Дайне нашла старая жрица Гиру. Она собирала лечебные травы недалеко от пещер и наткнулась на Дайне. Она лежала без сознания, покрытая кровью с головы до ног, как когда-то отец Осуны. Но, в отличие от него, Дайне не умерла.
- Произвольное проникновение статично, - сказала она, едва открыв глаза в своей пещере.
- Что? – переспросила мама. Она только что вошла в пещеру вместе с вождем клана Икхмо – крепким стариком. Единственный из всех чуа он носил на теле что-то кроме набедренной повязки. В простые дни, как этот, на нем были золотые доспехи, закрывавшие грудь и спину и золотые же щитки на ногах и руках. В дни праздников к этому прибавлялся еще и золотой шлем и старинный кинжал на поясе.
- Ничего, - Дайне закрыла глаза. Жрица Гиру протирала ее тело пучком сухой травы, смывала с него кровь. Причитала негромко, бормотала заклинания.
- Она была в проклятом месте? – спросил Икхмо и Дайне снова открыла глаза.
- Да, Мудрейший, - ответила мама, как всегда склоняя голову при разговоре с вождем.
- И вернулась оттуда, - это уже был не вопрос, но мама все равно ответила.
- Вернулась, Мудрейший.
- Живая, - задумчиво проговорил вождь. Все чуа, протиснувшиеся к этому времени в пещеру мамы, закивали.
- Дайне, - Икхмо обратился к ней. – Что ты видела?
- Я не помню, - ответила Дайне. – Я убегала от ягуара.
- Это он тебя ранил? – продолжал Икхмо и старая жрица Гиру робко заметила ему:
- На ее теле нет ран, Мудрейший. Кровь идет изнутри.
Вождь долго смотрел на Дайне, прищурив глаза, жуя тонкими сморщенными губами. Дайне молчала. Ей нечего было сказать и хотелось лишь одного – чтобы ее оставили в покое и она могла бы просто лежать вот так без движения весь день.
Или два. А лучше – до скончания века.
- Могу я искупать ее в источнике, Мудрейший? – обратилась к Икхмо мама. – Это придаст ей сил.
- Можешь, - сказал вождь. – И, Гэлилэхи..., - прибавил он, когда мама уже взяла Дайне на руки и понесла из пещеры.
- Да, Мудрейший, - тут же обернулась мама.
- Я буду следить за ней. Если она проклята, нам придется отправить ее на плоту к богине Митау.
Дайне почувствовала, как вздрогнула мама. Но ничего не ответила и понесла Дайне на поляну, между расступившимися чуа, взиравшими на маленькую Дайне с изумлением.
- Теперь ты должна быть осторожной вдвойне, - говорила мама, пока отмывала Дайне в источнике посреди поляны. Вода в нем была целебной и купаться в нем мог только Икхмо, его пятеро дев-стражниц и те больные, которым Икхмо давал на это личное разрешение.
- Ты и без того наполовину чужая, - продолжала мама очень тихо, чтобы ее не слышали собравшиеся вокруг соплеменники. – Теперь ты еще вернулась живой из Сердца горы. Будь как все. Очень старайся быть как все, иначе Икхмо уничтожит тебя.
Дайне слушала маму и внутри нее что-то сжималось. Она казалась себе странной, непонятной, инородным телом на заполненной индейцами поляне. И дело было не только в том, что она была дочерью чужого. Просто с тех пор, как ее принесли в пещеру и она открыла глаза, вокруг нее все изменилось. Мир стал другим. Ярче, четче, острее. Словно с ее души содрали верхний слой кожи.
Дайне не хотела умирать, привязанной к плоту, уплывающей по подземной реке на съедение к богине Митау. Она дала себе клятву всегда быть как все.
Именно в эту минуту она закричала, указывая пальцем на небо.
Спасибо, что дочитали до конца! Не пожалейте лайка - вам не трудно, а мне очень приятно)