Читать роман сначала - здесь
Глава 31
На город надвигалась гроза. Я гнал «Волгу» по направлению к «Мангусту», внимательно изучая через зеркало заднего вида весь следовавший за мной транспорт.
Менты, казалось, прочесывали город не только вдоль и поперек, но и по диагонали. Меня, правда, не останавливали.
Возле кафе «Мангуст» два невысоких загорелых бритоголовых качка, услышав от меня анкетные данные, коротко бросили:
– Следуй за нами.
Один, который был на полголовы выше другого, пошел впереди меня; другой галантно пропустил меня вперед. Уловив краем глаза, как еще один качок направился к «Волге», чтобы обыскать ее, я забеспокоился: под одним из сидений был спрятан сотовый.
Мы сразу же поднялись на второй этаж.
В крошечной каморке, кроме углового дивана и столика, больше ничего не было: стены без обоев, окно с решеткой. Посреди столика красовалась пепельница в виде морской раковины с кучей окурков.
– Оружие, наркоту, баллончики, средства связи – на стол, – бесцеремонно заявил один из качков, едва дверь за нами закрылась.
– Я стерилен, как нераспечатанный шприц.
– Раздевайся догола, мы посмотрим, – подключился к разговору другой качок.
– И в задницу заглянете? – целомудренно поинтересовался я. – Я могу зажечься!
– Зажжешься – погасим!
– Уверен, что вам приказано меня не трогать, – полез я на рожон.
– А вдруг ты на нас кинулся с «ТТ», и нам пришлось защищаться?
Раздевшись, я понял: поверхностным осмотром они не ограничатся. Качки приступили к делу с таким пристрастием, что я усомнился в традиционности их ориентации.
Окончив осмотр, высокий качок буркнул:
– Одевайся и следуй за нами.
Мы проследовали к металлической двери, на которой красовалась надпись «Посторонним вход воспрещен». За дверью оказался просторный гараж, набитый под завязку иномарками, в самую престижную из которых – вишневый «Ситроен» с тонированными стеклами – меня и втолкнули. Один из качков набросил мне на голову мешок, как я Ромке недавно, и приказал пригнуться.
Ехали мы, как ни странно, не больше четверти часа.
– Быстро выходим, – скомандовали хором качки и, подхватив меня под мышки, повели на допрос к Глебу.
Несколько метров, которые мы пересекли пешком в считанные секунды, окончательно убедили меня, что для «радаров» Афанасьича я безнадежно потерян.
Мы куда-то нырнули и поднялись на второй этаж. Мешок с меня сорвали.
За обшарпанной дверью я увидел выгоревшие обои прихожей.
Глеб сидел на табурете в центре квадратной комнаты. Его бурая плешь блестела в лучах закатного солнца. Он пялился в черно-белый телевизор «Весна», стоявший прямо на облупленном полу... Интерьер комнаты дополняли два стула, готовых рассыпаться от первого же прикосновения, и старый двуспальный диван.
– Извини, что вынужден принимать тебя в этой халупе, смертничек, – поднялся мне навстречу Глеб, снимая темные очки и протягивая руку. – Но, понимаешь, конспирация...
Меня поразили его глаза: от синяков под ними не осталось и следа. Руки ему я, разумеется, не подал.
– Я не обидчивый. – Усевшись снова на табурет, Глеб закурил. – Потому как победитель. Должен быть великодушен. Кстати, тебя не удивляет, что я твою обожженную рожу воспринимаю спокойно?
– Где Лора и Ромка? – вложив в слова всю свирепость, на которую был способен, прошипел я.
– Ты стихи любишь, смертничек? – любуясь выпущенной струей дыма, мечтательно произнес Глеб и, закрыв глаза, вдруг начал декламировать: – Идут белые снеги, как по нитке скользя... Жить и жить бы на свете, да, наверно, нельзя... Кто написал, знаешь, смертничек?
– Где Ромка?
– ...Я не верую в чудо. Я не снег, не звезда, и я больше не буду никогда, никогда...
– Кажется, кто-то из шестидесятников, – предположил я.
– Точно, Евтушенко, – по-детски обрадовался Глеб. – Тогда ты должен понять меня, смертничек. Чувствуя поэзию, ты чувствуешь женщину, ее перемены настроения, тайные желания, мысли...
– Черт, что ты несешь? – Я обернулся на качков, застывших у двери, как бы прося у них объяснения тому, что происходит с Глебом. – Кто-нибудь может мне объяснить, зачем меня сюда...
– У меня для тебя сюрприз, смертничек, – сквозь зубы, держа во рту сигарету, произнес Глеб. Только теперь я различил небольшую спортивную сумку в углу комнаты. – Как тебе это?
