Галина Ицкович исследует Долину Луны, Долину Смерти и природу национальной розни.
«Дедушка плачет» … и невесёлые размышления о национальной розни
Выезд задолго до рассвета. Надо успеть доехать до Эль Татио, национального парка гейзеров, пока не взошло солнце. Для справки: на сравнительно небольшой территории заповедника находится восемьдесят гейзеров.
В этот раз мы едем с довольно большой группой. Ожидая посадки, здороваемся со вчерашними нидерландцами-пенсионерами, знакомимся с крепкими моложавыми англичанами и с немцем лет пятидесяти, обмениваемся информацией, байками о прошлых экскурсиях и о соседних странах. Похоже, что все мы — опытные путешественники, влюблённые в эту замечательную страну и открытые новому приключению. Здорово всё-таки встречать людей в интересных поездках. Потому что я уже давно поняла: в интересные места ездят интересные люди. Такой у нас получился интернациональный почти коллектив.
И вправду, все организованы-упакованы, у одних есть таблеточки против горной болезни, всё-таки едем в горы, на высоту 4,200 метров над уровнем моря, у других — «магическое» средство от несварения, если что, мы поделимся, не стесняйтесь обратиться, мы же в одной связке!
Наконец прибегает вчерашний гид, Эдуардо, и командует садиться в автобус. Передние сиденья резво занимают неизвестно когда появившиеся кривобокая какая-то дама помоложе и квадратная, крепкая дама постарше с одинаковыми подбородками цвета и формы кирпича. Очевидно, мать и дочка. Чилийцы? Нет, между собой они общаются на некой романо-германской смеси, которую мы затрудняемся определить, а очень уж прислушиваться к чужому разговору неудобно. Дочка, на вполне сносном английском, настаивает на том, чтобы во всём автобусе выключили кондиционирование, а мать достаёт пахучие мясные бутерброды. Через пять минут дышать нечем да и незачем: каждый вдох наполнен теперь киснущим беконом.
Эдуардо передает листок, на котором надо написать адрес-место жительства-фамилию, что-то там ещё. Хоть и не на военном положении, но всё же на дорогах попадаются патрули. Первые две строки удовлетворяют наше любопытство: фамилии явно румынские. На ближайшей остановке выясняется, что румынки не только капризны, но и назойливы: дочка показывает всякому проходящему мимо, что на ней, кроме свитерка на молнии, только тоненькая маечка (поэтому в автобусе не должно быть сквозняков), объясняет, что не завтракала, а когда автобус трогается, резко вскакивает с сидения и бросается к водителю. Он тормозит. Уронили что-то, хотят вернуться? — не угадали, мать желаeт сфотографировать дочь на фоне дороги!.. Все мы обмениваемся выразительными взглядами и преувеличенно вздыхаем: с кем только не приходится путешествовать…
Мы въезжаем на территорию Эль Татио как раз вовремя, к рассвету. El Tatio в переводе с языка мапучу означает «дедушка плачет». Скорее, «дедушка курит»: все восемьдесят гейзеров дружно попыхивают своими трубочками, выбрасывая попеременно то струи, то клубы пара. Третье по величине в мире поле гейзеров после парка Йеллоустон и Камчатки. А вокруг— снежные конусы вулканов. И когда поднимается солнце, всё это великолепие подсвечивается и превращается в сияющую арену, на которой вот-вот начнётся представление фигуристов-волшебников. Это место предвкушения восторга за полмига до восторга, вот что такое Эль Татио!
Все фотографируются, это неизбежно. Вижу боковым зрением позирующих по очереди друг перед дружкой румынок и слышу, как, проходя мимо, кто-то из наших мужчин (возможно, что немец, но может статься, что и англичанин, у всех такие одинаковые крепкие силуэты с одинаково дружелюбными бело-розовыми западно-цивилизованными лицами) довольно внятно комментирует: «Romanians’re stupid»***. Не успела я развернуться и разглядеть, кто это был, как обе женщины начинают визжать: «Гитлер! Ты Гитлер! Расист!» Мать взбегает на горку и кричит оттуда: «Хайль Гитлер! Stupid Гитлер!»
