Самая хрестоматийная претензия троцкистов и их последователей из буржуазного лагеря к советскому суду связана со встречей Пятакова с Троцким в Осло. Мало кто из буржуазных исследователей «московских процессов» обходит стороной этот момент. Согласно буржуазной версии, этой встречи не было, и Пятаков в суде наврал. Попробуем разобраться.
Итак, по данному вопросу Пятаков в суде показал следующее:
«Я уже показывал, что в конце 1935 года в разговоре моём с Радеком встал вопрос о необходимости тем или иным способом встретиться с Троцким. Так как в этом году я имел служебную командировку в Берлин на несколько дней, я условился, что постараюсь встретиться с Троцким, и тогда же Радек рекомендовал мне в Берлине обратиться к Бухарцеву, который имеет связь с Троцким, с тем, чтобы он помог мне организовать эту встречу. Я выехал в Берлин и встретился с Бухарцевым.
Вышинский: Когда это приблизительно было?
Пятаков: Это было около 10 декабря, в первой половине декабря. В тот же день или на другой день я встретил Бухарцева, который, улучив момент, когда никого не было, со своей стороны мне передал, что он узнал о моем приезде за несколько дней, сообщил об этом Троцкому и по этому поводу ждёт от Троцкого извещения. На следующий день Троцкий прислал своего посланца, с которым Бухарцев и свёл меня в парке Тиргартен, в одной из аллей, буквально на пару минут. Он мне предъявил маленькую записочку от Троцкого, в которой было написано несколько слов: «Ю.Л., подателю этой записки можно вполне доверять». Слово «вполне» было подчеркнуто, и из этого я понял, что человек, приехавший от Троцкого, является доверенным лицом. Он условился со мной на следующее утро встретиться на Темпельгофском аэродроме. На следующий день рано утром я явился прямо к входу на аэродром, он стоял перед входом и повёл меня. Предварительно он показал паспорт, который был для меня приготовлен. Паспорт был немецкий. Все таможенные формальности он сам выполнял, так что мне приходилось только расписываться. Сели в самолет и полетели, нигде не садились и в 3 часа дня, примерно, спустились на аэродром в Осло. Там был автомобиль. Сели мы в этот автомобиль и поехали. Ехали мы, вероятно, минут 30 и приехали в дачную местность. Вышли, зашли в домик, неплохо обставленный, и там я увидел Троцкого, которого не видел с 1928 г. Здесь состоялся мой разговор с Троцким.
Вышинский: Сколько времени продолжалась ваша беседа?
Пятаков: Около двух часов.
Далее был допрошен свидетель Бухарцев. Его показания сводились к следующему. Он давно знаком с Радеком. С Пятаковым познакомился в 1935 году в Берлине по поручению Радека.
«Бухарцев: я узнал о приезде Пятакова в Берлин в начале декабря 1935 года. Через несколько дней мне позвонил некий Густав Штирнер. С ним меня связал в своё время Радек.
Вышинский: Зачем он позвонил?
Бухарцев: Он позвонил, и мы встретились. Он был человек Троцкого.
Вышинский: Откуда это вам известно?
Бухарцев: Известно потому, что, когда я уезжал из Москвы в мае 1934 года, мне тогда Радек сказал, что по приезде в Берлин я получу письмо, в котором будет сказано, что приехавший из Вены журналист должен мне передать привет от Карла, - это будет человек Троцкого.
Вышинский: Что значит человек Троцкого?
Бухарцев: То есть человек, которому я смогу передавать, если мне Радек поручит что-либо, для Троцкого».