Я почувствовал, как в сердце мне вонзается игла и начинает понемногу отсасывать кровь: из сумки вынырнул голубой парик. Держа его на весу, Глеб достал из кармана расческу и, как заправский цирюльник, начал приводить его в порядок.
– Хочешь примерить? – Он резко протянул парик мне. Шарахнувшись от него, как черт от ладана, я оказался на полу. – Ну и дурак, смертничек. Ты ведь еще не знаешь, что я – твой коллега... Недипломированный, правда...
С этими словами он водрузил парик на свою лысину и, томно закусив нижнюю губу, взглянул на меня.
– Когда ты, смертничек, без сознания, у тебя верхняя губешка оттопыривается... Так прикольно!
Смотреть на него без омерзения я не мог. Представив, что это чучело осматривало меня в палате реанимации, я с трудом подавил в себе рвотный рефлекс.
– Я ушел из мединститута после четвертого курса, – словно прочитав мои мысли, буркнул Глеб. – Загремел в Афган. Так что... Если вдруг усомнишься в моих способностях отрезать яйцо Ромке или ухо этой твоей...
– Где они?! – проревел я.
– Ну, завел шарманку! Мы еще о женщинах не поговорили... Ты любил когда-нибудь, смертничек? Так, что жизнь готов был отдать: чтобы ради минут, проведенных наедине, готов был рыть носом землю. Отвечай, любил?
– Любил, – честно признался я. – Только это в другой жизни было. Обгадили мою любовь, втоптали в дерьмо...
– Тогда ты должен меня понять. – Не обращая внимания на мои последние слова, он достал из-за пазухи фотографию, на которой белокурая Карен (или Наташка?) обнимала за шею Глеба. – Ее я люблю всю свою никчемную жизнь. Как увидел впервые двенадцать лет назад, так и спекся. Никого, кроме Карины, мне не надо, слышишь?
– Карины? – переспросил я.
– Это ее настоящее имя, – пояснил он. – Карен она себя в честь героини Ким Бессингер назвала.
– Кто же мешает тебе любить ее? – спросил я.
– Сейчас, когда ты убил и закопал Наталью, уже никто, – развел он руками, поднявшись с табурета. – Но Карине сейчас не до этого, она ведь занята похоронами своей единственной любимой сестры, смертничек.
– Я никого не убивал и не закапывал... – начал я оправдываться.
– Как это? Ай-яй-яй! – покачал головой Глеб. – А наркоту в вену ей кто вколол? На шприце твои отпечатки, смертничек! Наркоту у тебя под ванной менты обнаружили, – ворковал он, прохаживаясь взад-вперед по комнате. – Ты убил сестру Карины! Родную! Никто не сомневается в этом! Они двойняшки, похожие друг на друга, как... сигареты из одной пачки.
– Как же ты различал их? По волосам?
– Видишь ли: Карен любила Наташу не только как сестра сестру, но и как мужчина женщину. Ясно тебе? Они были очень разные по характеру. Очень!
– Лесбиянка? – вцепившись в подлокотники, чтобы не свалиться в обморок, промямлил я. – Это ты ее убил, сволочь!
– Кто тебе поверит? Улики – упрямая вещь! – Глеб кашлянул, почесал затылок сквозь парик. – Наталья Карине взаимностью не отвечала. Но позволяла себя иногда... ласкать. Ну, ты понимаешь... Когда ты познакомился с Натальей, Карина это сразу почувствовала. Возник треугольник...
Он вернулся в кресло, снял парик и положил его в сумку.
– С одной стороны, смертничек, я должен вроде как благодарить тебя. Ты убрал соперника... верней, соперницу. Но при ее любви к сестре прикинь, как она ненавидит тебя! Не успокоится, пока на кусочки не искромсает!
– Она уже оправилась от травмы?
– Да, не скрою, удивил ты нас... Карине сломать ребра... – Не помню, чтобы кому-то это удавалось.
– Может, хватит... фазенду мести? – Потеряв терпение, я резко поднялся. Качки мгновенно выросли по обе стороны от меня. Мне пришлось поднять руки вверх, чтобы предотвратить ненужную возню в квартире.
– Экий ты нетерпеливый! – дернул шеей Глеб. – Всему свой черед, не гони упряжку. Так вот, Наташкиных хахалей Карина отбривала в шесть секунд. Одного даже инвалидом сделала. Тебя, думаю, ждала та же участь, несмотря на все Наташкины протесты. Но тут ты проболтался про кирпичик...
– С этого все и началось? Ведь так?
