Наступала осень. В саду желтели, краснели и опадали листья, кружились в воздухе и создавали под ногами мягкую шелестящую подстилку, на которую так приятно было ступать босыми ногами. Дни становились короче, а ночи темнее, солнце будто в последний раз перед долгой спячкой неистово грело, целовало щеки и руки и купалось в ярких красно-рыжих красках.
Деревья теряли пышные платья постепенно, одно за другим, сбрасывали красивую одежку и готовились к приходящим с холодами мерцающим белоснежным покровам, согревающим голые ветви.
Еще теплый ветер шелестел и поднимал опавшие листья в воздух, кружил хороводами и забирался в приоткрытые щелочки окон, принося в дом запахи скорого дождя и пряной прохлады.
В саду за маленьким круглым столиком женщина разливала чай. Как всегда две чашки и пустой стул напротив, накинутая на плечи колючая шаль и растрепанные от ветра волосы делали ее похожей на духа уходящего лета, приветствующего духа осени для первого и последнего в году чаепития.
Длинные пальцы ее невесомо касались тонкого расписного фарфора в ярких цветах, оглаживали позолоченную каемку и смыкались на изящной ручке. Чай в чашке расходился кругами и бился о стенки, чашка покачивалась пальцах, но ни одной капли не проливалось на белоснежную скатерть.
Ветер трепал собранные в неаккуратный пучок волосы, подбрасывал скрывающую шею шаль и забирался под юбку, надувая ее красным парусом. Она сидела в саду, окруженная желтыми, оранжевыми и красными красками, напротив пустого стула и наполненной чаем чашки, делала медленные глотки и довольно жмурилась, задирая голову к по-летнему чистому небу.
Покачивающийся солнечный шар висел за ее спиной, подсвечивая светлые волосы, грел безупречно прямую спину и медленно падал, забирая тепло и свет. На другой стороне высокого неба выкатывалась из-за горизонта луна, огромная и как будто прозрачная, шелестели острые верхушки зеленых елей и тянулись ряды одинаковых крошечных домиков, окруженных танцующими в воздухе листьями.
Она улыбалась невесомо и мягко, смотрела на отражение неба в чае, и растрепавшиеся, выбившиеся из небрежной прически волосы падали ей на плечи.
Желтое солнце и низкое рыжее дерево за ее спиной качались из стороны в сторону словно отражения друг друга, на нетронутой чашке зеленела сочная трава, украшенная кустами цветов. Стул одиноко стоял по ту сторону стола, но она не смотрела на него, глядя куда-то поверх, в сторону открытой калитки.
Она не ждала встречи, и гость никак не приходил, а солнце неумолимо садилось, и яркие краски меркли, покрываясь серебристой вечерней дымкой.
Вот скрипнула как от порыва ветра калитка, захрустели и зашелестели застилающие иссыхающую траву яркие листья, двинулся стул, и чашки коснулись затянутые в коричневые перчатки пальцы. Она улыбалась и перевела взгляд на отражение неба в чае, делая медленные глотки из пустеющей чашки.
Чай давно остыл. Он протяжно вздохнул, закидывая ногу на ногу и подаваясь вперед, опустил локоть на столик и щелкнул ногтем по белоснежному боку пузатого чайника. Она вздрогнула, поднимая на него взгляд, и склонила голову набок, будто осуждая за то, что пришел слишком поздно.
Прохладный сумеречный ветер трепал ее рассыпавшиеся по плечам волосы, срывал с плеч колючую шаль. Длинные пальцы ее дрожали, возможно от холода, или от наступившей наконец встречи. Слишком долгожданной, чтобы не приносить боль.
Он улыбнулся, мягко вытянул из ее рук чашку и допил чай одним звонким глотком. Она рассмеялась, глядя на него, покачала головой и коснулась ладони в перчатке соскользнувшей на столик рукой. Он поймал ее пальцы, прижался губами к костяшкам и устало прикрыл глаза, наслаждаясь уходящим осенним теплом.
