В 2014 году семь лет молчания одного из самых талантливых режиссеров нашего времени завершились выходом чрезвычайно трудного фильма. За прошедшие годы Герман-младший не только существенно обогатил свой художественный инструментарий, но и стал более зрелым человеком, его взгляд на мир усложнился. Воспитываясь в семье великого режиссера, он с детства впитывал уникальное восприятие отцом исторического прошлого, однако, несмотря на тесную связь с кинематографом Германа-старшего, автор «Под электрическими облаками» всегда создавал самоценный художественный мир.
Впервые смотря картину Германа-младшего в кинотеатре, я ощутил так давно забытую гипнотическую силу экрана, его длину, высоту, глубину, увидел насыщенный кадр, одним словом, - кино, стремящееся стать живописным, покинув пределы повествовательности. Представляя собой альманах из семи новелл, лишь условно объединенных в финале, этот фильм, как не странно, - вполне законченное целое, внятное, хотя и сложное высказывание не только о социальных реалиях нашего времени и их проекциях в будущее, но и о метафизической катастрофе завтрашнего дня.
Эта картина апокалиптична. Запечатлевая человеческое ожидание конца времен, она прославляет личностное сопротивление распаду, интуитивно ищет кафолическую целостность. Неправы те, кто утверждают, что фильм уныл, ибо в нем нет нытья, саможаления, как нет и черного, озлобленного карамазовского отчаяния, ропота на Бога (вспомним «Левиафан»). Есть честность, искренняя боль за изувеченное человеческим жестокосердием и алчностью время, но не уныния, не отчаяния нет.
Когда один из героев произносит проникновенный монолог о своем желании исчезнуть из мира, о стереотипности материальной, вещественной жизни целых поколений, ему так и хочется из зала прокричать, что выход есть, что духовный голод может быть утолен во Христе и Его Церкви, ведь так по-человечески понятна боль ищущего, неуспокоенного человека, жаждущего обрести смысл. Все, кто пришел в Церковь в сознательном возрасте, испытывали в свое время то же самое. «Под электрическими облаками» - фильм о растерзанном времени, о разъятости прошлого, настоящего и будущего, существующих отдельно и уже не образующих единое целое.
Возьму на себя дерзость сказать, что это фильм о Церкви, о жажде войти в Нее и обрести логичное бытие. Мир потому и распадается, что, будучи временным, изменчивым, динамичным, отвергая Бога, он не способен утвердиться ни в чем ином. Ибо все кроме Христа изменчиво. Церковь представляет собой единое целое, именно потому, что Ее члены – части Тела, и всякий кто верен Богу пребывает неизменным, ибо Бог всегда Один и Тот же. Трагедия мира – в том, что он пытается осознать себя вне кафолического единства, вне Христа и потому распадается на все более мелкие и мелкие части. Ведь что такое распад? Это атомизация, измельчание. Церковь же пребывает неизменной посреди всех бурь мира, потому что она с Богом – одно целое.
«Под электрическими облаками» как никакой иной фильм Германа-младшего демонстрирует тематическую близость режиссера кинематографу отца, и вместе с тем сильные стилевые различия с ним. Для Германа-старшего главной темой всегда оставалось историческое прошлое, довлеющее над личностью: неизжитые кошмары и нераскаянные грехи целых поколений, как призраки, преследовали в его фильмах несчастных героев, а детальная скрупулезная реконструкция примет времени была для режиссера своеобразным способом снятия заклятия, которое прошлое накладывало на жизнь сегодняшних людей.
Кинематограф Герман-старшего – субъектоцентричен, многоуровневый нарратив всегда выстраивается вокруг фигур героев: в «Моем друге Иване Лапшине» - внутри треугольника Лапшин-Ханин-Наташа, в «Двадцати днях без войны» - вокруг пары Лопатин-Нина, в «Проверке на дорогах» нерв повествовательного напряжения натянут между Локотковым и Лазаревым, в «Седьмом спутнике» повествовательным центром становится генерал Адамов. Однако, в последних двух фильмах Германа-старшего – построение более сложное: в ленте «Хрусталев, машину!» Кленский теряется в зазеркалье двойников, подмен, сталинского барочного кошмара, потому здесь главной темой становится потеря самоидентификации под напором злобы сиюминутного исторического момента. В «Трудно быть Богом» смысловой доминантой становится противопоставление аполлонического тела Руматы босхианскому уродству расчеловеченного мира. Впервые во вселенной Германа мы видим новое структурное деление, новую для него систему оппозиций – он противопоставляет совершенное гармоническое целое распадающемуся, атомизированому множеству.
