Когда твой детский бог глядит в прицел:
"Ты вырос, принц, ты сильно повзрослел", и звёзды не видны за облаками — твердишь: барашек, роза, баобаб.
Считаешь, что ты слаб, но ты не слаб. Ведь принцы не бывают слабаками.
Они скучают, плачут, устают, заводят быт, начальников, семью.
Проваливаясь в зыбкое "что дальше", твердят — удав, комета, рыжий лис.
И воскресает гипсовый горнист, и палочками машет барабанщик.
Ни для чего, и для чего-то для.
Пусть треснула обшивка корабля, и темнота слепа и безгранична — ты снова поднимаешься над ней. На улице сегодня выпал снег, а значит, мир в порядке, как обычно.
На улице сегодня выпал снег.
Я слышала, как ты твердил во сне — пустыня, ящик, змейка, астероид.
А где-то домик с красным кирпичом, и волчик не кусает за бочок.
И голуби, герань, и пчелы роем.
Закаты (сорок три), и чай с утра.
Зачем же тебе чёрная дыра, и белая, что бабочка июля.
Ведь все равно дыра, как ни крути. И ты же научился жить (почти), твердя про карты, поезда, пилюли.
Не отпускают огоньки болот.
Лети, лети, мой маленький пилот,
и выводи всех наших из болота.
Пускай шипят из склепов и из нор, что это — море, и оно больнО.
Но надо вам — валите, коль охота.
И время не проходит, просто есть.
Оно под колпаком, сейчас и здесь.
Оно не лечит, никого не лечит.
А там, где вьются души наших троп — там сменит бог прицел на телескоп, набросив плащ сверкающий на плечи.
Там лето, роза, люди нагишом.
Ты счастлив и слегка умалишён, и космос, и любовь незримой тенью.
И я читаю на твоём лице — пусть пылью, но в сатурновом кольце, преодолей земное тяготенье.