Из воспоминаний Григория Андреевича Мирошникова председателя Совета ветеранов 2-го гвардейского кавалерийского Померанского Краснознаменного ордена Суворова II степени
…Сухой, жаркий сентябрь 1943-го оставил в моей памяти горящие Брянcкие леса чуть севернее Жуковки, немецкие танки и бронетранспортеры, ползущие к железной дороге, ДОТ у моста через Десну, секущий длинными трассирующими очередями, десятки неподвижных эшелонов на перегонах. И завораживающее зрелище от рвущихся в вагонах боеприпасов. Кругом — убитые, и наши, и немцы. И сотни обезумевших от огня и разрывов мечущихся лошадей.
Пять дней наш 2-й гвардейский кавалерийский корпус, окруженный, обескровленный, держал плацдармы на Десне. Мы выполнили приказ, сделав невозможное: обрушив немецкую линию обороны «Ханген», открыв нашим войскам путь на Брянск.
О нас мало кто знает на Брянщине. Но дорог мне этот край. Потому что здесь воевал, здесь полегли почти все мои боевые товарищи, с кем начинал войну.
Первый наш командир — генерал Лев Михайлович Доватор.
После его гибели под Москвой в седло комкора сел генерал Владимир Викторович Крюков. Сформированный в самом начале войны из казаков Кубани, Ставрополя, Дона, Терека, Кабардино-Балкарии, корпус прошел тысячи километров войны от Смоленска, Брянска и Москвы до Берлина.
Но самыми драматичными стали бои на Брянщине. Ни до, ни после не понесли мы таких потерь, как на этой земле. Десятки тысяч ребят лежат под Комаричами и Белой Березкой, Суземкой и Севском, Карачевом и Жуковкой… Только за один месяц боев в «севском рейде» в марте 1943-го мы потеряли более 15-ти тысяч казаков и сибиряков из 28-й и 30-й лыжных бригад усиления. Каждый метр улиц Севска полит их кровью. Меня там ранило в голову.
…В июле 43-го можно сказать заново сформированный на Дону корпус бросили под Карачев. Немецкая линия обороны «Ханген» преградила дорогу на Брянск и Бежицу. Потери у танкистов, пехоты, да и у нас — огромные. Все понимали: еще две-три недели, и наступать станет некому… Надо было что-то делать.
Конники пытались пробиться к Брянску через Дятьково. Но смогли взять только станцию Судимир и Озерскую. Три дня непрерывных атак у деревень Кресты и Колодец привели к новым потерям. Захватить переправы через реку Болву и выйти к Дятьково и Любохне сил не осталось.
В ночь на 21 августа нас вывели в тыл. Мы двинулись вдоль линии фронта на север, под город Киров, где вела бои 50-я армия, рожденная, как я после узнал, в 41-м под Брянском. Строжайшая маскировка. За нарушение — строгое наказание… Каждый ночной перегон — по тридцать километров. «Скорее, скорее», — торопили нас… Мой взвод разведки шел впереди. В начале сентября части корпуса в глубокой тайне завершили марш и сосредоточились в лесах северо-западнее Кирова. Быстро перевооружились — со Ставрополья пришло новое пополнение…
Операция была задумана дерзкая. Утром 7 сентября совершенно неожиданно для немцев начала наступать 50-я армия генерала Болдина. К полудню пехота и танки прорвали первую линию гитлеровской обороны. И в образовавшуюся брешь хлынула конная лава! Для гитлеровцев мы были как снег на голову. Мчались, храпя, кони, сверкали шашки над головой… Три дивизии корпуса (3-я гвардейская Краснодарская, 4-я гвардейская Ставропольская, 20-я горно-кавалерийская) вырубили пехоту и артиллерийскую прислугу на протяжении нескольких километров и ушли в Брянские леса.
Задача — любой ценой перерезать железную дорогу Брянск — Смоленск, захватить переправы через Десну, уничтожить базы снабжения и линии связи, лишить врага путей отступления. Шли на юг, на Жуковку. Разгромили станцию Бетлица, где стояли эшелоны с боеприпасами и пополнением. Не задерживаясь, устремились к Десне, по пути сшибая заслоны, громя обозы и подходящие подкрепления. В операции «Суворов» (уже после мы узнали, что она называлась именно так), все складывалось удачно…
Но на реке Каменка фашисты успели организовать оборону и отсекли от нас танки и пехоту. Мы остались одни, с легким вооружением. Утром 10 сентября части Ставропольской дивизии внезапно появились в Гришиной Слободе и устремились на Жуковку. В коротком ожесточенном бою взяли станцию. Захватили огромные склады и с десяток эшелонов. Во многих местах взорвали рельсы.
Днем наш разведывательный дозор у станции Олсуфьево обнаружил полевой аэродром. Около двух десятков самолетов стояли, замаскированные ветками. Казаки уничтожили охрану, летчиков и весь обслуживающий персонал. Но на этом не остановились. До ночи сидели в засаде на аэродроме. И встречали возвращающиеся немецкие самолеты, уничтожая их уже на земле.
