Наркотики, дискотеки, алкоголь и «такое время было» – именно эти причины называет Даша, когда рассказывает о своей действительно непростой судьбе. Выбраться из того, из чего удалось ей, можно назвать настоящим подвигом и борьбой. Борьбой со всем: с окружением, со сложившимся образом жизни, с опасной болезнью и самой собой…
– Мне сорок три года, родилась в Светлогорске, училась в восьмой школе. Мне было лет шестнадцать, когда я пристрастилась к наркотикам. Росла я ребёнком избалованным, в семье достаток, проблем с деньгами не было. В те времена царила атмосфера так называемой «дворовой дружбы», когда общались не одногодки, не одноклассники – компании собирались со двора. Возраст был самый разный, но заправляли старшие. Именно они подавали пример, чем нам заниматься, что хорошо и что плохо, что правильно или неправильно. В моей дворовой компании правильно было иметь дела с криминалом и употреблять наркотики…
– Мой первый наркотик – опиумный мак. И сразу – внутривенно. Мне понравилось, почувствовала расслабление и какой-то пофигизм ко всему – ничего не волнует, ничего не напрягает…
Долгое время в моей семье не знали, что я пристрастилась к наркотикам. Я умело все скрывала, была пай-девочкой: исправно ходила в школу, в положенное время всегда была дома. И все это мне удавалось проделывать в течение целых трех лет.
Первыми во всем разобрались мои старшие братья. Собрался семейный совет, на котором все решали, а что же со мной делать? Папа сказал: «Давайте ее хорошенько отлупим!». Мама возразила: «Нет, нельзя! Это же девочка!».
Я долго размышляла, кто из них был тогда прав в той ситуации… И думаю, что, наверное, отец. Если мне хорошенько всыпали ремня, возможно, моя жизнь повернулась бы совсем по-другому…
Но… Меня пожалели, поверили на слово, которое я торжественно дала всей семье. Но я уже была наркоманка, верить моим словам не нужно было ни в коем случае. Я стала искать входы-выходы, думала, как обмануть.
Даша-карманница
Из благополучной милой девочки Даша превратилась в воровку и лгунью. Ради того, чтобы получить заветную дозу, она не брезговала ничем. Как она сама говорит: «Тащила все, что попадалось под руку». Как оказалось, ни предыдущее воспитание, ни угрозы, ни пример родителей и старших братьев, которые были нормальными, хорошими людьми, не имеют никакого значения, если в жизни появляются наркотики. Именно они становятся семьей, смыслом, целью…
– Когда меня лишили карманных денег, – продолжает Даша. – Я начала подворовывать. Хватала все, что плохо лежит. Зашла в гости – стащила кошелек. Могла залезть в карман, увидела колечко или сережки – моментально все оказывалось у меня. У меня был друг, тоже наркоман. Так вот он приобщил меня еще к одному способу «заработка». Мы ездили в общественном транспорте и вытягивали у пассажиров кошельки из сумочек или карманов.
Какие это были суммы, уже сейчас не скажу, но помню, что на дозу мне хватало. Пошла, украла, укололась. И так по кругу…
Через какое-то время я стала уходить из дома, не ночевала. Родители бегали по всему городу, искали меня, находили. Было очень много разговоров и уговоров. Было даже такое, что брат приковывал меня в квартире наручниками к батарее.
Мне все было нипочем. У меня появилась физическая зависимость, так называемая «ломка». А это очень больно. Пять или даже шесть раз меня укладывали в психиатрическую лечебницу. Там я «переламывалась» и меня выписывали домой. Вроде как вылечилась. А у меня, когда возвращалась из Минска домой, уже на подъезде к Жлобину начинало выкручивать руки-ноги, хотя «ломки» быть не могло. Потому что зависимость была «в голове». Вот что самое страшное…
Юная зэчка: «Твори бардак, мы здесь проездом…»
– Мне только-только исполнилось 18 лет. И это знаменательное событие я отметила тем, что села в тюрьму. Статьи – самые обычные для того времени: кража и наркотики. В девяностые годы, эти статьи были прямо как близнецы-браться. Если наркоман, то «крадун», если «крадун», то, как правило, наркоман… Дали мне два года, и отсидела я их «от звонка до звонка».
Мне не было страшно вообще. Я ни капельки не расстроилась тому, что меня посадили. Когда попала в колонию, меня там чудно встретили мои светлогорские знакомые, помогли устроиться. Я была в окружении все тех же лиц, тогда не нужно было даже работать в исправительных колониях. Короче, пионерлагерь, да и только. Даже одежды не было для ЗК специальной. Я щеголяла в модных джинсах, в красивой курточке. Мама исправно ездила ко мне каждый месяц с огромными сумками, в которых было все, что только душа пожелает. И я провела эти два года, полеживая на кровати, вальяжно забросив ногу на ногу. Я просто даже не поняла, где я была. У меня было ощущение, как в той поговорке: «Твори бардак, я здесь проездом!». Вот так и я была проездом в исправительной колонии. И то, что это не было для меня наказанием – самое точное утверждение…
Когда срок подошел к концу, я знала, что сделаю в первую очередь. Думаете, что-нибудь хорошее? Ну, конечно! Я знала, что пойду и уколюсь.
