Осенью туманы умирают, складывают в сумки парашюты.
Поклянись попутными ветрами, поклянись удачей, что не шутишь, что ты веришь в то, что написала. Видишь лис, которые позвали.
Как медведи наедают сало, так мы наедаемся словами,
мало ходим, спим и носим маски (кто бы год назад представил это?).
Если бы немножечко как в сказке. Нет, не получается.
Не-лето.
Осенью туманы уползают в норы, в горизонты, под коряги.
Небо — песня грусти и базальта, песня легендарного "Варяга" — принимает на себя торпеды птичих стай последними звонками.
Птицы — в мае как-то худо-бедно высоту освоившие камни. Белый лен и вскормленные травы. Строчки словно стружки из точилок.
Вот чего-чего — писать о правде до зимы пока не разучились.
Прячемся за пыльные кулисы, но когда ловец взлохматит перья, бац, и на дорогу выйдут лисы. Может быть, и я тебе поверю, так, как одуванчик верит полю, солнцу цвета жареной фасоли.
Лис-то мой тотемный зверь, не боле.
Я и дочку нарекла лисою.
В царстве леших и зелёных мавок, где опята на пеньках — веснушки, нас, бродяг, ни много и ни мало, нас, осенних, столько — сколько нужно.
Лес не очень любит посторонних, ну а кто сказал, что я чужая? С ветром я росла в дубовой кроне, страх учил жонглировать ножами. Думаешь, зверей боялась? Что ты.
С диким сердцем и зверей бояться?
Егеря устроили охоту в день, когда мне стукнуло семнадцать. Я могла удрать по тёмным лужам, спутать след, запутать людям ноги, но у них заряженные ружья и десятикратные бинокли.
Город-город, каменная месса. Лес — он первобытен, ископаем. Те, кто унесли меня из леса, также, не спросив, украли память.
И теперь, когда брожу по миру с рюкзаком, как с грубой власяницей, вглядываюсь в проходящих мимо — помните ли вы, что я лисица? В царстве трав и колдовских растений к рыжему хвосту давно привыкли.
Иногда ночами шепчут стены — пробеги по семечкам из тыквы.
Возвращайся к лесу, вспомни корни, вспомни, как закат в огонь окрашен. Страшное задверье-заоконье, покажи мне, так ли уж ты страшно.
С голыми качельными дворами, с подростковой альфой и омегой. Осенью туманы умирают, становясь обычным мокрым снегом.