Портреты не только выходят из рамок, но и возвращаются в них, давая себя рассматривать потомкам. Сегодня мы любуемся идеальной парой в интерьере их неувядающих песен.
Это полупальто называли по-разному – кто «москвичка», кто «московка». Но оно было редкостью, когда на пластиночной балке появился пассажир именно в полупальто именно такого фасона.
В нашем городе имелись островки частного сектора, где люди живут без паспортов и среднего образования, но он вынырнул не из «землянок», а из прошлого. Прямо из шестидесятых. С тою же прической горшком, похожей на паричок, в клеше с «раструбами», под которым торчали остроносые туфли – живая карикатура на битломана тех лет. Такие типы топтались возле гастрономов с гитарами на бельевой веревке. Черные усы подковой и ястребиный взгляд делали его похожим на Ли Хейзлвуда.
Под мышкой у него был один единственный диск, не спрятанный даже в газету, не то что в дефицитный пакет. Он пришел прямо оттуда.
На обложку медленно садились мокрые снежинки.
Я сразу понял, что это за диск, и обрушил на хозяина шквал предложений, но он только мотал головой, делая страдальческий, под Ринго Старра, взгляд.
Выслушав меня, он забрал свою пластинку рывком и нырнул в толпу виниловых жучков. Испарился. Больше я его никогда не видел. Вполне вероятно, что и для остальных он тоже был невидимкой, полуденным демоном, которого идентифицировал только я.
Пластинка называлась соответственно – «Интересно, что она делает в эту ночь», – и была необходима мне как воздух, потому что следующий диск «Это только кажется, что будто всё происходит снаружи» я успел изучить от и до.
Самой эффектной вещью на нем была Abracadabra. В остальные приходилось вникать. Abracadabra напоминала караоке будущей песни The Doors, одной из самых страшных.
Дело в том, что впервые услышав L.A. Woman, я отметил безотказное воздействие первых тактов первой песни, моментально погружающих в мрачную атмосферу детектива с плывущими по экрану титрами.
Произошло это до моего знакомства с авторским творчеством Томми и Бобби.
И тут же, это я тоже запомнил, пролегла тень сомнения – не мог ли я слышать это где-то еще и чуть раньше. И в этом магическая суть тандема, чьи песни – эхо прошлого, где нас, по идее, быть не могло, а мы, тем не менее, помним и его, и себя в нем.
Вряд ли, что мог, но очень хотел на неосознанном уровне. Многие математически точные клише поп-музыки являются отражением наших абстрактных вожделений.
Выходец с того света шестидесятых явно дрожал над своим сокровищем, но и мне этот диск был необходим до дрожи, как доза вещества, если не запрещенного, то снятого с производства. Как винтажная запчасть к трофейному авто.
Как мозг для составного чудовища Франкенштейна.
Томми Бойс и Бобби Харт всегда казались где-то рядом, ускользая в последний момент. Обрастая побочными фактами и неожиданными проектами. Главным среди них, конечно, был сериал The Monkees.
Первый диск «Обезьянок» я с некоторых пор склонен рассматривать как скрытую сюиту дружеских шаржей на британские группы. Единственная акустическая баллада I Wanna Be Free явно пародирует As Tears Go By. Но и в обратном порядке обе песни смотрелись бы не менее органично. Это по поводу музыкальных deja vu – визитной карточки тандема, чьи имена так легко перепутать.
«Обезьянки и Двери» – какой симпатичный ансамбль, не правда ли. Вполне правдоподобный, кстати, симбиоз.
Дело в том, что автором «Абракадабры», чье интро перекочевало в дорсовский Changeling, является Луи Шелтон, придумавший великолепный рифф к «Последнему поезду в Кларксвилл» – первой хитовой вещи The Monkees. И он же играет в студийной версии Touch Me c Моррисоном, блистающим в амплуа эстрадного певца, хоть в Сопот посылай.