Тирания Руматы становится способом силового навязывания целостности анархическому многообразию: пытаясь собрать мир воедино, герой его уничтожает. Целое перестает быть органичным и становится искусственным, внешним абстрактным. Ничего в своей сути не меняя, оно подавляет многообразие, строя свою власть на страхе, которая обрушится при первом же бунте вытесненного (я так подробно останавливаюсь на анализе этого аспекта «Трудно быть Богом», потому что он представляется мне также принципиальным моментом в интерпретации «Под электрическими облаками»).
Впервые снимая фильм не на историческом материале, Герман-старший создает емкую притчу о тщетности мирских претензий на обуздание хаоса. Стремясь быть Богом, диктатор пытается превратить мир в свое собственное тело, то есть сделать своей частью, но совершает фундаментальную ошибку, искажая саму идею Церкви – не будучи творцом мира, он пытается стать его хозяином силовым способом. Бог, даже будучи Творцом и Вседержителем, вовлекает в Свое Тело, не нарушая человеческой свободы, посредством синергии, соучастия воль, человеческой и Божественной – призывает и ждет отклика человека. Это ожидание может растянуться на всю жизнь, все зависит от того, захочет ли человек откликнуться на этот зов.
Диктатор же насилует свободу, стремясь быть Богом, становиться пародией на Него. Именно потому быть Богом трудно, невозможно для тварного существа, потому что тварь ограничена во времени и подчиняется законам тварного бытия, она не обладает полнотой Божественных свойств, хотя в нем и присутствует Его образ, и богоподобие может быть восстановлено при правильной жизни и синергии двух воль. Такова эволюция Германа-старшего – от попытки разгадать тайну наваждений исторической памяти до признания тщетности титанических устремлений по насильственному упорядочиванию мира.
Позиция Германа-младшего – принципиально иная, его кинематографический мир программно децентричен. Каждый фильм этого режиссера представляет собой плюралистическое пространство, в котором все герои равноценны. Ведя с отцом творческий диалог, он усвоил главное – важность мельчайшей детали, незначительнейшего персонажа для создания общего замысла, потому в его последней картине воссоздается структура романа. В каком-то смысле, лента «Под электрическими облаками» созвучна картинам Роберта Олтмена, но не по содержанию, ибо в ней нет сатиры, а по форме, ибо перед нами – сложный пазл, в котором одинаково важно все, но нет повествовательного центра.
Снимая о Серебряном веке, о Великой Отечественной, о советских 60-х, Герман-младший всегда стремится к особому типу рассказа, который условно можно назвать пиктографическим: развивая художественные достижения Т. Ангелопулоса и Б. Тарра, он пытается выразить время пространственными средствами, в пределах сложной мизансцены сочетать прошлое, настоящее и будущее. Кинематограф Германа-младшего – новаторское явление именно потому, что, сведя к минимуму монтаж, он творчески перерабатывает уроки таких выдающихся фильмов как «Земляничная поляна» И. Бергмана, «Кузина Анхелика» К. Сауры, «Фрекен Жюли» А. Шеберга, используя прием более популярный в театре, начиная со «Смерти коммивояжера» А. Миллера – представлять временные пласты в едином сценическом пространстве.
Конечно, в истории кино были такие великие мастера, как Ф. Феллини и А. Рене, которые создали удивительные и увлекательные миры, где разные времена, воображаемое и реальное увязаны в тугой узел. Если выбирать аналогии, то для Рене человеческое сознание – это гигантский дом-лабиринт, по которому можно бесконечно блуждать в поисках центра, но так и не найти его, а для Феллини оно – парк аттракционов, в котором визуальная, смысловая и акустическая полифония передает пленительное многообразие бытия. Герман-младший, подобно Феллини и Рене, пытается показать работу не единичного сознания, но человечества как целого, как субъекта. Когда мы смотрим фильм Германа-младшего, перед нами – деятельность коллективного сознания, не коммунального как у отца, а коллективного, не фрустрированного репрессивным давлением, а способного свободно созерцать и мыслить.
