это еще не значит, что корабли могут вести бой на такой дистанции.
Например, на русских кораблях циферблаты приборов управления стрельбой были отградуированы до 43 кб, таблицы стрельбы для 305-мм орудий вычислены до 60 кб, а прицелы рассчитаны до 53 кб. То есть требовались соответствующие новым условиям приборы управления стрельбой и иная организация ведения артиллерийского огня.
В Русско-японскую войну роль артиллерийского офицера сводилась, главным образом, к организации артиллерийской стрельбы, а число попаданий, в основном, зависело от искусства наводчиков. Образно говоря, ведение огня из орудия напоминало стрельбу из винтовки, когда стрелок перед каждым выстрелом старается поточнее прицелиться и практически не учитывает результат предыдущего выстрела. Первоначальная дистанция сообщалась наводчикам с дальномерного поста.
Однако на русских кораблях имелось очень ограниченное количество оптических дальномеров, да и те с базой порядка одного метра. Наибольшее распространение имели так называемые микрометры Люжоля. Они представляли собой небольшой прибор, который с помощью оптической системы «разрывал» наблюдаемый объект. Требовалось заранее выставить высоту или длину цели, а затем совместить две ее половинки, после чего можно было снять отсчет дистанции.
Другими словами, микрометр являлся дальномером, где базой служила сама цель, при этом ее курсовой угол, а это наблюдаемая длина, не учитывался. В результате микрометр давал большие погрешности. По этой причине стрельба начиналась с пристрелки дистанции, когда одно из орудий открывало огонь на различных установках прицела и таким образом «нащупывало» реальную дистанцию до цели. А затем управляющий огнем сообщал ее на все остальные орудия, и начинался «беглый огонь», то есть все орудия стреляли по способности, а не залпом.
Увеличение дистанции открытия огня до 80 кб сделало бесполезными микрометры Люжоля, и потребовались оптические дальномеры, причем с гораздо большей базой. Но и это не все. Наводчики, даже имея оптические прицелы, на больших дистанциях плохо наблюдали цель, а главное, они часто не знали, где всплески (падения) от своих снарядов, а где от чужих.
Однозначно требовалось, чтобы артиллерийский офицер стал реальным управляющим огнем, когда, ведя стрельбу залпами, он сам наблюдал падения всех снарядов, вычислял поправки для всех орудий своего калибра и сообщал их наводчикам.
Одновременно выяснилось, что производить все расчеты в уме, пусть и с помощью таблиц, очень сложно и долго, да и глазомерное определение таких параметров движения цели, как курс и скорость, дает большие погрешности. Требовались специальные счетно-решающие приборы. Кроме этого, голосовая связь по переговорным трубам или телефону для передачи всех данных стрельбы на орудия оказалась ненадежной, нужно было переходить, как минимум, к прицельной, а лучше к центральной наводке.
При прицельной наводке на орудия прямо на прицел поступают централизованно рассчитанные только прицел и целик. В этом случае наводчики орудий должны постоянно отслеживать цель в прицелы, то есть сами вырабатывать недостающие углы наводки.
При центральной наводке приборы управления вырабатывают углы вертикального и горизонтального наведения орудий, которые поступают на прицелы. Наводчику достаточно совместить индексы поступивших значений и положения орудия, при этом он вообще может не наблюдать цель.
В 1914 году на первые российские дредноуты типа «Севастополь» установили приборы управления стрельбой системы Гейслера обр. 1911 года. В них входили автомат высоты прицела, преобразователь прицела в угол прицеливания и механизм индивидуальной поправки угла возвышения на износ орудия. В автомат высоты прицела до стрельбы вводились начальная дистанция и поправки прицела, а в ее ходе прицел корректировался; сам же автомат выдавал прицел, непрерывно вырабатывая приращение дистанции.
Но для эффективной стрельбы главного калибра по свободно маневрирующей цели на дистанциях порядка 100 кб этого оказалось уже недостаточно.
Поэтому специально для первых отечественных дредноутов в Великобритании в 1913 году закупили так называемые приборы Поллэна. Они представляли собой «самоходные механизмы» автоматически вырабатывавшие свой курсовой угол (КУ) на цель и дистанцию до нее по установленным перед стрельбой начальным данным, а также по элементам движения своего корабля и цели.
Таким образом, при вступлении в строй линейные корабли типа «Севастополь» имели в основе ПУС главного калибра две независимые схемы: с прибором Поллэна в качестве основной и с приборами Гейслера в качестве резервной. Аналогичные и даже более совершенные счетно-решающие приборы в схемах управления стрельбой главного калибра имели дредноуты и других стран. Но пока они обеспечивали в лучшем случае прицельную наводку.
Другим уже ставшим традиционным на флоте оружием являлась торпеда. Ее носителями служили миноносцы, а затем и эскадренные миноносцы, ярчайшим представителем которых стал российский «Новик». Сразу надо оговориться, что эскадренный миноносец — это чисто национальное название одного из подклассов миноносцев.
В других странах за этими кораблями закрепилось наименование «истребитель», хотя иногда в их обозначении сохранилось слово «торпеда» (Destroyers, Torpedo Boats Destroyers, Zerstorer, Torpilleurs, Gacciatorpediniere). Это связано с тем, что данный подкласс кораблей изначально появился как средство борьбы с миноносцами. Но путь его оказался тернист и извилист.
Сама идея появилась еще в середине 80-х годов XIX столетия и была очевидна: создать миноносец с достаточно мощной артиллерией для быстрого гарантированного уничтожения миноносцев противника. Но на практике сначала ничего не получалось.
Размещение потребного артиллерийского вооружения вызвало заметное увеличение водоизмещения корабля, а это влекло, при существовавших энергетических установках, уменьшение скорости.
Выходило, что такие корабли, получившие в отечественном флоте обозначение «минный крейсер», сравнительно легко могли справиться с миноносцами, но не могли их догнать. Реально на них можно было рассчитывать только для отражения атак миноносцев на свои броненосцы при совместном с ними плавании. В этом случае минные крейсера должны были иметь соизмеримую с броненосцами мореходность и дальность плавания, что заставляло еще более увеличивать их водоизмещение, а значит, терять скорость.
В результате новый подкласс кораблей окончательно лишился качеств, необходимых миноносцу того времени, и оснащение их торпедным оружием совершенно теряло всякий смысл...
© А. В. Платонов
Фрагмент статьи из сборника "Гангут" №96/2016
Ещё больше интересной информации и сами книги у нас в группе https://vk.com/ipkgangut