На 2020 год приходится 100-летняя годовщина Русского исхода – эвакуации армии под командованием Петра Врангеля из Крыма после прорыва войсками советского Южного фронта обороны белых на Перекопе и Чонгаре. В более широком смысле под Русским исходом понимают массовый отъезд из России сотен тысяч людей: этот процесс начался еще в 1917 году и продолжался до первой половины 1920-х. Одни из них позже поменяли свои убеждения и вернулись на Родину. Другие сохраняли непримиримое отношение к политическому режиму в Советской России до конца своих дней. Исследователи до сих пор дискутируют о том, как все-таки правильно называть этих людей – эмигрантами, беженцами или изгнанниками. В этом материале приводятся некоторые драматичные страницы из истории русского зарубежья. Затрагиваются судьбы как военных, так и гражданских лиц.
После прибытия из Крыма к берегам Турции основные силы Русской армии разбили лагерь на Галлиполийском полуострове. Из-за обилия змей и зарослей шиповника англичане называли это место «Долиной роз и смерти». Русские из-за особенностей рельефа и по созвучию слов окрестили выделенную им территорию «Голым полем». Командовал воинами-изгнанниками генерал Александр Кутепов. Под его началом находились прошедшие огонь и воду кадровые офицеры – пехотинцы, стрелки, кавалеристы, артиллеристы и военные инженеры, а также кадеты и юнкера. Заново комплектовали свои заметно поредевшие роты элитные части белых – корниловцы, дроздовцы, марковцы и алексеевцы. Донские казаки разместились в окрестностях Константинополя, в Чаталдже и Чилингире. Казаков-кубанцев отправили на остров Лемнос. Врангель со штабом и сопровождавшие армию гражданские лица поселились в Константинополе.
Прибывшие на поселение военные отказались сдать стрелковое оружие. Кутепов приказал хранить винтовки и пулеметы под надежной охраной. Западные союзники объявили армию и лично Врангеля простыми беженцами. Это вызвало яростный протест генерала Владимира Витковского, который принял командование над лагерем после тяжелого заболевания Кутепова. В своих воспоминаниях «В борьбе за Россию» он рассказывал, что отдал приказ броненосцу «Георгий Победоносец» протаранить и потопить французский корабль с целью уничтожения радиостанции, если ситуация станет критической. Впечатленные решимостью русского командования французы смягчили свои требования.
Вместе с помощниками генерал Кутепов приложил колоссальные усилия для организации жизни военных, а также обеспечения их необходимым обмундированием, продовольствием, занятостью. Для солдат и офицеров были подготовлены казармы, плац, обустроена кухня. Младшие получили возможность посещать учебные классы под открытым небом, работать на гимнастических снарядах. Проводился даже футбольный чемпионат между подразделениями.
Для поддержания дисциплины и прежде жесткому Кутепову приходилось порой идти на крайние меры. Так, за все время в Галлиполи были осуждены несколько сотен человек. Это делалось ради устранения панических настроений, подрывавших атмосферу в мужском коллективе и направленных на разложение армии. Ради получения большего количества продовольствия Кутепов, равно как и казачьи атаманы, намеренно завышал численность личного состава. Но и на эту хитрость французы закрывали глаза, хотя содержание Русской армии обходилось им в приличную сумму. В качестве залога правительство Франции использовало корабли и другое имущество. Еще одной проблемой, отравлявшей и без того тяжкую жизнь военной эмиграции, была вспышка холеры. Распространение эпидемии удалось остановить к весне 1921 года путем постройки бань и дезинфекционных камер.
Улучшение условий существования хорошо прослеживается по фотографиям тех лет. Поздней осенью 1920-го на турецком побережье высадились изможденные, потерявшие веру в будущее, морально поникшие люди. Многие из них были одеты в лохмотья: последние бои за Крым, как известно, проходили при аномальных морозах, а у Русской армии не было зимнего обмундирования в нужном количестве. Люди страдали от вшей. Со всем этим приходилось бороться. На помощь военным приходили эмигранты-старожилы. На первых порах русские из Константинополя доставляли на пароходы хлеб и сгущенку, табак и шоколад. Семьи военнослужащих, а также гражданские беженцы, работавшие в армейских или правительственных учреждениях, получали пайки.