Тайное становится явным – среди неопубликованных записей великой группы Dave Clark Five оказалась и крепкая версия «Кларксивлла». Дэйв Кларк – чуткий бизнесмен, правильно понял месседж своих американских коллег, не упустив шанс обыграть своё имя.
Между тем, в сольном альбоме Томми Бойса, выпущенном под псевдонимом «Кристофер Клауд», также имеется вещь, в которой легендарные «Кларки» упомянуты в перечне выдающихся шестидесятников. Эта специфическая, несколько сумбурная работа представляет бесспорный интерес для любителей утрированной эклектики в духе Тодда Рандргрена и Кинкс периода упадка.
Но вернемся в конец шестидесятых. Песни Бойса и Харта присутствуют почти на каждом диске «Манкиз». Одно из последних вкраплений – Teardrop City, сделанная «Обезьянками» уже втроем, после ухода Питера Торка.
Возникает вопрос: а что же Бойс и Харт оставляли для себя, будучи вполне профессиональными певцами и аккомпаниаторами? Примерно две трети того, что рисковало потускнеть в исполнении «Манкиз».
It’s All Happening On The Inside – классический «потерянный» альбом. Вот только чей – Пола Ревира и его «Налетчиков», записавших (I'm Not Your) Steppin’ Stone параллельно с The Monkees? Или любой другой тогдашней группы, использовавшей услуги сессионных музыкантов?
Вездесущая «команда разрушителей», о которой теперь известно всему свету, в ту пору служила уравнителем американской поп-музыки, гарантируя качество в ущерб абстрактной «самобытности».
Однако это была всецело позитивная «уравниловка», позволявшая раскрыть сильные стороны, не компрометируя себя там, где не хватает мастерства.
Среди чужих песен в умеренно концептуальной программе Бойса и Харта выделяются ровно две, создавая впечатление, что их намного больше. Это Standing In The Shadows Of Love – неминуемый визит в сферу Мотауна, и Jumping Jack Flash, которым вскоре разбавит собственные песни Джимми Уэбб на эпохальном диске Тэлмы Хьюстон Sunshower.
Авторская Strawberry Girl в какой-то мере является или кажется парафразом Jumping Jack Flash, хотя сейчас такие тонкости не играют почти никакой роли. Каждая пьеса тандема – это как минимум пять или семь таких же, плюс дюжина цитат, и все они ничуть не хуже той, куда они втиснуты.
Почему я признался выше, что знал этот диск от и до? Потому что в него вошла вся «библиотека» коронных приемов тогдашней поп-музыки, и самые ценные из них были рассованы по затихающим финалам или между куплетом и припевом. Это был настоящий дом с привидениями или телефонная книга мертвых. Оба сравнения читаются намного банальнее, чем музыкальные ребусы Томми Бойса и Бобби Харта, но других метафор у меня нет.
Не менее интересна и «Графиня» (Дракула или нет – решайте сами) с предыдущего диска, походкой стриптизерши уводящая нас, по завету Бодлера, «куда угодно, только бы прочь из этого мира». Зевающий стон увлекаемой жертвы на седьмой секунде – одно из самых метких и пикантных попаданий в психику тогдашнего подростка.
Тот зловещий мессенджер исчез, оставив меня ни с чем на грязном снегу задворков ДК «Титан», но вскоре сведения посыпались как мощи из вскрытой гробницы.
Оказалось, что боготворимый мною Кертис Ли поет песню этой парочки. Кроме того, они причастны к написанию Under The Moon Of Love, только что воскрешенной Showaddywaddy, и даже Be My Guest для Фэтса Домино сочинил кто-то из них – я всё время путал кто.
И замечательных воскресителей рок-н-ролла The Darts также продюсирует то ли Бойс, то ли Харт.
Так завершались семидесятые. Тот тип пропал бесследно. Запомнились только рандолевые перстни на его узловатых пальцах, наверняка потускневшие в могиле.
Следы его, в темпе «Абракадабры», вели под землю. В сумерки чьих-то судеб. В потемки чужой души. Хотя своя была намного темней.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК