- Папа! Папа! Пойдем гулять?!
Дочка, которой недавно исполнилось шесть лет, забежала и с разбегу запрыгнула на меня, спящего после суточного дежурства на скорой.
- Доча…, я устал, … я сейчас…чуть-чуть еще посплю, и мы обязательно погуляем. Ладно?
Но «маленькая катастрофа» была неумолима. Ласкалась и лезла прямо к лицу, висела на руке, прижималась к щеке, запрыгивала на спину. Ничего не поделаешь, пришлось со вздохом подняться, ощутить привычную разбитость, и головную боль, от понимания механизма которой становилось противно на душе от собственного бессилия.
Шестой этаж, лифт не работает.
- А побежали по ступенькам?
И дочка весело побежала вниз по лестнице, на ходу считая ступеньки. В подъезде, на первом этаже в нашем почтовом ящике торчал уголок бумаги.
«О! Письмо! Наверное, в очередной раз какой-нибудь дядя в Америке умер и оставил мне наследство», - подумал я.
Но нет, это было уведомление, что мне надо прийти в почтовое отделение за заказным письмом.
«Ну точно, дядя в Америке при смерти, решил найти меня, родненького, классного такого племянника, кровинушку, оставить мне все свои сбережения».
Получив на почте заветный конверт, я не спеша его открыл и увидел повестку в районный суд на «такое-то число, к такому-то времени», для участия в судебном заседании в качестве «кого-то там» ...
За несколько месяцев до этого…
03:15 (едем с какого-то вызова).
- Пш-ш-ш.., п-ш-ш-ть…, Инсулин 5-17.., Инсулин 5-17…, - нудно прошипела рация в автомобиле.
- Нас кличут, отвечай, – толкнул меня водитель дядя Сережа.
Не открывая глаз, я потянулся за микрофоном надоевшей "Моторолы".
- 5-17, на приёме…
- 5-17, для вас еще один "вызовок"- прогундела диспетчер, - переулок Лобачевского 15, частный сектор, ножевое ранение, без полиции не входить. Как приняли?
- Лобачевского 15, ножевое ранение, - повторил я и открыл глаза.
Картина ночного зимнего города, голые деревья, черный снег на обочинах, мигающие светофоры, пустые улицы…
- Шеф? Ты тоже это слышал? – спросил я у водителя дяди Сережи. Но дядя Сережа молча уже мчал наш «Соболёк» в нужном направлении.
Сирены и мигалки не включали, так как смысла в них на пустой дороге нет.
- Наташ, приготовь там всё, пожалуйс..., – не успел я договорить помощнице.
- Уже, - ответила Наташа.
Линейная бригада скорой помощи, она же «линия»- это, своего рода универсальный солдат медицины, может ездить на какие угодно вызова. От насморка до ДТП, от непонравившегося звука и запаха кишечных газов до родов. Состоит, как правило, из двух фельдшеров: первый и второй. Первый старший в бригаде, второй помощник. При длительной совместной работе, между первым и вторым возникает какое-то необъяснимое чувство (телепатия?), читаешь мысли друг друга, порой даже, не с полуслова, а с «полувзгляда» понимаешь напарника, а иногда и взгляда не нужно.
03:20. Переулок Лобачевского
- Инсулин-инсулин, 5-17 на месте, "жандармерии" (так на скоровском жаргоне называется полиция) не наблюдаем, заходить?- спросил я в рацию.
- Заходите, опасности там нет, уже перезванивали, кричат «где вы там едете?! - сообщила диспетчер.
Взвизгнули тормоза «Соболька», я открыл дверь и спрыгнул на землю. Холод и мерзлая земля под ногами мгновенно вывели из состояния полудремы. Взял в руки медицинскую сумку и пошагал в сторону ворот дома.
- Наташ, держись рядом.
- Угу…
От ворот отделилась серая масса, состоящая из смеси среднестатистического россиянина, суррогатного алкоголя и нелепого прошлого, и, пошатываясь и икая, направилась нам навстречу. Набитые перстни на пальцах, которыми он держал "бычок", несмотря на их синий цвет, красноречиво поведали нам о его жизненном пути, начиная с "малолетки".