«В Галлиполи исправно неслась военная служба, устраивались военные парады и смотры, действовали шесть военных училищ, две офицерские школы и несколько курсов, -- констатировал известный исследователь русской эмиграции Владимир Лобыцын. -- Нарушителей дисциплины ждали три гауптвахты. Вместе с тем, в корпусе была активная культурная жизнь. Издавались машинописные журналы с массой стихов и рисунков, которые печатались в канцелярии штаба корпуса по ночам, когда были свободны пишущие машинки. Устраивались концерты, на которых часто выступала Надежда Плевицкая, жена командира Корниловского полка генерала Николая Скоблина. Работали два театра: городской и лагерный. Выпускалась «устная газета», зачитывавшаяся по репродуктору. Проводились спортивные состязания, футбольные матчи».
Быт Врангеля и его семьи мало чем отличился от его подчиненных. Посещавшие его люди констатировали, что генерал питается не лучше простых беженцев. Любопытные подробности о жизни главнокомандующего оставил его тогдашний советник, журналист Николай Чебышев: «Маленькая каюта, убранство которой мало напоминает комфорт кают английских судов. Крашеный белый шкаф, койка, на столе икона. Лежит французская книга «Европейский хаос». На стене висит платье, на полу потертый желтый чемодан. На столе разложен туалетный несессер».
Именно тогда высокую популярность среди русских военных и беженцев получили тараканьи бега: это показано в советском фильме «Бег» по мотивам одноименной пьесы служившего у белых писателя Михаила Булгакова. Еще одним массовым развлечением являлась игра в лото.
Согласно Витковскому, к лету 1921 года стало понятно стремление правительства Франции распылить галлиполийские войска: «Полуголодный паек, выдаваемый французским интендантством, был еще более урезан и стал в полном смысле слова – голодным». Создавалось угрожающее положение, и в результате белые генералы приняли решение уходить из Галлиполи ради сохранения армии. К концу 1921-го Врангелю удалось договориться с королем Александром Карагеоргиевичем о переброске армии в Королевство сербов, хорватов и словенцев (КСХС, с 1929 года Югославия) и Болгарию. В своем воззвании генерал отмечал, что переводит «войска в славянские земли, где они встретят братский прием». Туда же с острова Лемнос перебазировались кубанские казаки. Последний русский солдат покинул Галлиполи 5 мая 1923 года. В тот же день Врангель объявил о своем подчинении великому князю Николаю Николаевичу.
Военные оставались на полуказарменном положении и сохранили значительную часть оружия, уточнял историк Борис Соколов. 1-я кавалерийская дивизия численностью 3,3 тыс. человек в полном составе поступила на службу в пограничную стражу КСХС. Около семи тысяч бывших военнослужащих Русской армии предпочли уехать в Советскую Россию.
Русская эскадра в Бизерте
В дни крымской эвакуации в Константинополь ушли все годные к плаванию корабли – военные, транспортные и коммерческие. Как указывал в своих мемуарах Врангель, на 126 судах было вывезено свыше 145 тыс. человек, не считая членов команд. В разыгравшемся на Черном море шторме погиб эсминец «Живой». Все остальные корабли благополучно добрались к месту назначения. Флотом командовал контр-адмирал Михаил Кедров, бывший флигель-адъютант императора Николая II и защитник Порт-Артура во время русско-японской войны.
В Константинополе пришлось за ненадобностью отпустить пароходы и вспомогательные суда, расформировать службы и учреждения. Количество кораблей значительно сократилось. Черноморский флот был переименован в Русскую эскадру. В декабре 1920-го она направилась в Бизерту – морской порт на Средиземном море в североафриканских владениях Франции. Эскадра была в пути около двух недель. Вскоре после прибытия на место постоянной дислокации Кедров сложил с себя полномочия и уехал в Париж. Командование Русской эскадрой принял контр-адмирал Михаил Беренс, штаб возглавил контр-адмирал Александр Тихменев.
Ходили слухи, что после разоружения эскадры офицеры и команды будут списаны на берег и отправлены под надзор в концентрационный лагерь. Однако, присмотревшись, с кем они имеют дело, французские власти отменили уже принятое решение. Команды остались на своих кораблях под Андреевским флагом. Личному составу было предложено принять французское гражданство. Однако многие так и остались с документами о российском подданстве.
