Русские песнотворцы были наследниками древнего славянского поэтического искусства. Его история столь же туманна как и судьбы древнерусской поэзии. Но само имя славян обязывает нас изучить происхождение песенных славлений, которые наши предки адресовали князьям. Есть вероятность, что славяне пели для самого Аттилы.
Короли и кифары варварской Европы
Классический образ гусляра-песнотворца не принадлежит исключительно Руси. Русские гусли XI-XIII веков похожи на аналогичные инструменты балтийских славян. Хроники XII века практически одновременно фиксируют наличие гусляров при дворах князей Руси и Польши уже в первой четверти XI века. Более того, слово гусли является общеславянским, то есть, скорее всего, история славянского песнотворчества восходит к середине первого тысячелетия, когда славянские народы были относительно единой языковой общностью.
Однако, в работах, посвящённых гуслям Древней Руси, авторы не заходят ранее XI века. Дело в том, что в Новгороде, где почва хорошо сохраняет дерево, и где археологи собрали самую большую коллекцию средневековых музыкальных инструментов, находок такого рода ранее XI столетия пока нет.
При этом в русских землях найдена деталь (колок) северогерманской (скандинавской) арфы на городище Любша (VIII-IX века) около Старой Ладоги. Таких находок в Европе очень мало - колок из Дании, какие-то детали арфы в Германии и самая известная арфа из Великобритании.
Последний артефакт происходит из захоронения вендельского облика в ладье VII века из Саттон-Ху . Историки считают, что это захоронение и образы с металлических предметов, найденных в нём, связаны с эпической поэмой "Беовульф". Она записана в X-XI веках, но восходит к более раннему времени, повествуя о гаутах (готах) и событиях, которые происходили в Дании до переселения из неё англо-саксов в Британию в V-VI веках. Поэма считается древнейшим сохранившимся поэтическим произведением варварской Европы.
О готских песнотворцах рассказывает их историк Иордан, писавший в середине VI века. Он дважды упоминает кифары у своих сородичей. В первом упоминании говорится, что те «воспевали в песнях с припевами и [в сопровождении] кифар деяния предков». При втором упоминании музыкантов он рассказывает, как во время осады одного города «готские жрецы, распахнув врата, вышли навстречу с кифарами и в светлых одеждах, [обращаясь] с пением молящими голосами к богам отцов, чтобы они были к ним милостивы и отогнали» врагов. То есть готские музыканты в VI веке были не только сказителями, но и языческими жрецами, образуя даже особое сословие – «праведные».
Иордану также принадлежат сведения и о содержании готских песен о "деяниях предков". Он называет персонажей эпоса: Этерпамара, Ханала, Фридигерна и Видигойю. Два последних известны историкам: это вожди конца IV века. От того же столетия до нас дошла также история Германариха и Сонильды, сохранившаяся не только у Иордана, но и в скандинавском эпосе. Иордан упоминает и восточнославянского современника Германариха - короля антов Божа (Буза). О князе Бусе, которого отождествляют с Божем, вспоминает и русское "Слово о полку Игореве".
Но если для антов археология не имеет доказательств существования песнотворчества, то для германских народов такие доказательства есть.
Во-первых, это поэтический кеннинг, зафиксированный на руническом брактеате VI века в виде метафоры "римское зерно" (= золото).
Во-вторых, у нас есть описание пира у гуннского вождя Аттилы в середине V века из записки Приска Панийского: "При наступлении вечера были зажжены факелы, и два варвара, выступив на средину против Аттилы, запели сложенные песни, в которых воспевали его победы и военные доблести; участники пира смотрели на них, и одни восхищались песнями, другие, вспоминая о войнах, ободрялись духом, иные, у которых телесная сила ослабела от времени и дух вынуждался к спокойствию, проливали слезы".
Историки предполагают, что два песнотворца Аттилы были далёкими предшественниками скальдов, также исполнявших свои песни в парах. Не случайно гуннский вождь был излюбленным персонажем скандинавского эпоса.
Вместе с тем, упомянутые песнотворцы с той же вероятностью могут оказаться не готами или гуннами, а славянами, чьё присутствие в окружении Аттилы зафиксировано благодаря Приску Панийскому в 453 году.
Можем ли мы говорить о столь раннем существовании славянского песнотворчества при отсутствии археологических данных?