- Там .., эта.., короче, она его... порезала нах.., "пёрышком в кендюхА"....По́эл, да? - и с шипением через щербинку потянул воздух.
- Давно? - ускоряя шаг бросил я через плечо, и, не дожидаясь ответа, шагнул в дом.
Пары перегара, потных тел, прокуренных вещей и еще какой-то кислятины привычно ударили в нос. Взору предстала типичная картина «синявской хаты», пустые бутылки, засаленные занавески, истоптанный пол, какая-то еда в грязных тарелках на столе. Но, ко всему вышеперечисленному, был еще и специфический запах - запах человеческой крови. Его я никогда не забуду и не перепутаю ни с какими другими запахами.
В зале было шумно. В нем находилось примерно пять пьяных человек, которые что-то громко обсуждали, матерились, курили. У стены лежал довольно крупный мужчина лет пятидесяти на вид. Лежал он туловищем на диване, на животе, с повернутой на бок головой, Ноги его были на полу. Создалось впечатление, что он не дошел до дивана и упал. Остекленевший взгляд не сулил ничего хорошего. Левая рука безжизненно висела с дивана, правая была согнута в колене и подтянута под собя, левая штанина была пропитана темной кровью. Кровь со штанины медленно стекала на грязный пол. Грудная клетка пострадавшего слегка поднималась, слышно было слабое хрипение.
«Дышит.., часто дышит, …неглубоко дышит. Блин!».
В такие моменты отключается восприятие остального мира, в голове срабатывают все алгоритмы оказания неотложной медицинской помощи, и, самое интересное, куда-то уходят сон, усталость, боль, недомогание (правда потом возвращаются в гораздо большем объеме).
- Наташ, собирай!
Но Наташа уже во всю орудовала в сумке, собирая «капельницу». Стащив мужика на пол и закинув его ноги на диван, я схватил тонометр и принялся измерять давление, попутно задирая на потерпевшем свитер, для того, чтобы осмотреть рану.
Ранка находилась в левом подреберье и на вид была вообще безобидная - примерно два сантиметра в длину и полсантиметра в ширину. Кровь из нее уже не текла, но вот живот…, живот на ощупь напоминал мешок, наполненный крупой, такой же плотный, твёрдый.
«В живот натекло. Много …блин».
Шум стих от вставленного в уши стетоскопа. Пять-шесть раз качнув грушу тонометра, я остановил стрелку на отметке 150 и стал стравливать воздух, пытаясь услышать тоны сердца.
140… 130…120…- тишина, 110…100…90…80..- тишина.
70…
На отметке 60 стрелочка тонометра дернулась, и где-то далеко-далеко послышалось быстрое: «тук-тук-тук-тук-тук…», как будто сердце в небытие увлекали неведомые силы, оно кричало, взывало о помощи, а его никто не слышал, и только сейчас, когда оно уже далеко и ослаблено до изнеможения, я его услышал…. Между миром, в котором находилось сердце и этим миром был я.
Левое легкое не прослушивалось. - «Похоже и диафрагма проткнута… В плевральную полость кровь натекла! Блин».
- Шестьдесят на ноль! Наташ, «льём»! (Лить-быстро вводить внутривенно большой объем растворов, для восполнения объема циркулирующей крови).
«Виновница торжества» - женщина лет сорока-сорока пяти на вид, сидела на табуретке в сторонке, курила и с безразличным выражением пропитого лица повторяла:
- Я его порезала…, вон тем ножом…, вон он лежит…, нож.
Кухонный нож с лезвием около тринадцати сантиметров и деревянной ручкой лежал на столе.
В дверях послышались шаги, топот - приехала милиция (тогда еще была милиция), шум усилился, а дальше все происходило по накатанному сценарию: носилки, капельницы, бряканье дверей «Соболька», приемный покой, «сопроводиловка», санобработка автомобиля. Еще пара вызовов на незначительные поводы к вызову и… «Здравствуй, Утро!. Как же я скучал по тебе!»