Творчество Германа-старшего в своей основе глубоко травматично, визуализируя неврозы и психозы целой нации. Мир Германа-младшего – дисгармоничен, но такие его свойства, как неустойчивость, атомарность, отчуждение между людьми, вызваны иными условиями существования, чем в киномире отца. Обращаясь к разным эпохам, Герман-младший понимает их по-иному, чем автор «Хрусталева», для него главной темой становиться не власть репрессивного целого, не насильственно созданная, фрустрированная, коммунальная ментальность, а темпоральность как условие человеческого бытия. Конечно, и Герман-старший занимался в своем творчестве не историософией, а онтологией, временем как условием бытия человека, но оно представало в его картинах конкретизированным историческими реалиями (за исключением последнего фильма). Трагическая ошибка Руматы была в том, что он, сам обладая динамичным, темпорально ограниченным бытием, пытался навязать окружающей реальности категории вечности, искаженно понятые изнутри тварного опыта.
Германа-младшего, также как и его отца, интересует проблема целого, но он понимает ее несколько по-иному. Предгрозовое ожидание – смысловая доминанта киномира Германа-младшего: ожидание немцами разгрома в «Последнем поезде», Первой Мировой – в «Гарпастуме», конца оттепели – в «Бумажном солдате», грядущей войны – в «Под электрическими облаками». По самому своему складу Герман-младший - художник апокалиптический, для него настоящее – это безвременье, это прошлое в ожидании будущего. Здесь стоит сказать о еще одном фундаментальном отличии между Германами-режиссерами – это разное понимание смерти, хотя у обоих оно тесно связано со временем.
Для Германа-старшего смерть неразрывно спаяна с насилием, с вторжением публичного в приватное, с нарушением границ личного бытия, которое начинается с бытового хамства. У Германа-старшего смерть всегда причиняют, само историческое прошлое заражено тлением, как ветер – семенами спорыньи. Потому трупы и призраки – постоянные герои фильмов Германа-старшего, это незахороненные нами мертвецы, которые преследуют нас и напоминают о себе. Герман-старший всю жизнь снимал кино про общенациональную нераскаянность, которая тяжким грузом давит нам на плечи и мешает жить.
У Германа-младшего время смертоносно само по себе, как категория падшего тварного мира, как гибельный результат грехопадения первых людей. Разъятость исторической памяти, которая с особой, невиданной для режиссера ранее силой предстает в «Под электрическими облаками» – плоды работы времени. По Герману-младшему, время – это главный враг людей, ибо оно пытается загипнотизировать нас перспективой будущей смерти. У автора «Трудно быть Богом» смерть – внезапна, ей предшествует дикий карнавал, пляска оживших мертвецов, но человек умирает всегда неожиданно, не в силах выдержать их натиск. Германа-младшего больше интересует умирание, как длительность, как скованность человеческого бытия категорией темпоральности.
Герман-младший показывает течение времени в обезбоженном мире как нелинейное, неосмысленное, нелогичное. Воцерковленный человек, как на ковчеге, неумолимо движется к вечности, течение времени для него линейно, осмысленно, с каждым днем – все ближе ко Христу. Прошлое не властно над ним, оно сжигается в огне Евхаристического общения с Богом: исчезают воспоминания, перестают довлеть грехи, очищается сознание. Греша и покидая Церковь как ковчег спасения, человек начинает тонуть в пучине мировой изменчивости: выпадая из Церкви обратно в мир, накрывается волнами потопа, тонет.
В мире действуют иные категории, чем в Церкви: здесь прошлое нависает над человеком гранитной плитой, неизвестность будущего порождает самые нелепые страхи, а настоящее неуловимо. В начале ленты «Под электрическими облаками» сказано, что Россия распята между прошлым и будущим, то есть настоящее представляет для нее и всех нас распятие. Темпоральные условия существования, временность бытия – это наш общий крест, не только России, но и всего мира, мы постоянно вынуждены испытывать на себе смертоносное дыхание времени, мучительно переживать жизнь как каждодневное умирание.
Однако, очищаясь Святым Духом в Церкви через Таинства, мы переживаем удивительную метаморфозу: отрицательные характеристики нашего бытия мы начинаем воспринимать как положительные. Перейдя в своей жизни от эвдемонических к сотереологическим экзистенциальным ориентирам, мы начинаем относиться к страданиям, болезням, тяготам как к благу, исцеляющему нас от внутреннего зла, а умирание как движение навстречу Христу.
