Задолго до того, как Марлене исполнилось двадцать четыре и она чуть не сгорела в пожаре в собственном доме, с ней произошло чудесное событие: она познакомилась с девочкой-пламенем.
Ей тогда было шесть лет, и она жила с мамой и папой, которые со временем отдавали ей все больше любви, а друг другу — все меньше. Тогда Марлена в первый раз увидела, как плачет взрослый человек: мама сидела на кухне и тихо всхлипывала. На столе перед ней лежали нарезанные овощи и нож. Это ее потрясло: если плачет взрослый, значит, случилось что-то действительно ужасное.
Когда мама вышла, девочка шмыгнула к столу, схватила нож, повинуясь странному чувству, и спрятала его в цветочном горшке.
В ту ночь она впервые увидела девочку-пламя. Та появилась в ее комнате из ниоткуда, с головы до ног покрытая красными язычками огня. Ростом неизвестная девочка была куда ниже Марлены, зато казалась сильнее ее физически. Некоторое время они просто смотрели друг на друга молча, а потом Марлена спросила, поборов страх:
— Ты кто?
Девочка-пламя подошла поближе к ее кровати, в упор глядя на нее.
— Выкопай нож! — потребовала она трескучим голоском.
Марлена побледнела, но тоже в упор посмотрела на Другую, чувствуя быстро колотящееся в груди сердце:
— Я тебя не боюсь!
Другая как-то по-кошачьи подобралась и вдруг вспыхнула еще ярче, как спичка. Волосы у нее совсем скрылись за столбом пламени, и в комнате стало жарко.
— Боишься, — сказала она. — А если не выкопаешь нож, забоишься больше: я буду тогда расти вместе с тобой, пока не перерасту. И уж тогда я тебя сожру, как кошка мышку.
Марлена быстро закрыла глаза, сосчитала до десяти, а потом снова их открыла. Другой в комнате не было. Стало зябко, и девочка закуталась потеплее в одеяло. Нож она так и не выкопала.
На семилетие девочке подарили полугодовалого щенка, и она назвала его Громом. Когда Грому исполнился год, родители сказали Марлене, что разводятся. Она не могла уснуть целую ночь, потому что ее била дрожь. Щенок, пытаясь успокоить девочку, скулил у ее кровати, а потом вспрыгнул на постель и прижался теплым тельцем к ней.
На следующий день она уронила свои ключи от дома в фонтан у школы, пока рядом не было взрослых.
Пока Марлена росла, она прятала все больше и больше вещей: любимую бабушкину китайскую вазу — в 11 лет, когда бабушку отправили в дом престарелых, отцовский бинокль — в 12, после того, как он признался ей, что собирается снова жениться. В 13 положила туфли бывшей лучшей подруги за трибунами, пока класс бежал кросс.
В 16 ей все чаще казалось, что мыслей в голове становится так много, что они растекаются по всему телу через спинные позвонки: сворачиваются тугим куском в кишках, встают ледяным комом в горле. Чтобы перестать думать, Марлена начала курить. И прятать сигареты.
В 17 она похоронила под грудой старой одежды в шкафу свои старые рисунки, оставшиеся со времен, когда еще мечтала стать художницей. Когда ей исполнилось 19, умер Гром, и она спрятала его глубоко в садовой земле.
За это время она ни разу не встречалась с Другой, хотя та незримо следовала за ней повсюду и росла, как и предупреждала при первой их встрече.
Лучше всего Марлена прятала от других секреты: о том, что она выходит замуж, ее родители и подруги узнали за полтора месяца до свадьбы. О том, что вместо сигарет она пристрастилась к таблеткам, не знал никто. В 22 она решила, что хочет завести ребенка, а в 23 у нее случился выкидыш.
И к ней пришла девочка-пламя.
Она появилась в ее спальне, как и тогда, ночью. Возникла посреди комнаты, погруженной в темноту, и уставилась на спящую женщину. Марлена открыла глаза и сразу увидела ее, выросшую за годы в Огненную женщину. В глубине души она всегда знала, что Другая придет снова, и ждала ее, как мышь ждет голодную кошку — втайне надеясь одолеть и растерзать.