Беренс поднял свой флаг на эсминце «Дерзком», который прославился в Первой мировой войне спасением подбитого в бою миноносца «Гневного». На рейде у Бизерты также встали огромный линкор «Император Александр III», переименованный белыми в «Генерал Алексеев» и являвшийся флагманом Черноморского флота, «Генерал Корнилов», на котором генерал Врангель покидал Крым, старый флагманский броненосец «Георгий Победоносец», с чьей палубы адмирал Александр Колчак выбросил в воду кортик после требования революционных матросов сдать оружие в 1917-м, крейсер-яхта «Алмаз», единственный большой корабль, прорвавшийся во время Цусимского боя в мае 1905 года во Владивосток.
«По требованию французских властей для уменьшения расходов команды судов Русской эскадры были сокращены и часть моряков была переведена в лагеря, на беженское положение, – писал эмигрантский военно-морской историк Петр Варнек, который в 1922 году в Бизерте окончил обучение в эвакуированном из Крыма Севастопольском морском корпусе. – Но еще в течение почти четырех лет эскадра продолжала жить, а переведенный в старый форт корпус возобновил занятия. На «Генерале Алексееве» были организованы артиллерийские классы для молодых офицеров, и оставшиеся на кораблях команды, главным образом офицеры и охотники флота, поддерживаемые надеждой еще послужить во славу Андреевского флага, содержали свои корабли в порядке и производили текущий ремонт».
Русская диаспора в Бизерте жила очень сплоченно. Плотно стояли в порту ржавеющие корабли. С палубы на палубу моряки перебирались по мосткам. Эмигранты воссоздали школу, работали мастерские. Сами офицеры называли свой плавучий остров военно-морской Венецией или последней стоянкой. Выходить на сушу русским морякам не позволялось. Тем не менее, их жизнь в новых условиях постепенно, но уверенно входила в колею. Большинство надеялось на скорое возвращение в родные воды. Но время шло, и моряки со своими семьями постепенно разъезжались по миру. К концу пребывания эскадры в Бизерте на большинстве кораблей остались минимальные по численности команды.
29 октября 1924 года, после признания Францией Советского Союза, на судах были спущены Андреевские флаги. В последующие дни корабли передали французам на хранение, а последние русским офицеры и матросы их покинули. В Бизерту прибыла советская комиссия. Ей требовалось выяснить текущее состояние кораблей для их дальнейшей переправки в Черное море. Французское правительство, в свою очередь, хотело, чтобы суда пошли в счет оплаты долгов России, сделанных еще до революции. Бюрократическая волокита растянулась на годы. После начала войны СССР с Финляндией в ноябре 1939 года общественность призвала власти Франции не допустить передачи имущества бывшей эскадры Москве. Орудия с «Генерала Алексеева» в итоге достались финской армии. Во время Второй мировой войны вооружение с русских кораблей установили в разных точках Европы. А сами суда в основном пустили на металлолом.
В 1936-м русские моряки воздвигли в Бизерте храм-памятник. А в 1950 году в нем появилась мраморная доска с именами всех кораблей Русской эскадры.
Выдающиеся соотечественники: их вклад в развитие других стран
В период Гражданской войны Россию покинуло огромное количество деятелей культуры, науки и искусства. Особое место даже в списке самых громких имен занимает, бесспорно, великий писатель Иван Бунин. По своим убеждениям он был непримиримым противником большевиков. Во время эвакуации белогвардейских частей из Одессы, 24 января 1920 года, Бунин вместе со своей супругой Верой Муромцевой навсегда покинул страну, чтобы уже никогда не вернуться. Расставание с Родиной давило на литератора психологически. Позднее он писал: «Я в Черном море, я на чужом пароходе, я зачем-то плыву в Константинополь, России — конец, да и всему, всей моей прежней жизни тоже конец, даже если и случится чудо и мы не погибнем в этой злой и ледяной пучине!»
Как и многие другие эмигранты, на первых порах Бунин испытывал острую денежную нужду. Все изменилось только в 1933-м, когда ему как лауреату Нобелевской премии вручили чек на 715 тыс. французских франков. Многие русские в Париже восприняли успех соотечественника как свою личную победу. Эмигранты, даже никогда не читавшие его произведений, поднимали бокалы за Бунина. По мнению писательницы Зинаиды Шаховской, такой суммы хватило бы супругам, чтобы обеспечить себя до конца жизни, — но они не приобрели себе недвижимость, а значительную часть средств пожертвовали другим эмигрантам. Массово печатать Бунина в СССР начали только в эпоху Перестройки, но уже после Второй мировой войны советское правительство решило вернуть писателя на Родину: на фоне победы Красной армии отношение значительной части русской эмиграции к Москве стало гораздо более лояльным. Убедить Бунина так и не удалось.