И далее про обстоятельства встречи с Пятаковым:
«Бухарцев: Когда Густав Штирнер мне позвонил, я ему сказал, что в ближайшие дни ожидается приезд Пятакова. Он заявил мне, что это очень интересно, что он постарается поставить в известность об этом Троцкого и что Троцкий, вероятно, захочет с ним повидаться. Через несколько дней он ещё раз позвонил и на свидании мне заявил, что Троцкий обязательно хочет видеть Пятакова, что у Штирнера есть письмо или записка для Пятакова и, как только приедет Пятаков, ему нужно обязательно встретиться с ним. Когда приехал Пятаков, я зашёл к нему, улучил момент, когда он был один в кабинете, и сказал, что здесь имеется человек Троцкого, который хочет ему передать письмо и который организует ему встречу с Троцким. Пятаков сказал, что он очень рад этому, что это вполне соответствует его намерениям и что он охотно пойдёт на это свидание.Я увиделся со Штирнером, условился с ним, сказал, что Пятаков готов поехать, и встреча произошла в Тиргартене на «Аллее побед».
Вышинский: Вы присутствовали при разговоре?
Бухарцев: Да, я присутствовал. После этого я ушёл, а через несколько дней, по-видимому, перед отъездом Пятакова из Берлина в Москву, я встретил Пятакова в полпредстве в Берлине и спросил его, удалась ли его поездка. Он сказал, что был и видел».
И еще немаловажное дополнение, поскольку этот момент потом будет опровергаться Троцким:
«Вышинский: К Бухарцеву вопрос. Вам известно, откуда Штирнер достал паспорт? Откуда он достал самолет? Как это так легко сделать в Германии?
Бухарцев: Когда я разговаривал со Штирнером, я ему задал вопрос, как он достанет паспорт. Штирнер сказал: не беспокойтесь, я это дело организую. У меня есть связи в Берлине.
Вышинский: Какие связи?
Бухарцев: Он мне не сказал, какие. Я представлял себе, что это такие связи, в таких кругах, которые могут это сделать.
Вышинский: Какие это круги?
Бухарцев: Германские правительственные чиновники.
Вышинский: А самолёт? Вы - опытный журналист, вы знаете, что летать через границу из одного государства в другое - дело не простое.
Бухарцев: я понял это так, что он, Штирнер, может сделать это через германских официальных лиц. Имелась в виду поездка к Троцкому. Они не ради прекрасных глаз Штирнера это делали».
Таким образом, мы имеем показания Пятакова и показания свидетеля Бухарцева, полностью подтверждающие показания Пятакова. Посмотрим, что на это отвечает Троцкий.
«Пятаков ложно утверждает, что посетил меня в Осло. Список пассажиров, прилетевших в Осло на аэроплане из Берлина в декабре 1935 года, установить не трудно. Если Пятаков приезжал под собственной фамилией, то об этом оповестила бы вся норвежская пресса. Следовательно, он приехал под чужим именем? Под каким? Все советские сановники за границей находятся в постоянной телеграфной и телефонной связи со своими посольствами, полпредствами и ни на час не выходят из-под наблюдения ГПУ. Каким образом Пятаков мог совершить свою поездку неведомо для советских представительств в Германии в Норвегию? Пусть опишет внутреннюю обстановку моей квартиры. Видел ли он мою жену? Носил ли я бороду или нет? Как я был одет? Вход в мою рабочую комнату шел через квартиру Кнутсена, и все наши посетители без исключения знакомились с семьей наших хозяев. Видел ли их Пятаков? Видели ли они Пятакова? Вот часть тех точных вопросов, при помощи которых на сколько-нибудь честном суде было бы легко доказать, что Пятаков повторяет вымысел ГПУ».
Здесь внимательный читатель заметит довольно много спекулятивных рассуждений. Троцкий использует подленькие риторические приемчики, видимо, чтоб скрыть реальное положение дел.
Итак, во-первых, почему Пятаков обязан помнить имя и фамилию, которые были указаны в липовом паспорте? Нет решительно ничего странного в том, что он их не помнил. Впрочем, вполне возможно, что он их помнил и в своих показаниях во время следствия назвал. Но материалы следствия нам пока недоступны. В конце концов, помнил Пятаков эти данные или не помнил, - это никак не подмывает его показания.