Я не парилась насчет денег – у родителей же их полно, насчет того, что мне нужно работать тоже мыслей не было – деньги ведь можно украсть или, опять же, взять у родителей. Почти сразу после освобождения родители отправили меня жить в Минск, к родственникам. Хотели отослать подальше – от наркотиков, соблазнов, от дурной компании. Только все это было не в Светлогорске, а у меня в голове. А от нее, как известно, не убежишь в столицу…
В Минске я никого не знала, но… «рыбак рыбака видит издалека». На рынке случайно встретила знакомую, с которой вместе отбывала срок. И все понеслось по старой, уже наезженной колее…
Через какое-то время я вернулась в Светлогорск. Там меня довольно быстро задержали. Этот период жизни завершился для меня очередным сроком – за преступления, которые я совершила в Минске и в Светлогорске. Мне дали пять лет…
«Обнаглевшая больная»: ВИЧ-статус
– О своем заболевании я узнала, когда была под следствием. И по прибытии в исправительную колонию, я оказалась там единственной заключенной, у которой имелся такой диагноз. Что со мной делать – никто не знал. Опыта обращения с такими больными ни у администрации, ни у медработников не было вообще.
Мне сразу предоставили отдельную тумбочку и нижнюю койку, у меня было отдельное белье и посуда, с меня сдували пылинки и при любом недомогании сразу определяли в санчасть, хотя, скажу честно, я чувствовала себя хорошо и никаких болезней у меня не было. Сказать, что меня это устраивает – не сказать ничего! Мне было круто! Я была привилегированной особой. Какая работа, о чем вы говорите!
Позже в колонию начали поступать еще девочки с положительным ВИЧ-статусом, и мы стали объединяться в коалицию. А объединившись, стали «качать права». И самое интересное, что нам во всем шли навстречу! Мы потребовали себе отдельный отряд(!) – нате вам. Мы сказали, что не хотим мыться со всеми в общей бане – нам установили душевую кабину. Потом мы захотели «тихий час» днем – что вы думаете, нам его устроили! К нам даже контролеры с обыском не приходили, вот как обнаглели мы!
В общем, все было так классно и весело, что я опять не поняла, что это было – наказание или отдых в пионерском лагере. Даже освободили меня досрочно, в связи с моим диагнозам. Выкинули из колонии с глаз долой, мне УДО (условно-досрочное освобождение – прим. авт.) даже зарабатывать не нужно было, как всем остальным.
Было ли мне страшно оттого, что я больна смертельной, на тот момент, болезнью? Ну, конечно, а как иначе. Вообще, когда мне впервые озвучили мой диагноз, первое что я спросила: «А сколько мне осталось?». И врач мне чистосердечно ответит, что лет пять точно, а там – как организм протянет…
Я написала маме письмо, в котором очень просила ее приехать ко мне на свидание. Мне нужно было сообщить ей о своей болезни, и я решила, что сделать это глаза в глаза будет правильнее. Вот когда я увидела маму, все мои страхи как будто обрели настоящую силу. Я начала рыдать, и долго не могла остановиться. А потом сказала, что у меня ВИЧ. Маму как кипятком облили. Минут двадцать она сидела молча, не говоря ни слова… А потом подняла глаза и сказала: «Доченька, твоя болезнь – моя болезнь. Мы со всем справимся. Больше не плачь. Все! Проехали!»
После освобождения Даша слегка поутихла. Она уже не стремилась к кражам, наркотики появлялись в ее жизни от случая к случаю. Сама Даша подчеркивает, что большое значение в этом сыграл милицейский надзор, под которым она находилась около полутора лет. Но к работе она по-прежнему не стремилась, родители ее содержали и жизнь была почти такой же, что и раньше, только количество наркотиков подсократилось. Наступил 2004 год, который Даша называет годом, когда наш город просто бурлил наркотиками. Это было время, когда наркоманы стали не только потребителями, но и производителями. Каждый, у кого имелись деньги на приобретение сырья, сам изготавливал наркотики и их продавал.
