Максим сам досконально не помнит, как выбрался из загорода на станцию метро Ждановская, сказывался алкоголь. Бывшее метро Выхино к описываемому времени снова переименовали в Ждановскую, и даже в новом учебнике истории было записано, что некоторые положительные свершения Жданова, старого советского деятеля, были в своё время не оценены по заслугам, а недостатки Жданова (они тоже имелись) были тенденциозно преувеличены, искусственно «раздуты» либеральной пропагандой.
По случаю обратного переименования Выхино в Ждановскую по 1-му каналу телевиденья даже транслировали речь Татосова, направленную против «однобоких оценок сложного советского периода отечественной истории».
Там-то на метро Ждановская Максима и остановил милиционер (тогда, при Татосове полиция снова была переименована в милицию, поскольку официально было объявлено ошибкой «огульное отрицание всех советских ценностей»).
Максим помнит, что не был очень пьян и держался вполне как трезвый, так что остановили его не за езду на метро в состоянии алкогольного опьянения, а за… подозрительную маску. Она была не стандартна по дизайну и не содержала привычной надписи «Спасибо партии и правительству!».
Вообще-то милиции были даны инструкции останавливать и штрафовать или отправлять на рытьё траншей только людей без масок, а вот относительно тех граждан, которые пользуются масками собственного изготовления, чётких положений для милиции составлено не было; тем более, что эпидемия обрушилась на Россию внезапно, и все решения принимались впопыхах… В советские времена существовал термин «самиздат», а вот нового термина для самостоятельного изготовления маски даже не придумали. Правительство не могло заранее всё предусмотреть… Казалось бы, кто откажется от бесплатной маски, предлагаемой официально, да ещё на свои же средства изготовит другую маску! Так что и сам милиционер, сказавший Максиму «Гражданин, пройдёмте со мной!» был несколько озадачен. Относительно таких, как Максим, у него не было чётких инструкций.
Серый милиционер проводил Максима в участок. И усадив Максима за стол, сам устроившись по противоположную сторону стола, начал воспитательную беседу.
- Православный? - спросил милиционер, попутно записывая что-то карандашом в свой блокнот.
- Конечно, православный! - воскликнул Максим.
- Как же так!? У апостола Павла сказано «Всякая власть от Бога», а Вы со своей художественностью самодеятельностью отклоняетесь от слов апостола, смущаете людей в общественном транспорте! - сказал милиционер, указывая на неуместно самостоятельную маску Максима.
- Не стану оспаривать слов апостола - сказал Максим - но природные явления - гроза, ветер - тоже от Бога. Однако это не значит, что мы должны им поклоняться, ставить их на место Творца.
Вот если бы медицинские маски выпускала непосредственно Московская Патриархия, Ваша апелляция к религии была бы более состоятельна; однако если бы масками занималась непосредственно Церковь, мы бы оба с удивлением видели, что Церковь берёт на себя светскую миссию. И согласитесь, было бы не очень логично, если б на медицинской маске значилась бы, например, благодарность Патриарху, - невозмутимо сказал Максим.
Милиционер едва ли понял и половину из того, что говорил Максим, но почувствовал, что тот человек грамотный и воздержался от неуместной дискуссии, уводящий от ясного дознания в область ненужного и рискованного сомнения.
- Не очень понятно, гражданин, на каком основании Вы противопоставляете Церковь государству - твёрдо сказал милиционер, словно отгоняя ненужные мысли.
Повисла томительная пауза.
- Ну, хорошо, я понимаю, что толковать Вам о первейших обязанностях гражданина бесполезно, - наконец, проговорил милиционер. - Скажите, каким стиральным порошком Вы пользуетесь, когда моете маску? - неожиданно спросил милиционер, как бы переводя разговор, явно зашедший в тупик, на другую тему.
- При стирке своей маски я пользуюсь бельгийским порошком, - так же спокойно ответил Максим, не желая впутывать в беседу Елену.
- Сейчас, в сложной международной обстановке, сейчас, когда у отечества столько явных и скрытых врагов Вы пользуетесь каким-то подозрительным импортным порошком (доставшимся Вам явно из сомнительных источников) вместо того, чтобы покупать стиральный порошок в наших магазинах! Где же Ваша гражданская позиция? - наставительно проговорил милиционер.
- В нынешнем законодательстве нет графы, которая запрещала бы пользоваться стиральным порошком из Бельгии, в противном случае покажите мне такую графу, - всё с тем же вызывающим спокойствием сказал Максим.
Милиционер внутренне спохватился, внезапно поняв, что хватил лишку. Стиральный порошок из европейских стран (включая Бельгию) не входил в число товаров, подпадающих в России под торговые санкции.
Любознательному читателю поясним: война санкций продолжалась и в 80-ые годы XXI века; к тому времени споры о Крыме поутихли (хотя периодически вновь разгорались). Находились и другие, причём весьма многочисленные поводы для международных торговых санкций.
- Я вижу, Вы так погрязли в безнадёжной отсебятине, что Вас не прошибёшь. Вы не понимаете нормальных человеческих слов - твёрдо сказал милиционер и принялся куда-то упорно названивать по телефону (он действовал, словно перестав замечать Максима, однако, не упуская его из виду).
