Собственно рецепт сотворчества довольо подробно изложен в книге Евгений Петрова "Мой друг Ильф"
.
А может быть, будем писать вместе?
Как это?
Ну, просто вместе будем писать один роман…
Как это вместе? По главам, что ли?
Да нет, - сказал Ильф, - попробуем писать вместе, одновременно, каждую строчку вместе. Понимаете?
Что же тут непонятного – вместе? И все же… совершенно непостижимо, как может быть биться не у сиамских близнецов один на двоих пульс и вызревать из хаоса мыслей слово? Они и подписывались вместе: ИЛЬФПЕТРОВ. А когда одного из них не стало, его вторая половина пережила первую не надолго.
Может быть, впервые великие соавторы разделены на две равновеликие половинки?
Один их них, Евгений Петров, автор, второй – герой его документального романа. Ситуация такая же невероятная, как и то, что они писали вместе.
Видимо, поэтому Евгений Петров так и не стал полноценным или, лучше сказать, полновесным автором книги об Илье Ильфе, хотя и делал наброски, собирал материалы. Все разрозненные фрагменты, записки, воспоминания современников, отрывки из других книг, письма, документальные свидетельства эпохи, возвращающий ей аромат (не важно – какой, но аромат) собрала в книгу дочь одного из соавторов легендарных «Двенадцати стульев», Ильи Ильфа – Александра Ильф.
Чувство деликатности помешало ей вписать свое имя в соавторы этой книги, переместив имя Евгения Петрова из разряда авторов в герои, поближе к Ильфу.
Но ведь и Викентий Вересаев не был автором большинства из тех документальных свидетельств, которые приведены им в его знаменитых книгах «Пушкин в жизни» и «Гоголь в жизни». Но никому в голову еще не пришло (а впрочем, все еще впереди!) оспаривать его авторство.
Евгений Петров здесь выступает скорее в роли Гомера, коллективного автора, среди которых встречаем имена Олеши, Михаила Кольцова, Ардова, Катаева, Ефимова и многих других не таких уже и второстепенных персонажей.
В книге несколько сюжетных линий. Но наиболее любопытная из них - история появления на свет романа – «Двенадцать стульев».
Любопытно, но о романе начали говорить уже тогда, когда он еще не вышел из печати. Способствовал этому брат Евгения Петрова или Евгения Петровича Катаева – Валентин Катаев, уже в то время – писатель известный и еще не успевший попасть к тому моменту в опалу бывший акмеист Владимир Нарбут. Более именитый Катаев-старший, этакий Дюма-отец, подарил сюжет своему брату и другу, Илье Ильфу. И даже чуть было не стал третьим соавтором. В частности фигура Ипполита Матвеевича была, если верить его мемуарам, подсказана Ильфу и Петрову Катаевым. Но потом, увидев первые главы в рукописи, отказался от этой затеи. Мастерство начинающих литераторов не нуждалось в шлифовке.
Отказался, впрочем, не совсем бескорыстно. И получил за это, по понятиям сегодняшнего времени, «откат» в виде золотого дамского портсигара. Дамский был выбран соавторами из соображений экономии, так как весил меньше.
Первые главы еще ненаписанного полностью романа появляются в иллюстрированном ежемесячнике “30 дней” в январе 1928 года, что было тогда делом неслыханным. И интрига вокруг романа начала распрямлять свою пружину уже с первых шагов. Долгое время критика никак не может подобрать слова или боится найти их в попытке отыскать место романа в контексте эпохальных свершений советской эпохи. Не смотря на огромную популярность романа в читательской среде. Лишь 21 сентября в газете “Вечерняя Москва” появляется бесцветная заметка, подписанная инициалами. Ее автор не без снисхождения указывает на то, что книга “читается легко и весело”. Однако в целом “роман не поднимается на вершины сатиры”. И только 17 июня 1929 года в “Литературной газете” появляется публикация, в которой говорится о том, что роман “несправедливо замалчивает критика”.
К слову сказать, в последние годы бытовала легенда, согласно которой авторы были чуть ли не диссидентами. В книге, к счастью, таких эпизодов немного. И даже от примера с фельетоном в «Правде», за который главного редактора вызвал к себе на ковер Сталин, остается ощущение какой-то недоговоренности: «От писателей ждали разоблачения отдельных отрицательных явлений, создания необходимой светотени для единой прекрасной картины. Они же писали – ту правду, которая совсем не нужна была…».
Дело, все же, видимо, не в правде или не в правде, а в том, что всякий талант во все времена вынужден пробивать себе дорогу сквозь множество препятствий. И взгляд в прошлое сквозь разоблачительную дымку мешает разглядеть детали и ощутить ход времени. Да, трагического и страшного. Но вспомним, не для того, чтобы оправдать эпоху социализма, скольким обязана литература времени Иоанна Грозного и смуте.
- Смеяться грешно! Да, смеяться нельзя! И улыбаться нельзя! Когда я вижу эту новую жизнь, эти сдвиги, мне не хочется улыбаться, мне хочется молиться! – так говорил Ильфу и Петрову «некий строгий гражданин из числа тех, что признали советскую власть несколько позже Англии и чуть раньше Греции».
Смеясь, мы возвращаем прошлому его права.
Вместе они написали два романа. На одного на брата. Все остальное не в счет.
Писать вместе - можно и нужно, особенно тогда, когда хорошо получается!