Аналогичные планы имелись у властей СССР и в отношении четвертого чемпиона мира по шахматам Александра Алехина. В эмиграции он старался не допускать высказываний о политике и не сжигал за собой мосты, надеясь однажды приехать обратно. Однако журналисты периодически вытаскивали из шахматиста скандальные фразы. Как Бунин стал первым русским Нобелевским лауреатом по литературе, так и Алехин первым выиграл чемпионский титул по шахматам, пусть и под флагом Франции. Не исключено, он бы вернулся, но застрявший в горле гения кусочек мяса внезапно оборвал его жизнь в 53 года.
Пионер русского самолетостроения Игорь Сикорский покинул объятую Гражданской войной страну в 1918-м, опасаясь расстрела. Французов не слишком заинтересовали услуги изобретателя. Его талант рисковал так никогда и не раскрыться в полной мере, если бы не переезд в США. Для американцев Сикорский создал несколько типов самолетов, подтвердив свою профпригодность. Но главным творением гения считается все-таки вертолет. Свой первый американский «геликоптер» Сикорский собрал в 1939 году, использовав собственные разработки российского периода. Впоследствии он построил серию небольших одновинтовых аппаратов. Благодаря работе Сикорского в послевоенные годы США опережали СССР по части вертолетостроения. Его успехи привлекали инвесторов, вертолетные компании росли, как грибы.
Сикорский близко дружил с Сергеем Рахманиновым, который на первых порах оказывал ученому финансовую поддержку. Исследователи склонны связывать с начальным этапом эмиграции затяжной творческий кризис в биографии композитора. Вынужденно проживая за границей, Рахманинов, как вспоминали его близкие, стремился к общению только с русскими, и почти не имел приятелей среди иностранцев. Во время Второй мировой он тайно помогал Красной армии. То же самое, кстати, делал генерал Антон Деникин.
В отличие от многих добившихся широкого признания за рубежом эмигрантов, создатель телевидения Владимир Зворыкин неоднократно приезжал в СССР, не разрывая, таким образом, связей с Родиной. Следствием этого сотрудничества стало появление первой передающей станции электронного ТВ в Москве в конце 1930-х и производство телевизоров «ТК-1» с кинескопом Зворыкина. А в 1959 году первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров СССР Никита Хрущев в ходе своего исторического визита в США встретился с создателем видеомагнитофона Александром Понятовым – во время Гражданской тот служил у белогвардейцев, затем перебрался за океан и сделал впечатляющую карьеру в области электроники.
Химик Владимир Ипатьев решил стать невозвращенцем в 1930-м году. В США он изобрел высокооктановый бензин, позволивший американским самолетам добиться решающего перевеса в скорости во время войны. Подобно многим другим, он сильно тосковал по Родине. Советский дипломат Андрей Громыко, в 1943-1946 годах занимавший пост посла СССР в Вашингтоне, даже утверждал, что Ипатьев плакал у него в приемной, восклицая: «Мне нет жизни без России».
Архитектор Николай Краснов прибыл в изгнание в ранге живой легенды. 55-летний монархист прославился своей работой в Крыму: в частности, он построил набережную Ялты, дворец «Дюльбер» в Мисхоре, дворец Феликса Юсупова в Кореизе, множество других объектов. Главным творением жизни Краснова стал, конечно, Ливадийский дворец. В Белграде эмигрант получил назначение инспектором архитектурного отделения министерства строительства. По его проектам в столице КСХС/Югославии было возведено большое количество монументальных построек, в их числе – здания современных правительства Сербии и министерства иностранных дел. В здании Народной скупщины (парламента) Краснов спроектировал фасад, часть внутренних интерьеров, парк и ограду.
По заказу королевской семьи Карагеоргиевичей русский архитектор оформил интерьер ее резиденции, в том числе Королевского дворца в Дединье. Было у него и несколько проектов за пределами Белграда. Например, Краснов занимался реконструкцией мавзолея черногорского правителя первой половины XIX века, выдающегося сербского поэта Петра II Негоша на горе Ловчен. Королевская усыпальница — храм Святого Георгия на холме Опленац близ Тополы, сербские военные кладбища в Греции на острове Видо и в Салониках — тоже его рук дело.
