Ксанка поправила локон, выбившийся из-под косынки. Ещё недавно ей казалось, что до светлого будущего лишь одно неосторожное движение. Стоит споткнуться о высокий порог на пути в кухню, и ввалишься в новый мир.
И ведь не было же никаких сомнений, о которых так любил рассуждать Дмитрий Иванович. Неужели он все-таки оказался прав, и тонкая настройка ее души, о которой граф не уставал повторять, сбилась. Та самая интеллигентность, которая, по его мнению, отличает образованного эльфа от низкосортного быдла. Неужто она пропала? Исчезла навсегда вместе с кончиками ее изящных ушек.
Ещё вчера она была уверена, что перешагнет порог музея с гордо поднятой головой. Солдатские ботинки ее будут чисты, черная прямая юбка чуть ниже колен не даст разгуляться фривольной фантазии мужчин. Но, если все-таки кто-нибудь посмеет усомниться в её праве, то огромная кобура на боку расставит необходимые акценты. Ещё вчера это не вызывало никаких сомнений, а сегодня она прячется в тени.
Шум отвлек девушку от размышлений. К музею приближалась толпа. Некоторые из них держали в руках фонари, что позволило рассмотреть около двух десятков орочьих и человеческих лиц. Все при оружии и в форме. Девушка решила, что толпа явилась от Преображенских казарм, расположенных неподалеку. Неужели пронюхали о царских винных погребах? Тогда погромов и порчи предметов искусства не избежать. Пьяный пролетариат буйный. Девушка скрипнула зубами. Как же все-таки не вовремя.
В другом месте, Ксанка постаралась бы избежать стычки с пьяными солдатами. Ореол вседозволенности, сдобренный винными парами очень трудно остановить даже атрибутами Чрезвычайной Комиссии. Девушка понимала, что кожаной куртки, той самой «…второй, «дубленой» кожи революционера» и красной косынки может оказаться недостаточно. Но какой у нее оставался выбор? Елена Михайловна, супруга графа, сказала, что он в Эрмитаже и даже всплакнула, обнимая ее. Отвернуться сейчас — это оставить Дмитрия Ивановича на растерзание пьяной толпе. Граф за словом в карман не полезет. Стоит какому-нибудь солдату высморкаться посреди зала, как ему придется немедленно познать гнев директора Эрмитажа. Однако, и самому Дмитрию Ивановичу не избежать в таком случае расправы.
Девушка достала из кобуры маузер, поправила косынку. Убедилась, что она не прикрывает тупые, потому что обрезанные, кончики ушей и побежала. Она прекрасно осознавала, на чьей стороне находится. Но не желала оставлять на растерзание толпе соплеменников, память о которых отзывалась в сердце только теплом.
Директор умолял офицера прекратить это безобразие и не издеваться над стариком. Твердил, мол, для Якова Ивановича нет ничего дороже экспонатов выставленных в Эрмитаже, но, конечно же, они не ценнее жизней солдат.
Девушка проследила взглядом, куда указывал Дмитрий Иванович, ее взгляд налился темнотой.
Один из солдат размахивал винтовкой над головой Смирнова, который лежал на полу. Он, то угрожал ему ударить прикладом, то разворачивал винтовку дулом, будто собираясь заколоть старика примкнутым штыком.
Волна бешенства захлестнула девушку. Она подняла над головой «маузер» и выстрелила в потолок.
- Я последний раз спрашиваю, что здесь происходит?
Ошарашенные солдаты расползались по сторонам, выдавая зачинщиков визита. Ими, как и следовало ожидать, оказались офицер и боец угрожавший проткнуть Якова Ивановича. Того самого приват-доцента кафедры теории и истории искусства, беседы с которым в «кабинете древностей», она считала чуть ли не самыми выдающимися моментами за весь период учебы.
К сожалению, отца лишили чина, а ее лишили права продолжать обучение в Санкт-Петербургском университете. У них отобрали имение, титул и отрезали кончики ушей, дабы они уже никогда не смогли вернуться в высшее общество. Конечно, Ксанка была зла, потому что ее отец прав — монархия при слабом монархе обречена. Из чувства мести она обязательно докажет это всем виновным в казни отца. Но уж Смирнов-то к этому никакого отношения не имеет, точно.
- Там, на крыше, подозрительное движение замечено. Прежде, чем жахнуть из орудий решили проверить, – с трудом выговорил офицер. - А эти...
Начальник караула оказался пьянее, чем показалось вначале. Идиоты чуть по Эрмитажу из пушки не выстрелили. Ксанка от злости едва не разрядила в офицера всю обойму. Почему обязательно надо испоганить идею?
- Берите бойцов и проверьте крышу. Оставьте, наконец-то, в покое старика. Они здесь заботятся о нашем с вами достоянии, товарищи. Теперь и сам Эрмитаж, и все экспонаты, которые в нем выставлены, больше не являются императорскими, они народные. Прошу отнестись с пониманием.
Ксанка обратила внимание на глумливую улыбку бойца угрожавшего Смирнову и решила добавить:
- ЧК считает себя ответственной за сохранение народного имущества. Если у кого-то остались вопросы, то я с удовольствием объясню на более доступном языке.
Улыбка исчезла с лица солдата, и он поспешил вслед за офицером проверять крышу.
Она подошла к директору, улыбнулась его обескураженному взгляду.
- Дмитрий Иванович, первый патрон холостой, в потолке нет никакой пули.
Аудиоверсия рассказа: https://vk.com/wall-173376523_26412