Во-вторых, утверждение, что все советские сотрудники за границей находятся под постоянным надзором ГПУ и не могут и шага в сторону сделать, является не доказанным. Это предположение, а не доказанный факт. Троцкий здесь ничем не отличается от современных западных пропагандистов, рассуждающих о всесилии ФСБ. На деле же, чтоб организовать слежку за всеми советскими сотрудниками во всех странах, где они были, нужен был громадный аппарат секретных сотрудников, которых тоже нужно было содержать, причём платить им валютой. А речь идет о Берлине (!) в 1935 году (!), у власти Гитлер (!)... Но, по мнению Троцкого, столица фашистской Германии должна быть наводнена сотрудниками ГПУ, которые следят за всем и вся.
В-третьих, Троцкий требует от Пятакова дать подробности о квартире Троцкого, его внешнем виде, жене, хозяине квартиры. Однако Пятаков показал, что встреча была в дачной местности, в «неплохо обставленном домике». Ни о какой квартире Пятаков не говорил. Вполне логично для Троцкого, что, если он встречался с публичным и легко узнаваемым лицом, то ни о какой встрече на его личной квартире, где, тем более, присутствовали посторонние лица, речи быть вообще не могло. Это против всех правил конспирации. То есть ни жену, ни хозяина квартиры Троцкого Пятаков не мог видеть потому, что он вообще с Троцким не на квартире встречался. Ну а описание внешнего вида вообще не имеет отношения к делу. Ну показал бы Пятаков, к примеру, что Троцкий был в коричневом пальто. Троцкий бы ответил, что отродясь никакого коричневого пальто у него не было. Как проверить данный факт?
Чуть позже Троцким была опубликована вторая реплика по данному вопросу в заметке «Мое конкретное предложение московскому суду». Разберем её подробнее:
«Немедленно, пока Пятаков не расстрелян, надо предъявить ему ряд следующих точных вопросов.
1. В какой именно день Пятаков приехал из Москвы в Берлин? (Декабрь 1935 г.) С какой официальной целью? Пятаков - слишком крупная фигура, чтобы совершать поездки незаметно для советских властей. День его отъезда известен в его комиссариате. Об его приезде не могла не писать германская печать».
Пятаков показал, что имел служебную командировку в Берлин на несколько дней около 10 декабря 1935 года. Раз у следствия не возникло к Пятакову вопросов, значит, факт этой командировки был установлен. Точная дата приезда в Берлин отношения к делу не имеет, цель поездки - служебная командировка. Вряд ли Пятаков, будучи крупным советским чиновником, мог поехать в Берлин просто так, пивка попить с сосисками. А вот уж распространяться более подробно о целях визита в фашистскую Германию на открытом судебном процессе точно не имело никакого смысла...
«2. Явился ли Пятаков в берлинское полпредство? С кем виделся?»
А какое его, Троцкого, собачье дело? Может, ему ещё ключ от квартиры, где деньги лежат? Это вообще вполне может быть секретная информация.
«3. Когда и как он вылетел из Берлина в Осло? Если в Берлин он мог приехать открыто, то из Берлина он должен был выехать тайно (нельзя же допустить, что само советское правительство посылало Пятакова для заговора с Троцким)».
Ну Пятаков уже давал об этом показания. Вылетел на самолете по подложным документам. Как он получил эти документы - на этот счёт есть показания и Пятакова, и Бухарцева. Дата точная нужна? Так мало кто помнит с точностью до дня, что было год назад. Даже если следствие могло напомнить Пятакову, когда он прибыл в Берлин, то вот на какой день после прибытия он полетел к Троцкому, - это вполне можно было забыть. И нет в этом решительно ничего странного. Тем более, судя по содержанию беседы Троцкого с Пятаковым, у Троцкого уже были налажены контакты с представителями фашистского режима, вплоть до Гесса. То есть организовать такую поездку секретно для немецких спецслужб труда не составляло.
«4. По какому паспорту вылетел Пятаков из Берлина? Как достал фальшивый паспорт? Получил ли он норвежскую визу?»
