Вчера я везла детей на музыку в город, они слушали сказку про Алладина. И вдруг Макар спросил:
- Мам, а это какого народа сказка?
Ответила Агата:
- Это известная арабская сказка.
Я ехала и думала, почему это им так важно, что они хотят узнать и запоминают. Для чего пятилетке эта информация?
Я росла в мире, где с малышами сюсюкались, учёба была важным делом, а книги - неважным, где детям читали самые простые сказки про теремок и колобка, и не было столько прекрасных книжек. Но я слушала сказку про Али-Бабу и не знала, что это арабская сказка (тем более, я не могла припомнить, что события происходят в Персии, а Персия - как рассказал Сеня - это современный Иран. И причём тогда арабы?). Уменя не было даже мысли, что можно начать копать дальше, спорить, выяснять. Я не предполагала, что вообще могу иметь свою точку зрения на такие вещи.
Всё-таки взрослые задают перспективу. Они могут могут делать скидку, что ребёнок, и говорить упрощённым языком, читать только малышковые книжки. Или наоборот - сразу терминами, читать научное. Не всегда мы, родители, выбираем, как разговаривать с ребёнком, порой следуем привычному. А задумываемся только когда уже школьный возраст в разгаре, и «он ничего не хочет». С Сеней я точно говорила иначе, нежели с Макаром.
Я стала внимательнее - но не к нему, к себе. Это трудно. Я стараюсь не мерять его, не оценивать, а видеть свою реакцию, свои слова и интонацию. С меня начинается процесс.
Сейчас Макар задаёт тысячи вопросов («мам, как именно бесконечен космос?»), ему всё инетересно («мам, в моей голове мысли постоянно рождают вопросы, я не могу даже спать»), и я выбираю: стать ходячей энциклопедией или дать импульс исследованию.
На самом деле, я не сижу и выбираю, этот выбор происходит уже интуитивно в одно мгновение.
Макар пришёл и решил меня потестить, знаю ли я, сколько будет двести плюс двести. Я говорю ему, что и он может посчитать. Макар сердится и качает головой.
Если я расскажу весь процесс, как мы спорили, я отвечала, а потом, когда я спросила про «9-3», и он ошибся, я отправила его за счетными палочками - он пересчитал и увидел, сколько будет, то вы увидите только техническую сторону процесса.
Вот, я не дала ответа. А здесь сдалась на уговоры и дала. При ошибке ничего не сказала, а дала ему возможность увидеть самому. Без ощущения «я плохо считаю», а с пониманием, как быть точнее, как проверить себя.
Наверное, это тоже может быть методом, техникой обучения, но ведь была же еще сотня нюансов. Его желание узнать — и то, что я готовила ужин, показывала на картошке сложение, его отчаяние и моя подсказка. Моё отношение к его удаче или неудаче. Его отношение к трудностям.
Было ли это натаскиванием? Зависит от того, как шёл процесс. У нас была игра, из которой можно выйти в любой момент. Можно ли сделать игру натаскиванием? Да, ведь игра — это состяние, его через буквы передать трудно.
Я всё время пытаюсь увидеть то важное, без чего наша учёба стала бы тоскливой обязаловкой. Как в моём детстве — книги отдельно от учёбы, в учёбе не было радости.
Конечно, здесь очень много факторов работают, а ещё больше полутонов. У нас нет конкуренции, оценок, нет глумления над ошибками или насмешек над незнанием, есть страсть к исследованиям, ценность собственных открытий, уважение к мнению другого (даже если ему три года), разрешение на любые версии и поддержка фантазий, воображения, акцент на сильных сторонах, а не на слабых, живое обсужение. Я не всегда даю ответы, но всегда готова поддержать и поговорить.
И всё равно это не рецепт, как учить ребёнка дома. Ведь ценности у нас разные, мы не можем выбирать одни и те же цели.
Про ценности в следующий раз, а сейчас Агата просит купить ей пан-флейту и рассказывает, кто такой Пан в греческой мифологии.
Автор статьи: Александра Чернявская.