— Я пришла за ребенком, — сказала Другая, и в голосе ее слышалась ярость.
Марлена побелела. Они не успели даже выбрать ему имя — малышу, которого она потеряла.
— Ты знаешь, что его со мной больше нет, — ответила она, поднимаясь с кровати.
Огненная женщина сверкнула глазами, и волосы ее вспыхнули еще ярче. В комнате стало жарко.
— Как ты его назвала?
Марлена злобно уставилась на Другую, и, прежде чем успела отдать себе отчет в своих действиях, бросилась на нее, выставив вперед руки. Много дней до этого ею владела тупая тоска, и боль копилась внутри, не имея выхода.
На самом деле, втайне от родных она уже придумала ему имя. Оно показалось ей таким красивым, что она решила назвать так сына, хотя в справочнике оно значилось как имя для девочки. Ради малыша с таким чудесным именем она могла бы бросить таблетки, если бы только не знала, что тогда придется иметь дело с тяжелыми удушающими мыслями одной.
— Ты помнишь, как спрятала кухонный нож, когда была совсем девочкой? — спросила Другая, с силой оттолкнув Марлену так, что она упала.
Та не ответила.
— А все, что спрятала потом — помнишь?
Марлена не ответила. Другая словно увеличивалась в размерах с каждой секундой, и колоссальная ее фигура наполняла комнату дымом и жаром.
— А как хорошо и спокойно было в твоей голове после таблеток — помнишь? — задала новый вопрос она, и с каждым словом ее голос становился все ниже и глуше.
Другая сделала шаг к женщине, лежащей на полу, но та не сдвинулась с места.
— Ты помнишь, как назвала своего ребенка?
Другая схватила Марлену, раскрыла рот и проглотила. Языки пламени заплясали по одеялу, ковру и шторам.
Марлена ожидала почувствовать жар, но вместо этого ощутила только холод — словно опустилась в ледяную воду бассейна. Вокруг было темно и тихо. Издалека слышались всхлипы, которые напомнили ей о картине, увиденной когда-то в шесть лет.
Она стала вспоминать: больше в холодной темноте делать было нечего. Перед ней всплывали родные лица, события из прошлого, а еще — вещи, которые она когда-то прятала. И все навязчивые мысли, которые она бы тоже спрятала, если бы могла. Что-то одно ей не давало покоя.
Всхлипы становились все громче, пока не превратились в завывания. Марлена не могла вспомнить, как потеряла сына.
— Вытащи меня отсюда! — закричала она во все легкие. — Помоги мне, Огненная женщина!
Рыдая, она принялась бороться с темнотой вокруг, пихалась и толкалась во все стороны, пока не почувствовала, что та выталкивает ее из себя с натугой. Дрожащая Марлена снова оказалась на свободе, глядя глаза в глаза Другой.
— Ты помнишь, как закопала нож? — снова спросила та.
— Да, — ответила она.
— Ты помнишь, как спрятала все остальные вещи?
— Да, — снова сказала она.
— Ты помнишь, почему ты пила таблетки?
Марлена кивнула и повторила:
— Да.
Пламя в комнате взревело.
— Как зовут твоего ребенка, Марлена?
Марлена вдохнула в грудь обжигающий воздух:
— Адан. Его зовут Адан.
Огненная женщина не отрывала взгляда от Марлены. По ее лицу нельзя было догадаться, о чем она думает или что чувствует, но в глазах ее не читалось осуждения.
— Ты вспомнишь, где спрятала его, —вдруг мягко сказала она и по ее губам скользнула тень улыбки.
Другая направилась к двери, унося с собой разрушение: комната на глазах очистилась от дыма и перестала тлеть. Марлена бросилась было за ней, но вдруг остановилась: ей внезапно стало очень тепло, как не было уже долгие-долгие годы.
Огненная женщина исчезла, словно ее и не было, и Марлена знала, что больше не увидит ее до самой смерти. На слабых ногах она пошла в ванную, достала из шкафчика рецептурные таблетки и выкинула их в мусорную корзину. А потом зашла в детскую, где в манеже лежал здоровый агукающий малыш — Адан.