Если для Германа-старшего единственный метод решения проблемы целого – тиранический, иных способов создания целого, как органичного и ненасильственного единства, как единства без потери индивидуальности, для него не существует, то для Герман-младшего интуитивно понятна и близка идея свободного единения людей, для него пока скрыто, каким способом они могут быть объединены, Чья роль здесь доминирующая, но он жаждет целого как альтернативы распаду. Как и отец, он воспринимает атомизацию мира как нечто аномальное, идя наперекор постмодернистским плюралистическим интуициям: в мире, по его мнению, должен быть смысловой центр, не репрессивный, не тиранически навязывающий свою власть, а устроенный каким-то иным образом.
Христос нераздельно и неслиянно соединил в Себе Божественное и человеческое, Святой Дух почти две тысячи лет показывает уникальность человеческих дарований и по-разному раскрывает таланты в каждом человеке. Подход Бога к спасению каждого человека индивидуален. Соединяя нас всех в нерепрессивную общность, Он создает великую симфонию, выступая как Композитор и Дирижер одновременно, а каждый из нас играет на уникальном инструменте своего таланта особую лишь для него написанную партию.
Ошибаются те, кто упрекает «Под электрическими облаками» в недостаточной структурированности. Да, здесь нет той жесткой, тиранической монолитности, которая сделала, например, «Левиафан» непереносимо дидактичным, но самый удивительный эффект картины Германа-младшего в том, что, представляя нам атомарное, разъятое на части время и пространство, представляя время как необъятное поле, режиссер интуитивно указывает нам на базовые экклезиологические принципы, говорит о возможности объединения людей на ненасильственной основе.
Главный итог фильма Германа-младшего – констатация факта, что жизнь людей в атомарном мире, как отчужденных друг от друга монад, есть состояние ненормальное, им нужна общность, свободное объединение не в группу по интересам, не в кружок, а в некое органичное единство, в котором раскроются таланты каждого из них. Вы скажите, что это утопия? А разве утопия не есть деформированная экклезиология, уродливый светский суррогат кафолической жизни?
«Под электрическими облаками» - фильм о личностной экзистенциальной потребности в Церкви, о насущной необходимости для человека быть частью органического, нерепрессивного целого, о стремлении к единению в Боге на основе свободного произволения, о жажде преодолеть распад обесмысленного и обезбоженного мира. В Церкви возможно самое парадоксальное и непонятное для мира: будучи частью единого Тела, человек обладает полнотой всех личных характеристик, ничего не теряя, а лишь приобретая, получая от Бога силу в Духе, раскрывая свои таланты и принося плоды все более и более.
О мужестве быть частью без потери полноты своего бытия, без ущемления своей свободы интуитивно говорит Герман-младший, раскрывая перед нами историю каждого из своих героев, в то же время, объединяя их в одно. Все это «лишние» люди – он говорит об этом открыто с самого начала. Лишние для мира. «Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир» (Ин. 15:19). Искренне воцерковленный, – лишний в мире, чужак, но он не несчастен, ибо имеет часть на пиру веры, на Христовой Вечере, участвует в жизни Церкви, потому его бытие осмысленно и полнокровно, хотя мир его ненавидит и презирает.
Герои фильма, ищут выхода из мира и входа в новую общность, они хотят служить своими талантами другим людям, но мир над ними насмехается и издевается, они мыслят иными категориями, чем он, иного жаждут, не удовлетворены атомарным, отчужденным, разъятым на части существованием. Шокирует своей жесткостью и вместе с тем обнаженной человечностью сцена умирания зарезанной женщины: в ней аномалия мирского бытия впервые предстает в фильме в таком обостренном виде. Мы не видим самого насилия, но лишь его последствия.
Зло насилует человека, агрессивно презирая его свободу. В какой-то момент ему надо дать отпор, если не ради сохранения собственной жизни, то хотя бы во имя достоинства другого, вероломно поруганного злом. В первой новелле гастарбайтер видит убийцу, склонившегося над умирающей женщиной, и вступает с ним в схватку. Что руководит им? Желание возмездия, самозащита, или желание изгнать зло прямо сейчас? Все сразу. Беря умирающую женщину за руку и безмолвно ложась рядом с ней, гастарбайтер в последние минуты ее жизни дает ей то, чего она, быть может, никогда не испытывала – братское чувство, чувство единения, ненасильственного, дружеского, бескорыстного. Просто взяв ее за руку.
