"Как-то утром в сумрачном свете Иль-де-Франса я увидел перед "Похоронами в Орнане" (картина Курбе в Лувре) незнакомого молодого человека с низким лбом и блуждающим взглядом. На картины мастеров прошлого он смотрел, как верующий на изображения святых". Так вспоминал о первой встрече с Сутином французский критик Вольдемар Жорж.
Хаим Сутин львиную долю времени проводил в Лувре. Его манили к себе Курбе, Шарден, Энгр. Перед картинами Рембрандта он благоговел (ради "Еврейской невесты" ездил в Амстердам, а "Женщина, входящая в воду" - явный парафраз на рембрандтовскую "Молодую женщину (Хендрикье), купающуюся в ручье") и, несомненно, привлекал его Ван Гог, чье влияние очевидно.
Но, ПАРАДОКС СУТИНА В ТОМ, ЧТО, ГЛЯДЯ НА ЕГО ИСКУССТВО ВСПОМИНАЮТСЯ НЕ ПРЕДШЕСТВЕННИЦЕЙ, А ПОСЛЕДОВАТЕЛИ - Бэкон, Кунинг, Рабин.
Присмотритесь: Сутин пишет так, словно до него живописи не было вовсе! - с каким-то яростным задором первооткрывателя. Его селедки, скрюченные огурцы, тушки животных, и даже вилки чудятся истощенными, словно застывшими на картине в голодном спазме (и не мудрено, ведь все это - пища бедняков).
Сутин как хирург препарирует и человека - снимает скальп, оголяя экзистенциальное чувство одиночества, несчастья и нелюбви. Через "безобразие" в его портретах просматривается уязвимость и незащищенность человека. Это не про страх, но про смятение.
Как он это делает? ЧЕРЕЗ ЭМАНСИПАЦИЮ САМОЙ ЖИВОПИСИ, через отказ от линеарного порядка в пользу колористического хаоса.
Посмотрите ЗА образ: СУТИН ПИШЕТ КРАСИВО! Его живопись пастозная, фактурная, динамика кисти ярко видна на холстах. Пульсирующая острота красок и мазка, где каждый отдельный штрих имеет свою архитектонику, - это красота материи, независимо от того, что изображено на картине, в отрыве от самого образа.
❗Он - эстетизирует все, независимо от предмета, а даже вопреки ему.
И здесь, в недрах самой живописи, Сутин ОЧЕНЬ БАРОЧНЫЙ ХУДОЖНИК: жирный, неистовый, бурлящий изнутри. В слоях красочного слоя, изломанного, скругленного, пошатнувшегося, живет пульсация самой жизни, ее нерв и драма.
Масштаб искусства Сутина никем не оспаривается, но в канонический вектор истории искусства ХХ века он едва ли вписывается: для модернистского контекста ОН СЛИШКОМ МОЛЧАЛИВ И СВОЕОБЫЧЕН.
Не стал он, как его друг Модильяни, трагическим героем монпарнасских легенд и, в общем-то то довольно туго сходился с людьми. Да и вообще был чудаковатым - часто писал голым, чтобы не испортить одежду, а на улицу иной раз выходил, накинув на голое тело пальто.