И наше чудесное содружество рассыпается в прах. И рассвет теряет свой сказочный лоск. И да, мы, все остальные, тоже расисты, если не высказали своего мнения, если не поддержали жертву, какими бы неприятными ни были женщины. Как теперь вести себя по отношению к их бесцеремонным выходкам? Как провести границу и не быть обвинёнными в шовинизме? Это только говорится «обвинёнными», кто нас увидит или осудит, но суд внутренний пугает отнюдь не меньше.
Эдуардо и его помощница развернули походный стол с бутербродами, печеньем, чаем-кофе. Разговор за завтраком не клеится. В конце концов я делаю слабую попытку вклиниться в беседу о недавних поездках и рассказать о прошедшей в Румынии конференции, о бухарестских интеллектуалах, моих недавних знакомцах… но мне начинает казаться, что я ухожу в формулировку-кошмар моего детства, «а у меня есть хорошие знакомые-евреи» и «ты хоть и еврейка, но порядочный человек… »
Что сделать? Как исправить? Ах, какая ирония: не мы ли всей сплочённой группой только что возмущались тем, как пострадало коренное население, как колонизаторы-захватчики обвиняли своих жертв: «А чего они стреляют по нашим овцам, которых мы так идиллически расселили на индейской земле»? Микроагрессия неизменно мечтает вырасти в какой-никакой геноцид. Я преувеличиваю?
Подхожу к румынкам и предлагаю сфотографировать их вместе. Они улыбаются; мне кажется, что с облегчением.
Расставание
Вдоль берегов Рио-Гранде, вдоль гряды великолепных вулканов, по высокогорной дороге, время от времени заигрывающей с путниками и с моторами их машин (странный фокус, якобы обусловленный магнитным полем вблизи Тропика, показали нам на одном холме, когда автобус с выключенным мотором по инерции покатился не вниз, а вверх), вдоль зеленеющих заболоченных земель, объедаемых сосредоточенными ламами…
Кстати, о ламах: в селении Мачука живут их верные пастухи. Всего здесь двадцать глиняных домов, церковь и магазин. Это край света, настоящий край. Наша небольшая группа вылетает из автобуса со скоростью и энергией мушиного роя. Проголодавшиеся покупают эмпанады с мясом ламы или с сыром опять-таки ламы, любопытные взлетают на гору, где церковь и флаг на фоне ближайшей горной гряды. Здесь, наедине с лежащим на каждой крыше пронзительно синим небом пустыни, легко уверовать. Другая компашка любопытных пробегаeт по единственной улице, и через двадцать минут мы уже катим по дороге, мельком оглядев житьё и жильцов, ухватив вкупе с эмпанадами главный смысл их жизней.
Ну конечно же, мы просто туристы. «Вот приедете в следующий раз по-настоящему, можно будет посмотреть…» — здесь следует описание диких, никем, кроме говорящего, ещё не открытых, не затоптанных официальным туризмом природных и этнографических чудес. Пока же вся поездка — это черновик, эскиз, намётка настоящего путешествия. Теперь не время путешествовать по-настоящему, в стране неспокойно. Я боюсь спросить, бывает ли в Чили «спокойно». Не хочется обижать гостеприимных хозяев. И так, с полным пониманием неполноты нашего опыта, мы примитивно радуемся купанию под открытым морозным воздухом в высокогорном горячем источнике Пуритама, радостно позируем около таблички «Тропик Козерога» и даже получаем что-то вроде бонуса: на берегу очередного высокогорного озера, совсем не там, где обещано путеводителями, набредаем на целое стадо меланхоличных зефирных фламинго, по щиколотку в соли.