Несколько раз за месяц приезжали следователи, что-то спрашивали у меня по этому случаю и, постепенно, моя память избавила меня от этого воспоминания.
А вот наш доблестный суд напомнил. Аж через полгода.
В «кислом расположении духа» я прибыл в зал судебных заседаний.
На скамье сидит пара: потерпевший и его пассия, порезавшая его кухонным ножом с деревянной ручкой. Сидят рядом друг с другом, как ни в чем не бывало. Судья, как и положено, за столом, адвокат и прокурор друг против друга.
Началось заседание. Первым вопросы мне задавал прокурор.
- Вы тот-то, такой-то?
- Да.
- Расскажите, что тогда было? Где лежал нож, где сидела обвиняемая? Что она говорила?
Что-то еще спрашивал.
Я как можно точнее старался отвечать на его вопросы.
- Спасибо, - сказал прокурор, закончив задавать мне вопросы и обратился уже к судье:
- Ваша честь, у меня больше нет вопросов.
Наступилаа очередь задавать вопросы адвокату. До этого момента я относился лучше к линии защиты, потому что поведение адвоката показалось мне как минимум странным.
- Скажите, а почему вы, вместо того, чтобы оказывать помощь потерпевшему, смотрели где сидит обвиняемая, что она говорит, где лежит нож? — с какой-то претензиейначал говорить он. — Разве вы не должны, в первую очередь, оказывать помощь в таких случаях? Зачем вы смотрите по сторонам, вместо выполнения своих обязанностей?
Я растерялся.
- Простите, не понял?! - спросил я.
Он повторил тоже самое.
Ага, понятно. Я тут лишний человек, они между собой (прокурор с адвокатом) как кошка с собакой, а я, значит, повод, чтоб было на фоне чего строить свои доводы и протесты.
Лучшая защита — это нападение.
— Я отвечал по существу задаваемых мне вопросов! А что касается моей профессиональной деятельности, то вот результат, - махнув рукой в сторону потерпевшего, сухо ответил я.
Адвокат, сделав вид, что меня не услышал и снова спросил тоже самое, только с некоторым усилившимся раздражением в голосе. Я уже выставил ему диагноз ДЭП II ст.(дисциркуляторная энцефалопатия 2 степени - это, простым языком, снижение снабжения мозга кровью на фоне возраста, алкоголизма, нездорового образа жизни и т.д., вследствие чего снижаются умственные способности)
- Ваша Честь, - обратился я к судье. - Я считаю, что вполне корректно и полностью ответил представителю защиты на поставленный вопрос и не вижу смысла повторять свой ответ.
Судья, седой дедушка, потрясывая какой-то книгой, накинулся на адвоката. У адвоката, после процедуры промывания мозгов судьёй, сразу же появилось доброжелательное выражение лица, уважение ко всем медицинским работникам и пропали все вопросы.
- У кого-нибудь из присутствующих еще есть вопросы? – спросил судья.
Тишина в зале.
— Ничего не хотите сказать доктору? – обратился судья к потерпевшему.
— Нет. Да я его и не помню… - ответил потерпевший (наш пациент).
Выходя из здания суда, я думал: «Расстроился ли я, от того, что пациент не сказал мне: «Спасибо»? Скорее всего нет. Даже сейчас, по прошествии стольких лет (а вспомнил я этот случай, когда увидел такой же нож на нашей кухне - жена купила), я считаю, что не нуждаюсь я в неискренних словах благодарности. Не нужны они. Да и искренние слова тоже как-то не особо нужны что ли…
Делать то, что любишь, или еще лучше - любить то, что делаешь, осознание своей нужности, необходимости - вот она лучшая благодарность…
А еще дома меня ждет моя дочка!
Берегите себя и будьте здоровы.
С уважением, фельдшер.
________________
Уважаемые подписчики и читатели моих историй! Впереди еще будет много интересных рассказов из моей жизни и жизни людей, с которыми мне пришлось столкнуться, благодаря судьбе и выбранной мной профессии. Я вам это обещаю.