Относясь к другому по-братски, ты вовлекаешь его в Богообщение, служа своего рода каналом, через который Божественная любовь действует, изливается на этого страдающего человека. «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). Такая жизнь – это апостольство, свидетельство о Христе делами, косвенное, но очень результативное, то, к чему призваны мы все. Даже не будучи членом Церкви, человек может действовать по-церковному, то есть воспринимать другого как брата, как единое с ним целое. Почему? Причина – в любви. Любовь есть единственный возможный способ создания недеспотического целого, братского единства. Церковные отношения – это отношения любви. Любовь кафолична, она собирает воедино отчужденное и сочетает разъятое, делает чужих родными. Органичное единство возможно лишь там, где каждый готов к добровольному самоограничению во имя другого.
Живя в предгрозовое время, находясь под «электрическими» облаками, готовыми вот-вот разразиться новым бедствием, ураганом, дождем, градом перемен, мы можем обезопасить свое бытие, просто любя друг друга. Тогда время вновь станет линейным, не пугая больше перспективой надвигающейся смерти, тогда будущее будет восприниматься как приближение к Христу, а родственные связи, объединяющие нас с самыми разными людьми в нерасторжимое единство, станут теми нитями, которыми мы привяжем себя не только к людям, но и к Богу. Невозможно искренне любить людей и рано или поздно не полюбить Бога.
Герман-младший всегда интуитивно двигался в фарватере этой темы единства людей: в «Гарпастуме» способом объединения становится футбол, в «Бумажном солдате» – космонавтика, однако, режиссер хорошо понимает, что сплотить людей может общее дело, сходное понимание его задач, стремление в едином направлении, но совместных увлечений для этого недостаточно. Но не приверженность мертвым идеологическим идолам, а лишь вера в живого Бога, сама жизнь Которого на земле была выражением Его единства с человеком, Его бескорыстного Самоотвержения, вера во Христа может стать фундаментом подлинной кафолической любви, являющейся единственно полноценной жизнью.
Для кафолического единения в любви с Богом и людьми необходима автономия от законов этого мира, определенная глухота к греху. В фильме образом такого поведения становится «управляемая глухота» героини, которая, не желая слушать сплетни и дрязги коллег, всякий раз снимает слуховой аппарат. Это, конечно, символ, намек на необходимость не слушать и не участвовать в злословии и злодеянии. Герман-младший демонстрирует удивительно точное понимание природы так называемых «лишних» людей: будучи волевыми личностями, готовыми противостоять злу, они сами никогда не нарываются на подвиги, защищают добро не ради тщеславия, а потому что не могут по-другому.
«Под электрическими облаками», как и «Бумажный солдат», – это настоящий гимн человеческой порядочности. Его апофеозом становится новелла «Место под солнцем», в которой кандидат наук, работающий экскурсоводом, готов лечь под экскаватор, собирающийся сносить музей. Герман-младший выбирает подходящую визуальную форму для выражения этого подвига: человек, одетый в гусарскую форму XIXвека, преграждает путь экскаватору. Порядочность всегда старомодна, но она делает человека непреклонным и неуязвимым посреди меняющихся трендов и веяний. Такие люди противостояли коммунизму и победили.
Но Герман-младший убежден, что все его герои способны на такой жест, их объединяет нежелание жить по законам этого мира, осознание ненормальности условий его существования. В новелле «Наследники» пока брат новой хозяйки мучается и сомневается, она непреклонна в своем решении сохранить имущество отца. У главных героев многих новелл фильма есть двойники-антиподы – близкие люди, которые пытаются соблазнить и увести их с пути этического максимализма: у экскурсовода – его жена, у архитектора – молодая подруга, у хозяйки – брат. Главный герой каждой из новелл противостоит аннулированию межличностных связей, пытаясь, не утвердится в мире, но выйти из него в новую жизнь, новую уже здесь, на земле, жизнь без насилия и принуждения. Каждый из них ищет Церковь.
Все они в финале объединятся в общем внутрикадровом пространстве как герои одного фильма, как участники одной жизни. Порядок новелл в фильме не случаен: каждая последующая раскрывает и углубляет предыдущие. Очень важна глава «Заложница», в которой представлен лаконичный образ отношения мира к человеку как к узнику, до тех пор, пока тот не приложит усилия, чтобы освободиться (об этом сказал нам еще Робер Брессон в ленте «Приговоренный к смерти бежал»), но страшнее то, что заложник в фильме – всего лишь ребенок. Емкий и пугающий символ – мишенью современного мира все чаще и чаще становятся дети, стремясь им помочь, мы наталкиваемся на яростную агрессию со стороны мира.