Паспорт был подложный, уже с визой. См. Показания Пятакова и Бухарцева. Уж если ему смогли сделать подложный паспорт, то поставить туда визу, наверное, не составляло труда. Во всяком случае, даже сейчас, если есть на руках поддельный загранпаспорт, то его можно подать на визу без присутствия владельца.
«5. Если допустить на минуту, что Пятаков совершил путь из Берлина в Осло легально, то о его прибытии писала бы, несомненно, вся норвежская печать. Каким норвежским властям он нанёс в этом случае официальные визиты?»
Зачем допускать, когда есть показания Пятакова, что визит был тайный?
«6. Если Пятаков прибыл в Осло нелегально, то как удалось ему скрыться от советских учреждений в Берлине и Осло? (Всякий советский сановник за границей остается в постоянной телеграфной и телефонной связи с представительствами СССР). Как он объяснил свое исчезновение после возвращения?»
Опять двадцать пять! Что значит «постоянная телеграфная и телефонная связь»? Мобильников тогда не было. Предполагать, что любой советский чиновник за границей должен постоянно сидеть в кабинете на телефоне, - глупо. О каком исчезновении речь, если он пропал на сутки максимум?
«7. В каком часу прибыл Пятаков в Осло? Ночевал ли в городе? В каком отеле? Известная норвежская газета «Афтенпостен» утверждает, что в период, указанный Пятаковым, ни один иностранный самолёт не прибыл в Осло. Это, должно быть, правда!»
Самолет прилетел в 3 часа дня. Это есть в показаниях Пятакова. О ночевке Пятаков ничего не говорил. Но если уж не было проблем с организацией конспиративной встречи, то уж с тайной ночевкой вопрос вполне можно было решить. Что там писала какая-то газета - не имеет отношения к делу.
«8. Предупредил ли он меня о прибытии телеграммой? (Легко проверить на телеграфе в Осло и Хенефоссе)».
По показаниям Пятакова, встречу организовывал представитель Троцкого. Бухарцев назвал его имя - Густав Штирнер. Именно он и должен был телеграфировать Троцкому. Причём здесь Пятаков вообще?
«9. Как Пятаков разыскал меня в деревне Вексал? Какими средствами передвижения пользовался?»
Пятаков никого не искал. При выходе из самолета его ждал автомобиль, ехали пол часа, приехали в дачный район, где и была встреча. Нелогичными показания Пятакова здесь нельзя считать.
«10. Путь из Осло ко мне - минимум два часа; разговор длился, по словам Пятакова, 3 часа, обратный путь 2 часа. Декабрьские дни коротки. Пятаков неминуемо должен был переночевать в Норвегии, снова: где? В каком отеле? Как уехал из Осло: на поезде, пароходе, аэроплане? Куда?»
Разговор длился около двух часов, а не 3. Обратный путь к аэродрому - пол часа. Запутался здесь Троцкий. О ночёвке, возможно, есть показания в материалах дела. Но на суде вряд ли имело смысл их повторять, они не играли ключевой роли.
Пункты 11, 12 и 13 основаны на том, что встреча, якобы, была у Троцкого дома. Но Троцкий сам сказал, что до дома 2 часа езды от аэродрома, а Пятаков сказал, что ехали пол часа.
Вывод же Троцкий делает следующий:
«Не только юрист, но всякий мыслящий человек поймет решающую важность этих вопросов для проверки показаний Пятакова. Советское правительство имеет полную возможность воспользоваться услугами норвежской юстиции (оно обязано было сделать это до суда)».
Никакой решающей важности тут нет, тем более, что Троцкий сам заврался. Показания Пятакова были получены в ходе следствия. Полностью они должны быть изложены в материалах дела. Следствие же и должно было их проверять. В суде свои показания Пятаков подтвердил. Вот если б он от них отказался и заявил бы, что в Берлине вообще не был в то время, то да, вопросы бы появились к следствию. Более того, показания Пятакова подтвердил и даже уточнил Бухарцев.