А наступление продолжалось. Части 3-й и 20-й дивизий переправились через Десну, захватили Рековичи и железную дорогу. В тылу у немцев образовался огромный наш плацдарм. Противник остался без снабжения и путей подвоза по «железке», сотни поваленных опор лишили его связи… С выходом корпуса на Десну вражеские войска оказались в полуокружении. Первыми не выдержали и начали отход части из-под Людинова, потянув за собой всю остальную оборону. 9-я армия группы «Центр» попала под фланговый удар с севера. Линия «Ханген», более месяца державшая наши войска перед Брянском, начала рассыпаться.
Но и наш корпус оказался в кольце. С запада, вдоль железной дороги Брянск — Смоленск, наседали охранные — штурмовая и танковая дивизии, с востока — отступающие пехотные части. Пришлось Жуковку и Гришину Слободу оставить. В критический момент, 12 сентября, к нам пробилась 108-я стрелковая дивизия полковника Теремова с тылами корпуса. Враг любой ценой стремился отбить железную дорогу, сбросить нас в Десну и соединиться со своими отступающими частями. До 15 сентября мы и пехотинцы отбивали атаку за атакой. Положение стало тяжелейшим: много раненых, боеприпасы заканчиваются… Подо мной — уже в который раз — убило коня.
Мой разведвзвод пытался разыскать место, где можно было прорваться, но гитлеровцы перекрыли все дороги и даже тропинки… Уже после я узнал, что Сталин не раз звонил в Генштаб и жестко спрашивал: «Как дела у Крюкова? Устоит ли?..».
Понимая серьезное положение корпуса, возможную потерю плацдарма, командование Брянского фронта потребовало: «Ни шагу назад!». По войскам был дан приказ: «Любой ценой пробиться к конникам!». Шла к нам на помощь морская пехота из 110-й Дальневосточной дивизии, 369-й, 413-й, 283-й, 380-й дивизий, танковые бригады. Десятками налетали «ИЛы». Опоздай подмога на пару часов. — и нас бы раздавили. К вечеру мы соединились со своими. Два дня хоронили погибших товарищей, вылавливали по лесам блуждающих немцев…
Вечером 18-го по радио услышали приказ Верховного Главнокомандующего: «…Второй гвардейский кавкорпус генерал-майора Крюкова В.В. в боях при форсировании Десны 11 — 15 сентября 1943 года показал образцы отличной боевой выучки, стойкости и умение маневрировать… За смелые и решительные действия при форсировании реки Десны представить 2-й гвардейский кавкорпус к награждению орденом Красного Знамени, преобразовать 20-ю горно-кавалерийскую дивизию в 17-ю гвардейскую, ордена Ленина кавалерийскую дивизию…». Орден Красной Звезды получил и я. Но сколько ребят не дождались наград!.. Им прозвучал прощальный салют над братскими могилами…
А ночью корпус, едва успев оклематься, получил приказ начать преследование противника. Шли поредевшие эскадроны по брянской земле на запад, вместе с партизанами, уничтожая остатки окруженных немецких войск. За семь переходов вышли к Клинцам и Новозыбкову. На реке Ипуть снова вступили в тяжелые бои, снова захватывали плацдармы. В Белоруссии меня тяжело ранило.
По старому казачьему обычаю поили мы своих коней на всех реках освобожденной Европы. Напоили их и в Эльбе, севернее Берлина…
Я привел отрывок из сентябрьского приказа Верховного, где воздается должное нашему кавкорпусу. Но во времена опалы Крюкова о корпусе (а конкретно — о тяжелейших боях в окружении под Жуковкой) старались не писать. Так, в 7-й книге 12-томной «Истории Второй мировой войны» о наступлении под Жуковкой сказано в «бравурных» тонах. Мол, все шло по плану командования. Наш корпус, обескровленный в тяжелейших боях, в окружении, даже не упомянут. Не ищите Крюкова и в «Энциклопедии Великой Отечественной войны» за 1985 год, в «Кратком историческом справочнике» за 1990-й..
Наш корпус оказался как бы пропавшим, забытым. Остается он таковым и до сих пор. А на месте гибели многих тысяч казаков в память о них нет пока ни креста, ни какого-то иного памятного знака. Странно, что казакам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, до сих пор нет памятника. Об этом следует позаботиться теперь, так как вокруг казачества, как и всегда, накручиваются самые непристойные спекуляции. Послушаешь иных ангажированных историков и публицистов, так получается, что казаками в годы войны были лишь те, кто волею судьбы оказался на стороне врага. А сотни тысяч казаков, многие из которых погибли, вроде бы казаками и не были. От таких лукавых идеологических заморочек давно бы уже пора отойти, так как это есть не что иное, как хитроумно упакованная неправда…
Памятнику казакам, погибшим в годы Великой Отечественной войны на Брянщине, быть!...
- Боевой путь 2-го гвардейского Померанского Краснознаменного и ордена Суворова кавалерийского корпуса от обороны Москвы до взятия Берлина (1941-1945 гг.)
