Когда на встрече с читателями Захара Прилепина спросили, какие книги он любит, писатель назвал наряду с классическими текстами («Тихий Дон», «Русский лес», «Вечер у Клэр») и современных авторов, среди них - Джонатана Лителла и Джонатана Франзена, о последнем он сказал, что «у него три романа и все они очень крутые». О Франзене я слышал и раньше как о том, кто не много не мало возродил традиционный роман ХIХ века в современной литературе, потому решил взяться сразу за его третью книгу, которую многие называли наиболее простой и доступной у него.
Тем не менее «Безгрешность» оказалась весьма многослойным и многословным романом, охватывающим многие стороны жизни постиндустриального века: как и любой серьезный американский роман последних двадцати лет («Бесконечная шутка», «Дом листьев», «Щегол», «Маленькая жизнь») она оказалось книгой обо всем на свете, пытающейся вместить вселенную в семьсот страниц. Однако, в отличие от книг Уоллеса и Данилевского роман Франзена программно лишен стилевой экспериментальности – он действительно больше напоминает произведения Толстого и Драйзера, хотя и отказывается от психологической въедливости первого и тяжеловесной обстоятельности второго.
Правда, нарратив в «Безгрешности» сегментирован, слог, каким написаны фрагменты романа, неоднороден, то есть все равно Франзен, как и большинство его современников, отвергает линейную повествовательность и стилевую целостностью текста как художественные принципы, что выдает в нем человека постгутенберговской эпохи. На автора «Безгрешности» сильно повлиял кинематограф последних лет: на первую и последнюю часть книги - фильмы Ноа Баумбаха, с которыми многие страницы роднит даже единство интонации, на немецкие эпизоды – «Жизнь других», из которого Франзен, видимо, подчеркнул черно-белое видение восточногерманского социализма, отдающее пропагандистской буржуазностью. Кроме того, общая ориентация автора на «роман тайн», где темное прошлое персонажей постепенно становится понятным читателю, – дань бульварной литературе Эжена Сю и его более талантливых эпигонов.
Однако, все это роману не вредит, он срабатывает, мозаика складывается особенно в предпоследней части, где Франзен обличает эру Интернета и социальных сетей как новый тоталитаризм и сравнивает ее с восточноевропейским социализмом. В «Безгрешности» не так много философии и отвлеченных рассуждений – автор отдает приоритет историям персонажей, запутавшихся в паутине бесконечного бунтарства и нонконформизма, Франзен противопоставляет левых отцов-матерей с изощренной психикой более конформным и при этом психически здоровым детям, описывая судьбу нескольких поколений разных семей по обе стороны «железного занавеса».
Порой, во второй своей половине и ближе к финалу «Безгрешность» начинает казаться поистине колоссальным, фундаментальным текстом о социально-политических и идеологических трагедиях ХХ века, давших плоды сегодня в судьбах детей и внуков тех, кто жестоко ошибался в эру Сталина, Гитлера и Маккарти. Вполне можно сказать, что именно по мессиджу этот роман Франзена традиционен, ибо показывает бездны феминизма, социализма, капитализма, разверзшиеся в частной жизни его персонажей. И это только внешне многие герои «Безгрешности» кажутся ненормальными и неадекватными людьми, на деле – это жертвы идеологий, которые они исповедуют.
Не случайно название романа Франзена образует корень слова «пуританство» - мировоззренческой установки, питавшей, по мысли Макса Вебера, не только американский, но и в целом весь западный капитализм. Отказ от пуританства в конце 60-х годов ХХ века обозначил настоящий цивилизационный слом и обновление буржуазной системы, но как показывает Франзен на примере ГДР, стремление к тотальной рационализированной «чистоте» на моральном и культурном уровне, было одним из корней и восточноевропейского социализма, который приказал долго жить также, как и протестантстски ориентированный капитализм. На смену ему пришла этика всеобщей прозрачности и раскрытия всех и всяческих секретов, подпитанная технологическим скачком и переходом к постиндустриальному миру.
Не случайно главным героем «Безгрешности» становится медийный двойник Джулиана Ассанжа, полностью выдуманный Франзеном персонаж Андреас Вольф и его интернет-проект «Солнечный свет», призванный сделать прозрачным для информационных сетей весь мир. Именно этот Светоносец, якобы человек без греха и пятна на репутации, оказывается наиболее монструозным и сложным героем романа. Его темное прошлое не дает ему покоя, приводя к диссоциации личности, а растущая медийная популярность к мании величия и стремлению представить себя чище, чем он есть на самом деле.
Франзен отнюдь не метит в героев сегодняшнего дня – Ассанжа и Сноудена, пытаясь представить их патологическими личностями, скорее он обличает тотальное стремление людей в интернете к обелению своего имиджа, к одержимости всех о всем знать, разоблачает ненормальное стремление к пуританской чистоте, но уже на уровне образов, а не душ и тел. Изображая тупики идеологии «новых левых» и прежде всего ее наиболее успешного ребенка – феминизма, фрустрирующих личностные устремления самых разных людей и целых поколений, разрушающих браки и детонирующих в судьбах детей и внуков одержимых бунтарей, Франзен в то же время показывает, в какой неразрешимый узел связались идеологически ошибки ХХ века в эру Интернета.
И Светоносец (а по латыни – Люцифер) новой эры всеобщей прозрачности и тотальной публичности Андреас Вольф оказывается самым несчастным человеком своего времени и в то же время ее эмблемой: по Франзену приватные секреты всегда остаются таковыми и счастлив становится лишь тот, кто умеет их беречь и ценить интимное пространство другой личности, даже если на дворе – эпоха всеобщего эксгибиционизма. Потому «Безгрешность» идет в противоход основным тенденциям современной культуры и тем защищает традиционные ценности, быть может именно поэтому романы Джонатана Франзена так нравятся Захару Прилепину и всем тем, кто устал от перверсивных устремлений кибервека.