Что касается буржуазной норвежской юстиции, то она не заявляла никаких протестов. Никаких опровержений пребывания Пятакова в Норвегии по подложным документам от неё не было зафиксировано. Да и даже если б она стала отпираться, то её поведение было б вполне логично. Кому понравится, что к тебе летают иностранные граждане по подложным документам? Естественно, этот факт норвежским официальным органам вообще лучше б скрыть...
29 января Троцкий написал ещё одну заметку под заголовком «Мифическая поездка Пятакова». В ней он практически полностью повторил высказанные ранее предположения. Проанализируем лишь те, которые звучат по-новому:
«1. Пятаков выехал в Берлин «около десятого декабря и во всяком случае в первой половине месяца». Уже эта поразительная неточность выдает нечистую совесть. Покидая Москву, Пятаков должен был особым приказом по Комиссариату сдать свои обязанности своему заместителю. На приказе должны быть отмечены не только число, но и час. Почему же Москва скрывает точную дату?»
Ну, наверняка, так и было. Был приказ, в котором был указан день и час... Следствие, получив от Пятакова соответствующие показания, должно было их проверить и, наверняка, проверило. Это входит в обязанности следователя.
Потом дело дошло до суда. Пятакова допрашивают, он отвечает. Отвечает так, как помнит. Он вовсе не обязан здесь быть точен. Москва никаких точных дат не скрывала. Просто не было никакой необходимости заставлять Пятакова выучить точную дату и повторить её в суде. Вот если б он от показаний своих, полученных в ходе следствия, отказался и заявил, что в Берлине не был, тогда да, обвинение должно было предъявить суду приказ по его ведомству, в котором бы стояла точная дата. А вот что-что, но требования Троцкого советский суд точно выполнять был не обязан.
«3. В Берлине Пятаков встретился с моим представителем в «Тиргартене». Чтобы подготовить такую встречу, я должен был заранее знать день прибытия Пятакова в Берлин, а мой уполномоченный должен был знать час появления Пятакова в темной аллее. Как предупредил меня Пятаков: телеграммой? Каков адрес и текст телеграммы?»
Пытливый читатель может еще раз прочитать показания Пятакова по данному вопросу и снова поймать Троцкого на лжи. Согласно этим показаниям, Бухарцев узнал о прибытии Пятакова за несколько дней до этого, передал информацию агенту Троцкого и организовал встречу этого агента с Пятаковым. Пятакову ничего и никому не нужно было телеграфировать. Связь с Троцким поддерживал агент, германский гражданин. Он не мог быть арестован, в ходе процесса невозможно было получить ещё и его показания.
«5. С аэродрома Пятаков в автомобиле отправился на свидание со мной. Езда длилась только тридцать минут. Значит, свидание состоялось не у меня на квартире, в Вексале, куда надо было ехать около двух часов. Где же состоялось свидание? Мне адрес неизвестен. Но он должен быть известен шоферу, а, следовательно, и Пятакову. Об этом ни слова. Пусть ГПУ назовет адрес».
Ну это уже совсем какой-то детский сад. Никакого «а следовательно...» здесь быть не может. У шофёра было задание встретить определенного человека и отвезти его в определенное место. Для шофера, рассказывать Пятакову, куда конкретно они едут, - это вопиющее игнорирование правил конспирации. Собственно, и Пятакову не было никакого смысла спрашивать об этом шофёра.
«7. Московское сообщение ничего не говорит о том, как Пятакову удалось скрыться на значительный срок от заграничных советских учреждений. Такое исчезновение не удавалось еще ни одному советскому сановнику. (на этот счёт существуют строжайшие правила!)».
Дело-то не в правилах, а в реальных механизмах, обеспечивающих их соблюдение. Откуда у Троцкого информация, что ни одному советскому сановнику не удавалось нарушать правила внутреннего распорядка? Здесь не идет речь о перебежчиках. Речь о том, что чиновник, прибывший в заграничную командировку, на сутки слетал в Норвегию. Троцкий здесь снова мухлюет, выдавая за доказанный тезис о «всевидящем ГПУ», от которого даже за границей никто не может скрыться. Но это не более, чем миф.