***
Я что-то упускаю, я теряю счёт дням и встречам. Разноцветные города и разноцветная, просовывающая свои лапки сквозь самую что ни на есть бетонную человеческую цивилизацию («цивилизация»— это ли не бранное словцо?) природа сливаются в единое пёстрое кольцо, как ярмарка, наблюдаемая с карусели. Так и загипнотизированной оказаться недолго. Возможно, настоящее путешествие по Чили с остановками в заповедниках, где лисы и фламинго, и в глиняных домах индейцев ликан-антай, и в кафе, где интеллектуалами задумываются революции, действительно ещё впереди. Я не успела ни позагорать на белоснежном океанском песке, ни попробовать многокрасочное блюдо чаряуицáн, ни влить в себя коктейль «терремото», в переводе «землетрясение» (вино, ананасовое мороженое, гренадин и ром); я не успела ни увидеть, ни разучить весёлый танец куека. Я не успела ни замереть при зловещих звуках musica andina, ни поплясать под слегка визгливую, побрякивающую musica mapuche. И багаж образовался хорошенький: безглазая маска, платье, заслюнявленное собакой, переливающаяся разноцветная вулканическая порода, и сирена-нимфетка Marineda de la Rosa из дома воспевшего изнасилование Неруды. А ещё я купила серьги с пляшущими человечками-палка-палка-огуречиками ликан-антай с петроглифов Атакамы. Это символы, это всё символы чего-то тревожного, удивительные и зловещие предвестники ближайшего будущего, и мне страшновато увозить их с собой.
Мне кажется, я никогда больше не буду той беззаботной, полной любопытствующего пофигизма, чуть снисходительной путешественницей, которая приезжает продегустировать страну, походя примерить на себя другой образ жизни, поиграть в параллельный мир. Чили впрыснуло чужую, несовместимую кровь в мои ни о чем не подозревающие вены. Скупая на эмоции природа Патагонии, опасно осклабившийся Сантьяго, растрескавшаяся почва Атакамы, шрамы иссечённые и свежие, абсурд жестокости, жесть абсурда — как жить теперь с этим? Полюбить эту землю всё равно что влюбиться в социопата. Хотя и такое со мной случалось, потому не удивляюсь своей заворожённости.
Правозащитник Хозе Залакетт, в молодости входивший в правительство Альенде, высказался как-то в том смысле, что Чили не было готово к социализму, да и к демократии не очень-то, вот потому и пришел Пиночет. А кто, позвольте спросить, готов? Но и с рыночной экономикой не все сладилось. Зал отправления в аэропорту наполнен невысокими темнолицыми мужчинами, покидающими регион. Вспомнился один мой знакомец, родом из Парагвая, который любил повторять, что жизнь повернулась к лучшему только благодаря тому, что на родине ему не хватало терпения дожидаться в очереди к дворовому туалету. Пришлось эмигрировать.
Как говорил персонаж старого еврейского анекдота: «Сара, не лезь в большую политику». Ну да, я не пытаюсь понять, я туристка. Может, забыть противоречия и нестыковки раздёрганной страны и оставить только открыточное: синий ветер Вальпараисо, бугенвиллии, озабоченные мордашки пингвинов, что там ещё? Сделать себе лоботомию в домашних условиях и после прощебетать что-то вроде: «Вот и всё, что я запомнила. Всё как в детской мечте, как в пронзительно печальном мюзикле со счастливым концом: белизна, синева, зелень, желтизна и ветер, ветер»… Но не выходит. Выходит пока только черновик путешествия — с таинственными сокращениями, рефренами и лирическими отступлениями. Настоящее путешествие не кончается вот так, в аэропорту по команде «на взлёт», и потому рассказ о нём по определению не может быть закончен. А кому интересны рассказы без конца?
***Stupid – тупые (англ.)
Продолжение следует...
Чили: черновик приключения. Часть первая
Чили: черновик приключения. Часть вторая
Чили: черновик приключения. Часть третья
Чили: черновик приключения. Часть четвёртая
Чили: черновик приключения. Часть пятая
Чили: черновик приключения. Часть шестая
Чили: черновик приключения. Часть седьмая
Чили: черновик приключения. Часть восьмая
Чили: черновик приключения. Часть девятая
Чили: черновик приключения. Часть десятая
Чили: Черновик приключения. Часть одиннадцатая
Чили: черновик приключения. Часть двенадцатая
Чили: черновик приключения. Часть тринадцатая