Славянские песнотворцы в гостях у хана Баяна и императора Маврикия
Ещё Николай Михайлович Карамзин в доказательство древности музыки у славян приводил письменные отрывки о событиях конца VI века, которые принадлежат Феофилакту Симокатте, византийскому автору первой трети VII века. В своей «Истории», которая, как полагают, основывается на воинском журнале VI века, он рассказывает о пленении византийским императором Маврикием в 591 году около города Цурул (современный Чорлу) трёх славянских музыкантов.
«На следующий день телохранителями императора были захвачены три человека, родом славяне, не имевшие при себе ничего железного и никакого оружия: единственной их ношей были кифары, и ничего другого они не несли.
Император [принялся] расспрашивать их, какого они племени, где им выпало жить и почему они оказались в ромейских землях. Они отвечали, что по племени они славяне и живут у оконечности Западного океана...
А кифары они, мол, несут потому, что не обучены носить на теле оружие: ведь их страна не знает железа, что делает их жизнь мирной и невозмутимой; они играют на лирах, не знакомые с пением (воинских - авт.) труб...
Самодержец, [услышав] все сказанное, восхитился их племенем и, удостоив самих попавших к нему варваров гостеприимства».
Придворный историк Менандр писал, что Маврикий был "любителем муз, с наслаждением внимавший произведениям поэзии и истории". Так что он не мог упустить возможности пообщаться со славянскими песнотворцами, пришедшими из далёких земель, находившихся в 15 месяцах путешествия от византийских и аварских пределов. Возможно, впечатления от этого разговора изложены в произведении Маврикия "Стратегикон".
Причина, по которой гусляры совершили столь далёкий переход, заключалась в требованиях аварского кагана к славянам быть его союзниками. Посольство песнотворцев, направленное старейшинами племени, было ответным - в целях отказать хану Баяну в военном союзе. Это решение заставило аварского правителя задержать послов, но те хитростью смогли покинуть ставку хана и направились к императору.
Из этого сообщения можно сделать сразу несколько очень важных выводов.
Во-первых, речь идёт о балтийских славянах, которые называли себя славянами, то есть словенами.
Во-вторых, жили эти словене где-то в контактной зоне с балтскими и финно-угорскими племенами, так как байка об отсутствии железа и оружия многократно повторяется историками и географами по отношению к народам севера, которые обменивали мех на металл. Об этом пишет ещё Тацит относительно эстиев в Прибалтике в начале нашей эры. А в "Повести временных лет" о таком обмене с народом югра говорится в ладожской легенде начала XII века. Арабский путешественник ал-Гарнати, который в середине XII века совершил поездку по Волге на Русь, также рассказывает об обмене оружия на югорский мех, уточняя, что "у жителей Йуры нет войны".
В-третьих, словенские песнотворцы выступали в качестве послов, как это было принято в Древней Руси и у соседних кочевников.
И не случайно в самой первой же записанной русской былине - «Сказании о киевских богатырях» XVII века - имеется мотив о приглашении русских «калик перехожих» к византийскому императору: "Позвали калик тех ко царю, и царь учал их спрашивати: „Скажите вы, калики перехожие, котораго вы есть города?».
Тут нужно напомнить, что "калики" в средние века были не только путешественниками, но и исполнителями особых "духовных стихов", песнотворцами.
Можно предположить, что далёким племенем, к которому предъявил требования о воинском союзе хан Баян, были предки ильменских словен, а вся эта история имеет прямое отношение к зарождению древнерусского песнотворчества.
Аварское искусство, славянские драконы и песнотворцы
Возможно, в нашем распоряжении есть и археологические свидетельства того, что славяне VI-VII веков знали гусли и песнотворчество. В так называемом Велестинском кладе имеются две бронзовых фигурки на которых изображены крыловидные славянские гусли.
Одна фигурка изображает лежащего косматого зверя (льва), держащего в передних лапах гусли в позиции, характерной для инструмента с игровым окном. На второй фигурке обнажённая женщина держит гусли, к которым тянется новорожденный младенец, сидящий на ноге матери. На самих гуслях изображена птица, скорее всего, соловей.