Русская эмиграция против нацистской Германии
Многие русские эмигранты вступили в борьбу с нацизмом задолго до того, как это сделал СССР. Так, во Франции была объявлена мобилизация после вторжения Германии в Польшу в сентябре 1939 года. Призыву подлежали, в том числе, лица без гражданства в возрасте до 30 лет, не служившие в армии своих стран. В качестве добровольцев ушли воевать проживавшие в Париже поэты Георгий Адамович и Николай Оцуп, историк Антон Керсновский, публицист Владимир Варшавский. В 1950-е годы он написал книгу «Незамеченное поколение», в которой рассказал об участии русской эмиграции во Второй мировой войне. О борьбе французского Сопротивления написал в своем «Парижском дневнике» и бывший белогвардейский офицер Николай Рощин (Федоров).
Уроженцы Российской империи, в силу разных обстоятельств осевшие в Европе, активно вступали в основанную генералом Шарлем де Голлем организацию «Свободная Франция» (с 1942 года – «Сражающаяся Франция»). Среди наиболее громких имен – Зиновий Пешков, старший брат Якова Свердлова и приемный сын Максима Горького, Николай Вырубов, сын сподвижника Александра Колчака. Еще один член Сопротивления, сын царского министра земледелия и главы врангелевского правительства в Крыму Александра Кривошеина, Игорь Кривошеин, прошел через концлагеря Бухенвальд и Дахау. Русские офицеры хорошо зарекомендовали себя в антифашистском движении, за что их высоко ценил де Голль.
После нападения Третьего рейха на Советский Союз гестапо арестовало сотни русских эмигрантов во Франции, желая предотвратить их уход в Сопротивление. Одним из таких узников оказался Владимир Романовский-Красинский, сын знаменитой балерины Матильды Кшесинской. Он отказался перейти на сторону немцев, провел в заключении 144 дня, а после освобождения, скорее всего, служил связным между Уинстоном Черчиллем и де Голлем.
Широкую известность при освобождении Африки получил князь Дмитрий Амилахвари. Эмигрант Петр Дураков, прямой потомок Емельяна Пугачева, тоже отличился в африканских боях и затем участвовал в высадке во Франции. Храбрый офицер, которого французы нарекли Пьером Дюра, сгорел в танке под Тулоном.
Веру Оболенскую, не выдавшую секреты подпольщиков под изощренными пытками в гестапо, нацисты наделили прозвищем «Княгиня ничего не знаю». На предложение о сотрудничестве в деле «освобождения России» девушка ответила: «Вы не освободители, а поработители России. Я прожила почти всю жизнь во Франции, но я русская и никогда не изменю ни моей Родине, ни стране, где я выросла». В 1944 году Оболенскую казнили. Та же участь постигла монахиню Марию (Скобцову), которая укрывала повстанцев.
Еще одна эмигрантка из России княгиня Тамара Волконская оказывала медицинскую помощь раненым, распространяла антифашистские листовки, размещала раненых в своем доме, сражалась за освобождение Франции с оружием в руках. В 1944-м она подверглась зверскому избиению, но выжила. Писательница Шаховская находилась в санитарных войсках французской армии, а после капитуляции Парижа вступила в Сопротивление. После войны княгиня удостоилась за свою деятельность ордена Почетного легиона.
Согласно подсчетам Вырубова, за Францию и ее свободу погибли не менее 242 русских эмигрантов.
«Большое количество русских офицеров в армии «Свободной Франции» проявили выдающиеся качества, которые позволили сформировать благоприятное мнение среди французов об облике русского солдата», -- резюмируют в своей статье «Русские эмигранты-патриоты во французском Сопротивлении» Олег Сабуркин и Борис Ачкинази.
Сохранение памяти и возвращение реликвий: деятельность потомков эмигрантов
Потомки на протяжении десятилетий старались хранить память о русской эмиграции. Увы, их самих становится все меньше. В 2009 году скончалась Анастасия Манштейн-Ширинская – главная хранительница традиций русского флота. Попав в Бизерту в восьмилетнем возрасте на миноносце «Жаркий», капитаном которого был ее отец Александр Манштейн, она так и осталась в Тунисе, получившем в 1956 году независимость от Франции. Манштейн-Шаринская посвятила свою жизнь сохранению памяти о русских моряках, ухаживала за их могилами. На протяжении многих лет она была старейшиной православной общины в Бизерте.