А теперь вспомним, что о данном эпизоде было сказано в докладе комиссии Шверника:
«Органами НКВД сфальсифицировано и обвинение в связях «Антисоветского троцкистского центра» с Троцким и получении от последнего директив. В основу этого обвинения были положены противоречивые показания Пятакова о том, что, находясь в 1931-1932 гг. в Берлине, он якобы встречался там с сыном Троцкого - Седовым, а в декабре 1935 года встречался с Троцким в Осло, куда нелегально прилетал из Германии на самолете. В судебном заседании государственным обвинителем Вышинским в качестве документа, будто бы подтверждающего показания Пятакова о его встрече с Троцким в Норвегии, была оглашена и приобщена судом к делу справка консульского отдела НКИД СССР. В этой справке говорилось, что аэродром в Хеллере (около Осло) принимает самолёты других стран круглый год. На самом же деле в НКИД и НКВД имелись проверенные ими сведения о том, что аэродром в Хеллере в зимнее время не действовал. Как показала проведенная в настоящее время проверка, Пятаков с Седовым и Троцким в 1931-1932 гг. не встречался, никаких связей с ними не поддерживал и они после отхода Пятакова от оппозиции отзывались о нём, как о «ренегате»».
Теперь сравним это с тем, что Вышинский предъявил суду. Дело обстояло следующим образом:
Вышинский: У меня есть вопросы Пятакову. Подсудимый Пятаков, скажите, пожалуйста, вы летали на аэроплане в Норвегию для встречи с Троцким? Вы не знаете, на каком аэродроме вы снижались?
Пятаков: Около Осло.
Вышинский: Никаких не встречалось затруднений при спуске или при допуске аэроплана на этот аэродром?
Пятаков: Право, я не могу сказать. я был возбужден необычайностью поездки и не обращал на это внимания.
Вышинский: Вы подтверждаете, что вы спустились на аэродром около Осло?
Пятаков: Около Осло. Это я помню.В
Вышинский: Больше у меня вопросов нет. Ходатайство к суду: я интересовался этим обстоятельством и просил Народный комиссариат иностранных дел обеспечить меня справкой, ибо я хотел проверить показания Пятакова и с этой стороны. Я получил официальную. справку, которую прошу приобщить к делу. [Читает.]«Консульский отдел Народного комиссариата иностранных дел настоящим доводит до сведения прокурора СССР, что, согласно полученной полпредством СССР в Норвегии официальной справке, аэродром в Хеллере, около Осло, принимает круглый год, согласно международных правил, аэропланы других стран, и что прилёт и отлет аэропланов возможны и в зимние месяцы». [Пятакову.] Это было в декабре?
Пятаков: Так точно».
Фальсификаторы истории из комиссии Шверника наврали. Да, это была справка консульского отдела НКИД, но в ней имелась ссылка на документ, полученный полпредством СССР в Норвегии от норвежских же властей. Это именно норвежские власти официально подтвердили, что аэродром в Хеллере принимает самолеты круглогодично. Вот и спрашивается, могли Вышинский или НКИД фальсифицировать данные норвежских властей и предъявить их ПУБЛИЧНО на судебном процессе? Ведь в таком случае официальным норвежским властям ничего не стоило бы поднять жуткий скандал... А вот мерзавцы из комиссии Шверника действовали исподтишка. Они свои выводы публичной огласке не предали, поэтому норвежской стороне не пришлось давать разъяснения.
Что примечательно, оппортунисты, которые состояли в «комиссии Шверника», либо сами являлись откровенными троцкистами, либо по какой-то другой причине поверили Троцкому на слово. Ведь тезис о том, что Троцкий никак не мог иметь дел с Пятаковым, поскольку считал его «ренегатом» принадлежит... самому Троцкому.
Продолжение следует...