– Если производители не хотели сами заморачиваться с продажей, то они за дозу нанимали себе человека, который искал для них покупателей и сбывал. Таким сбытчиком стала и я…
«Любовь сквозь сроки». Тюремные…
За то время, пока Даша была на свободе, она успела познакомиться с хорошим парнем. Он не был наркоманом, никогда не употреблял, работал. В общем был со всех сторон положительным. Про Дашины пороки был в курсе, но принимал их и пытался бороться, правда, с переменным успехом. Они стали жить вместе. Даша признается, что обманывала и его: иногда сбегала, находила моменты, выкручивалась. В общем, отказаться от наркотиков на сто процентов не могла. На руку Даше было то, что ее парень совершенно не понимал, в каком она состоянии находится – под наркотиками или трезвая.
– Моя тайная жизнь все равно вылезла наружу. «Сколько веревочке не виться…». Милиция приехала к нам домой и меня снова задержали. Причем моего парня взяли вместе со мной. Он не мог понять, в чем дело, за что, почему…Обыск дома… Короче, весело было…
Меня садят. Опять… Дали мне восемь лет и три месяца.
Даже моя мама ему говорила: «Да зачем она тебе нужна, это все, найди себе другую девушку и живи, как человек!». А он сказал: «Люблю и буду ждать!».
Почти год я была в СИЗО (следственный изолятор – прим. авт.). А он писал мне письма. Почти каждый день. И в каждом письме он просил выйти за него замуж. Я отвечала отказом, сами понимаете, какая из меня жена. Огромный срок, все мои болезни… зачем портить человеку жизнь?
Понимаете, я была уверена, что вообще не доживу до конца срока. Я даже ультиматум ему выставила, мол, если не прекратишь меня звать замуж, я тебе вообще писать не стану. И он перестал.
После суда меня привезли в колонию. Не успела я даже свои вещи разложить, как меня срочно вызывают на КПП. Сказали взять с собой ручку. Первой мыслью у меня было, что ожидается пересмотр дела. Но оказалось, что это приехал он, мой Андрей. Начальник отряда мне говорит: «Вон твой жених топчется у входа, замерз уже. Так что быстренько заполняй бланк (заявление на вступление в брак – прим. авт.), если не хочешь, чтобы он там окончательно замерз!». И я поняла, что от него мне не отбиться. И все написала!
Мой Андрей все сделал, обо всем договорился. Сам доставил работника ЗАГСа в колонию, привез на свадьбу мою маму. И нас расписали. Так мы стали мужем и женой!
И скажу вам, что этот штамп в моем паспорте что-то изменил в моей голове. Не поверите, но я стала в колонии активисткой. Была завхозом, зарабатывала себе положительные баллы, чтобы освободиться досрочно. И освободилась…
Путь к счастью…
Даша прекрасно понимала, что освободиться от наркотиков так вот, с бухты-барахты, не получится. И после освобождения она записалась на метадоновую программу, на которой пробыла четыре года . Но Даша снова сорвалась. Муж поставил вопрос ребром – или он, или наркотики.
Метадоновая заместительная терапия— паллиативная терапия наркомании путём регулярного назначения метадона взамен употребляемого наркоманом наркотика. Прежде всего преследует цель социализации наркоманов, отмены у них внутривенного введения наркотиков. Терапия проводится строго под наблюдением лечащего врача и предполагает назначение других необходимых специалистов.
– Я честно приняла решение – все, хватит! Я самостоятельно «переломалась». Но прошлое снова меня настигло. К нам в дом пришла милиция, был обыск, и мои старые «запасы», которыми я даже не пользовалась на тот момент уже, нашли. Снова суд, и снова – срок. Два года…
И снова Дашин муж остался рядом с ней. Он не оставил ее, любил, поддерживал и ждал. И Даша уверена – он такой один на миллион!
– Этот последний срок в колонии был самым страшным испытанием в моей жизни. Я плакала, я молилась, я понимала, что могу потерять все. Мне было до боли жаль моих родителей, моего Андрея. Я должна была что-то сделать… Но что?
Еще до колонии я была знакома с людьми из республиканского общественного объединения «Люди плюс». Они занимаются проблемами ВИЧ-инфицированных, в том числе и заключенных, помогают им, дают консультации. Они поддерживали со мной связь в течение того последнего срока, что я отбывала. И протянули руку помощи после освобождения.
Вы даже не представляете, насколько я сегодня другая! – светло улыбается Даша. – Сегодня уже я помогаю людям! Я – социально активный человек. Я волонтер. У меня есть постоянная работа, которую я очень люблю и каждое утро хожу на нее с удовольствием. Рядом со мной – мой любимый муж, мой Андрей, которого я, кажется, с каждым днем люблю все больше и больше.
Я точно знаю, что могу помочь женщинам, таким же как я. И помогаю! Потому что знаю, что им нужно сказать. Потому что я сама – живой пример, доказательство того, что жизнь не только можно, ее нужно менять!
Женщины не должны сидеть в тюрьме, они должны любить и быть любимыми, должны рожать детей и присматривать за пожилыми родителями. Люди, живите!