В ноябре 2018 года при пожаре на собственной вилле в Лихтенштейне погиб барон Эдуард фон Фальц-Фейн. Ему было 106 лет. В последние годы барон был прикован к постели. В эмиграции он провел ровно век. На протяжении своей жизни фон Фальц-Фейн стремился к сотрудничеству с Россией. Возвращал в российские музеи картины великих художников, реставрировал памятники истории и культуры, помог найти архив Николая Соколова – следователя, расследовавшего убийство Николая II и членов его семьи. Считается, что как президент Олимпийского комитета Лихтенштейна Фальц-Фейн помог Москве выиграть право на Игры-1980.
В память о воинах армии Врангеля в наше время существует Союз потомков галлиполийцев. Это общество проводит выставки с фотографиями из семейных архивов солдат и офицеров. Союз тоже несет потери: в 2016 году умер граф Андрей Иванович Стенбок-Фермор, совсем недавно, 1 октября 2020-го, — Евгения Померанцева (урожденная фон Розеншильд-Паулин), появившаяся на свет в Галлиполи в 1921 году.
В Париже функционирует Союз русских дворян (UNR), основанный еще в 1925 году. Своими основными задачами члены общества видят сохранение идеологической чистоты старинных дворянских традиций и воспитание молодежи в духе дворянской чести и на религиозной основе. UNR объединяет не только потомков представителей первой эмиграции, но и всех, доказавших принадлежность своего рода к русскому дворянству. Председателем Союза дворян является 86-летний князь Дмитрий Шаховской, которого называют «одним из ярчайших представителей русского зарубежья, потомственным Рюриковичем, искренним патриотом и радетелем за лучшее будущее нашего Отечества». Он приезжал в СССР еще в 1960-е и позже рассказывал, что «чувствовал в людях, с которыми общался, дух России». В 2019 году министр иностранных дел Сергей Лавров наградил князя Шаховского нагрудным знаком МИД России «За вклад в международное сотрудничество».
Наша современница, литературовед и культуролог из США Ольга Матич в 2013 году опубликовала «Дневник» ветерана Алексеевского полка Александра Судоплатова. Этот труд дополнил фонд литературы русской эмиграции и стал важным источником по истории Гражданской войны. Судоплатов был сослуживцем отца Матич, самого юного бойца алексеевцев Бориса Павлова (Пылина), автора мемуаров «Первые четырнадцать лет». Матич родилась в Словении, а большую часть жизни прожила в США, но еще в 1973 году впервые побывала в СССР по турпутевке, надеясь встретиться с двоюродным дедом Василием Шульгиным. А ее родной дед Александр Билимович, один из первых русских экономистов, применявших математический метод, был членом Особого совещания при генерале Деникине. Обо всем этом Матич рассказала в своей книге «Записки русской американки». Сейчас ей 80 лет, но она до сих пор преподает на кафедре славистики Калифорнийского университета в Беркли.
Память о своем деде, инженере-строителе Александре Бучине, бережно хранит его полный тезка, проживающий в сербском городе Шабац. Попав в КСХС юношей-кадетом, Бучин-старший окончил Белградский университет, выполнял государственные задачи по гидрометрическим исследованиям рек, проектированию и строительству зданий, составил и реализовал генеральный план строительного регулирования и выравнивания Шабаца. В 1944 году его расстреляли коммунистические партизаны Иосипа Броз Тито, а возведенный им для своей семьи особняк конфисковали. Уже в наше время Бучин-младший добился через суд полной реабилитации деда и возвращения всего конфискованного имущества. В начале 2020 года он получил ключи от дома.
Потомок морских офицеров Александр Жевахов работал в аппарате французского правительства, был директором аппарата министра обороны и министра внутренних дел, а сейчас возглавляет Российское морское собрание во Франции. Жевахов известен и как историк русского зарубежья. В 2008 году из-под его пера вышла фундаментальная сага «Белые русские».
Рассеянные по всей планете потомки эмигрантов стараются не забывать о своих корнях, следят за русскими кладбищами и монументами, участвуют в памятных мероприятиях, считают себя частью русского мира.