Валя – дитя войны, потерявший родителей, озлобленный подросток, не размышляя, вступается в ребенка. Он – тоже заложник, его противостояние бандитам есть бунт, желание освобождения от оков миропорядка, интуитивное движение навстречу другому человеку вопреки порядкам мира и готовность умереть за это. Как и гастарбайтер, экскурсовод, хозяйка дома – герои других новелл, он старается спасти другого, жертвуя собой.
На месте разрушенного музея, на крови зарезанной памяти пытаются построить новый дом, некое сомнительное будущее, здесь вновь бродят призраки похороненных идеологий, в разговорах мелькают имена Сталина и Гитлера, обозначая готовность многих реанимировать былое. Этот образ гигантской стройки «на крови» соединяет новеллы «Под электрическими облаками» воедино. Герман-младший взвешен в своих оценках, разделяя живое наследие прошлого и его нераскаянные кошмары: если музей, памятник культуры – живой пульс нашей памяти, потому его разрушение подобно убийству, то нераскаянные грехи и преступления прошлого – та запятнанность, которую надо смыть, а не кичится этой грязью как национальной гордостью.
Сталинское время, «перестройка», разрушение памятников культуры в начале нулевых – все это живо и образует ткань времени, но ткань порванную, нарушенную, неумело залатанную. Это время кровоточит, здесь человек чужой культуры лучше понимает язык человеческого страдания, чем соотечественник (об этом первая новелла), и хотя он и учится (как герой в начале «Зеркала» Тарковского), говорить на другом языке, и это мучительно и трудно для него, но главный язык – язык экзистенции он и так хорошо знает. В тяжелой ситуации не подведет, он – свой, а не чужой.
Для мира любовь, сострадание, взаимопомощь – это чужой язык, те, кто живут страстями, его не понимают и не принимают. «Лишний» человек живет, как иммигрант, как иностранец, для него мир – чужбина, он жаждет обрести иную Родину. Его тянет в Небо. Церковь – это обитель для лишних в этом мире людей, для тех, кому этого мира недостаточно, кого отталкивает его ненормальность. Но Церковь не изолирует людей друг от друга, наоборот, лишь Она дает им ту подлинную связь, которой они были в мире лишены, и не только с Богом, но и друг с другом.
Ключевая новелла в фильме – «Долгие сны юриста по земельным вопросам», в которой Герман-младший достигает невероятной поэтической глубины, емкости и метафоричности высказывания. Будто слыша зов из прошлого, герой бьется над его разгадкой. Почему такие сны снятся лишь ему одному? Почему никому не нужны воспоминания? Почему никто не бережет память? Именно потому, что ее никто не бережет, экскаватор и сносит музей. Новеллы в фильме связаны теснее, чем нам думается, в них присутствует сразу не читаемая, сложная система аналогий и перекличек, которые еще ждут своих внимательных зрителей и интерпретаторов.
Парадокс нашего времени – в том, что, несмотря на всю его дискретность, пропасть между прошлым и будущим, неуловимость настоящего, отчужденность между людьми, разрыв личных связей, все мы соединены неразрывно, и время оказывается не таким атомизированным, как нам представлялось поначалу, значит – в нем есть какая-то скрытая, запрятанная в глубине логика, которая нам не сразу понятна. Значит мир и люди в основе своей прекрасны, а зло – это искажение изначального совершенства, значит логика и смысл первичны, а абсурд – вторичен и порожден непониманием человеком своего места в жизни, его неправильным и недолжным поведением?!
Герман-младший отвечает на этот вопрос утвердительно: время приближает нас к смерти, это условие существования падшего тварного мира, но это и крест, позволяющий людям не закоснеть в своих заблуждениях и подгоняющий, побуждающий их меняться, ибо жизнь коротка. Время из проклятия становится благословением. Так внешняя меланхоличность «Под электрическими облаками» скрывает за собой жизнеутверждающий, выстраданный оптимизм и веру в человека, в его способность найти Бога, в его искреннее желание подлинной кафолической общности, в его жажду обрести полноту бытия в общении с другими людьми.
«Под электрическими облаками» – фильм о желании любви, которое становится сильнее земного тяготения этого мира, о стремлении навстречу другому вопреки инерционному движению, увлекающему в ничто. Это фильм о любви как сопротивлении распаду, как единственном способе стать частью органичного нерепрессивного целого. Это подлинный триумф художника, трезво смотрящего на мир, но не поддающегося унынию, верящего в человека и его возможности. Это фильм о том, что спасение – в единении.