Велестинские гусли имеют 7 струн, что совпадает с упоминанием славянских "кифар", семиструнных инструментов, у Феофилакта Симокатты. Изображение птицы напрямую связывает велестинские инструменты с древнерусскими гуслями "Славиша" и песнотворцем-соловьём Бояном из XI века.
Как полагают исследователи, Велестинские фигурки изображают различные мотивы славянской мифологии, и относятся к произведениям ремесленников славян (велегезитов), связанных с кочевниками (болгарами или аварами). Правда, подлинность фигурок пока до конца не подтверждена. Но если клад не является подделкой, то его ранние фигурки можно отнести к той же эпохе, что и арфу из Саттон-Ху (первая половина VII века).
Ещё один артефакт, созданный аварским ремесленником (вероятно, пленным), обнаружен в Прибалтике, откуда, предположительно, могли прибыть славянские послы-песнотворцы к аварскому хану Баяну. Это кольцо VIII века из Штробьенен, на котором изображена победа пруссов над аварами. Вместе с воинами в иллюстрируемой битве участвовали и фантастические существа, в частности, змееподобные драконы.
Поклонение дракону имело место и в словенских землях. Легенда рассказывает о Волхове, который превращался в "зверя-змияку" или "крокодила" и плавал в реке, а также в Ильмень-озере к своей "волховской коровнице". Словене обожествляли Волхова, его культ археологически зафиксирован на Перыни под Новгородом уже в IX веке.
О культе Волхова (Волха), вероятно, говорит первое упоминание славянских музыкантов в арабских источниках IX века. В «Книге о животных» («Китаб ал-Хайаван»), написанной в Багдаде не позднее 847 года, ал-Джахиз сообщает, что рабы из числа славян (сакалиба) хорошо владеют струнными инструментами. Эти славяне уверяли Ал-Джахиза, что в их стране змеи забираются на коров и сосут их молоко, отчего те слабеют или даже околевают.
Этот мотив довольно популярен в славянских поверьях и сказаниях, но нам он интересен в связи с культом словенского Волхова и его "волховской коровницей", доившей, судя по прозвищу, для него коров. Сведения, полученные от музыкантов-сакалиба, говорят о связи славянского песнотворчества с языческим культом. Не случайно же Боян назван в "Слове о полку Игореве" внуком языческого бога Велеса.
Славления от вещих песнотворцев были магическими актами, которые сопровождали правления князей от воцарения до смерти.
Славления князей: триумф и тризна
Аварское изобразительное наследство видится археологам и в раннем моравском искусстве VIII века, которое может иллюстрировать славянскую поэзию и, в частности, символы власти в виде птицы (сокола), обладание которой говорит о легитимности власти у западных славян. Одно такое изображение найдено в могиле вместе с бубенчиками, характеризующими погребённого человека как музыканта.
На кольце из Штробьенен изображён всадник с кубком, возможно, местное божество или жрец, торжествующий победу, в которой пруссам помогал мифический змей. Подобные сцены воинского торжества изображены на сосудах из аварского клада VIII века в местечке Сент-Миклош. Среди мифологических персонажей есть всадники с поднятыми в руках коронами. Схожая корона имеется и на голове главного персонажа Велестинской коллекции (главного бога или князя).
В предыдущем очерке на канале мы описали такую функцию песнотворцев, как прославление князей, во время их "коронации". По изображениям торжеств и гуслей аварского периода можно отнести существование данного обычая уже к VII-VIII векам.
Это подтверждают и письменные источники. О выборах князей у славян говорит арабский автор середины X века Масуди, рассказывая о древнем царе Маджаке из племени волынян. Некоторые историки полагают, что этот могущественный вождь тождественен славянскому "риксу" (королю) Мусокию, упомянутому Феофилактом Симокаттой в Нижнем Подунавье под 593 год. Его имя можно восстановить как Мешек.
О коронации "светлых князей" у соседей волынян хорватов рассказывает другой арабский автор - Ибн Русте - в начале X века, относя эти сведения к государству славян периода Русского каганата (830-е - 840-е года). Он же говорит и о музыкальных инструментах славян: «Есть у них разного рода лютни, гусли и свирели. Их свирели длиной в два локтя, лютня же их восьмиструнная». Скорее всего речь идёт не о смычковых лютнях, а о щипковых гуслях, хотя, не исключено, что описывается предшественник домры, неизвестный по другим источникам.