Максим, человек разболтанный, но в экстремальных случаях сообразительный, понял, что отделается штрафом. Милиционерам, как и всем прочим людям, тоже надо что-то есть. В спорных случаях, когда человека формально не за что сажать в кутузку, но невозможно и совсем отпустить, милиция охотно прибегает к поборам. Максим это знал.
Утомительно лезла в глаза электрическая лампочка. В её навязчивом свете Максим искоса видел, что происходило вокруг. В так называемом обезьяннике (попросту говоря, в клетке) томилось четверо людей без масок, все четверо были наголо обриты и явно обречены на рытьё траншей.
Меж тем милиционер вёл свои переговоры по телефону (видимо решив подстраховаться и посоветоваться с кем-то из коллег относительно Максима).
- Ну, всё, гражданин, некогда мне с Вами тут заниматься изобретением квадратных колёс. Я устал слушать Ваши параноидальные бредни про Патриархию… У меня много ответственной работы.
Вы можете идти. Но это не значит, что наш разговор закончен; таких типчиков, как Вы, мы всё равно будем чистить, - угрожающе спокойно отрезал милиционер.
Вскоре Максим вышел на холодную осеннюю улицу и побрёл к метро Ждановская. Дома его ждала жена. На этот раз она приготовила к вечернему чаю восхитительные пироги с запечёными яблоками.
Однако приход домой начался для Максима стандартной процедурой. Елена, по-прежнему крайне обеспокоенная кусакой, требовала от Максима, чтобы тот, явившись тотчас с улицы, по несколько раз мыл руки с мылом и горячей водой. Однако настоятельным требованием соблюдения этой гигиенической процедуры дело не ограничилось.
Уже после того, как Максим был приведён в сколько-то приемлемое для Елены состояние, та, желая всячески обезопасить себя и Максима от вредных микробов, долго протирала полы в прихожей. Прыскала из пульверизатора на вещи, попавшие в квартиру с улицы, на пальто и портфель Максима. По много раз отскабливала до блеска металлическую ручку входной двери. И проделывала другие неимоверные вещи. Лишь бы кусака никаким образом не затесался бы среди вещей Максима и никакими путями не проник бы в дом.
Максим, понурившись, издали наблюдал действия Елены. Ему казалась несколько наивной склонность Елены всеми силами держаться за утлое земное существование; в то же время Максим внутренне признавал, что труд Елены, как и любой труд, заслуживает уважения.
С умилением, но и с каким-то испугом Максим наблюдал действия Елены.
За чаем разговорились. И Максим снова повеселел.
- Ну что опять пил с Федькой? - проницательно спрашивала Елена.
- А куда мне было деваться? И боюсь, надо ещё надбавить - сказал Максим, уверенно потянувшись к холодильнику за водкой.
- Выпьем ещё по рюмашке? - меж тем, говорил Максим, деловито разливая водку по элегантным прозрачным сосудикам.
Елена неожиданно не возражала. Во-первых, спиртное было антидотом против кусаки, которого жена Максима по-прежнему панически боялась, во-вторых, Елена понимала, что отговаривать Максима от спиртного попросту бесполезно. А ему в свою очередь хотелось «продолжения праздника».
К тому же Максим, надо отдать ему должное, хоть и пил, но не забывал меру и никогда не терял человеческий облик. Спиртное неплохо дополняло чай с яблочными пирогами - потрясающим изделием Елены.
За водкой Максим рассказал Елене о своём приключении в милиции.
- Не слушай их; пусть они поперхнуться и сами носят массовые маски. Пусть они причёсывают всех под одну гребёнку, мы будем стоять на особицу, - ответила Елена, выслушав рассказ Максима о милиции.
Едва успев допить чай, Максим бросился к компьютеру. Нетерпеливо открыл свою электронную почту. Максим так и знал. Ему пришла квитанция о штрафе за индивидуальную маску. В квитанции значилась внушительная и мало подъёмная для Максима денежная цифра. Её сопровождали и как бы мотивировали весьма замысловатые пояснения. Максима обвиняли - цитируем дословно - в «неспособности выйти на конструктивный диалог с представителем власти» (почему просто не с милиционером?), в «намеренной эскалации социальной напряжённости», в «социальном ревизионизме» ну и т.д.
«Однако оперативно они действуют!» - не преминул удивиться Максим. «Наверное, если б у меня, например, украли кошелёк, и я бы подал заявление в милицию, они бы не были так расторопны!» - мысленно улыбнулся Максим незамысловатому, впрочем, рассуждению.
Максим, недолго думая, спустил виртуальную квитанцию в электронную мусорную корзину; денег, которые значились в электронном документе, у него всё равно не было. «Ох, и алчная у нас милиция!» - уже в который раз подумалось Максиму. Разделавшись с электронным посланием нехитрым (и едва ли вполне надёжным) способом, Максим поглядел в окно.
Из окна многоэтажки, где обитал Максим, виднелась вечерняя Москва, изрытая траншеями. В косых лучах вечерних фонарей земле и на асфальте лежали жёлтые осенние листья.