Гардизи (XI век) к этому описанию добавляет интересные штрихи, упоминая, что славяне веселятся на похоронах: «И на струнных инструментах они играют при сжигании мертвого и говорят: «Мы веселимся, ибо милость божия сошла на него». Эти слова схожи с обычаями и представлениями русов, которые описал для похорон вождя русов на Волге арабский посол Ибн-Фадлан в 922 году.
О том, что песни сопровождали поминальные торжества именно славянских князей говорит рассказ Феофилакта Симокатты о похоронах брата князя Мусокия в 593 году. В разгар описываемого поминального пира у славян прозвучала германоязычная "гепидская песня", указавшая врагам на то, что все воины князя были достаточно пьяны. Это, кроме обычности пения для князей и воинов, говорит о знакомстве восточнославянских князей с культурой германского песнотворчества, с которого мы начали этот очерк.
Впервые упоминание о воинской славе у славян и антов мы встречаем в труде византийского историка Прокопия Кесарийского. Относится оно к 30-м годам VI века и касается известного воина Хильбудия, который благодаря славе о военных подвигах из боевого раба превратился в антского военачальника и федерата Византии.
Возможно, славянское песнотворчество появилось в истории ещё раньше - одновременно со славянами в войске Аттилы.
Скифские нравы окружения Аттилы
Готы вели происхождение своей поэзии от бога Одина, правившего, согласно «Эддам», в Великой Швеции (или Скифии), находившейся где-то в Северном Причерноморье. Название богов-асов (или ансов у Иордана), к которым принадлежал Один, часто сравнивают с именем ясов, которое носили предки алан (осетин). Имя это известно ещё в китайских хрониках III века.
Возможно, готы позаимствовали своё поэтическое искусство у ираноязычных народов Южной России.
У нас имеется изображение музыканта с подобием арфы на скифском религиозном празднике, найденное в Сахновке на Украине. Ещё более интересное изображение музыкального инструмента первых веков нашей эры происходит из Кушанского царства (на территории Пакистана). Этот инструмент очень сильно напоминает славянские крыловидные гусли.
Готский стих IX-X вв. из Крыма, который открыл Виноградов в Мангупе, очень сильно похож на те формы, которые использовались и в Древней Руси.
Вполне может быть, что анты (восточные славяне), жившие рядом с готами в III-V веках, имели тот же источник происхождения поэзии, что и сами готы - скифско-аланское песнотворчество.
Иордан в VI веке, рассказывая о битве готов с князем антов Божем (Бузом), называет реку, где всё это происходило, именем Эрак ("Широкая"). Это не готское и не славянское, а аланское название. Сам Иордан также был по происхождению наполовину аланом.
Так что "песни готских дев " о князе Бусе изначально могли быть на аланском языке.
Приверженцем всего "скифского" был и гуннский вождь Аттила. Его предки завоевали Аланию как раз в период войн готов и антов, подчинение которых последовало вслед за аланами. Покорённые народы оказались в войске Аттилы. Славянское присутствие мы можем фиксировать по славянским словам, записанным Приском Панийским.
Женщины в селении жены полководца Аттилы угощали римских послов "квасом" (кислый ячменный напиток "камос"), во время пира вождя присутствующие пили "мёд" ("медос"). А похороны Аттилы римский посланник называет славянским словом "страва" («погребальные поминки, пир по смерти»).
«После того как был он оплакан такими стенаниями, они справляют на его кургане «страву» (так называют это они сами), сопровождая ее громадным пиршеством. Сочетая противоположные [чувства], выражают они похоронную скорбь, смешанную с ликованием».
Таким образом, на тризне Аттилы могли звучать славянские песни и славянские гусли. А придворный этикет кочевой империи мог быть вскоре заимствован славянскими вождями, вышедшими в конце V века (например, Анагаст) на арену истории после крушения гуннской державы. Как и Аттила, князья славян стали держать при себе песнотворцев в качестве предсказателей, поэтов и дипломатов.
Наличие у восточных славян песен о князе Бусе, готах, хинове (гуннах), сказания о Кие говорит о том, что русские песнотворцы бережно хранили традиции древнего славянского искусства славлений.
О том, что это за наследие, мы расскажем на нашем канале. Если вам интересна реальная история, подписывайтесь на наш канал.