– Сползали мы туда, не поленились, – кивнув, продолжал он. – За кирпичом оказался полный расклад на одного еврея-депутата и в придачу – двадцать тысяч баксов.
– Зарплата киллера? – догадался я.
– Как оказалось, лишь аванс. Мы с Кариной прикинули с разных сторон и решили это дело обтяпать. – Он достал очередную сигарету и, поймав мой голодный взгляд (Афанасьич даже курево не разрешил с собой брать), протянул ее мне. – Кури. Мы, конечно, рисковали, а ей не терпелось с тобой поквитаться.
– Вы меня подставить решили. Только как вы догадались, что я Базиля терпеть не мог?
– Кхе-кхе, – кашлянул Глеб. – Если бы я сейчас одел белый халат с колпаком, ты бы меня, наверное, вспомнил. Я перевязывал тебя после разборки на стройке. Медбратом пришлось поработать в поликлинике. Ты только одно бубнил: «Убью! Повешу! Жидовское отродье!»
Я обхватил голову руками.
– Не расстраивайся. Слушай дальше, смертничек. Все мы обставили как в лучших домах: Наташку упрятали, чтобы не сболтнула лишнего. Для тебя состряпали легенду о ее специализации...
– Так это Карина ко мне в клинику забегала, показывала билеты на поезд...
– Она, родимая! Ты ведь и не просек? Ей лишь волосы перекрасить и – вылитая Наталья!
– Где ты Наталью столько времени держал? – гневно спросил я, едва не оторвав подлокотник и не запустив им в Глеба.
– В надежном месте. Там сейчас, кстати, Ромка с этой... анекдоты травят.
– Сволочи! Суки!
– Возможно. Где их взять, правильных-то? Ладно, это лирика... Я решил двух зайцев убить, сечешь? Разумеется, для Карины убийца Наташки – ты. Якобы ты приревновал ее к Базилю и пришил обоих. Гениально, не правда ли? Единственная закавыка – Карина... Она могла догадаться, что Наталью убил кто-то другой. Но ты сам здорово упростил мою задачу, сломав ей ребра. Я спокойно обставил место преступления, разложил по местам улики. И подстроил так, что соседка по даче вызвала ментов. Те сориентировались быстро. Там любой клинический идиот сориентировался бы!
Но ты нам преподнес сюрприз. Когда оставалось тебя упаковать и сдать ментам, ты, блохоед гребаный, сломал ребра моей девочке и испарился. Слава богу, Каринка додумалась тебе впендюрить под каблук маяк.
– Зачем она это сделала, если ментам меня собирались сдать?
– Женская логика, смертничек... Сам знаешь. Мы всю братву на уши подняли, думали: пора сухари сушить да на дно ложиться. А тут с чердачка кусок черепушки-то и вылетел.
– Башка раздробленная... киллера?
– Вот-вот... Вскоре и ты собственной персоной к казино подрулил. Если бы не Базиль... Опять ты хвостом вильнул и был таков.
– А Карину в больницу отправили? – полюбопытствовал я.
– Не в вашу, разумеется, – с издевкой ответил Глеб. – Когда она до тебя доберется, смертничек, тебе не позавидует самый завшивленный бомж России! Уж поверь! Не тешь себя иллюзией, что ребра ей сломал. Это чистая случайность! Я-то знаю, где и на ком она отрабатывала удары. Тебя ждет мучительная смерть.
– Какая, например?
– Быть заживо похороненным. К примеру, проснешься в заколоченном гробу под двухметровым слоем земли. Как тебе перспективка?
– Уж лучше бы я ее убил...
– Тогда бы я тебе яйца отстриг без наркоза, – спокойно заметил Глеб. – Можешь не сомневаться. Однако продолжим. Когда братва ринулась к тебе, а возле казино, если помнишь, образовалась толпа, я уже был на чердаке, забрызганном мозгами моего друга Шпалера.
– Ты свистнул оттуда ноутбук?
– Верно. Компьютер работал. Хотя дискеты не было, оставался файл «Базиль». Эксклюзивная информация, между прочим. За минуту до того, как ты с каким-то бугаем влез на чердак, я через другой люк покинул его.
– То-то мне показалось, что пахнет незнакомыми сигаретами. – С досады я стукнул кулаком по колену.
– Я ведь, можно сказать, врач, меня видом развороченного черепа не испугаешь.
– И решил убрать Базиля собственноручно?
– Вижу, не врубился ты пока, фраерок... Я вообще-то не должен тебе ничего растолковывать. Цель моя достигнута: Базиль убит, Наталья тоже, все думают на тебя...
– Зачем же тогда на даче Базиля по мне огонь открыли, если собрались ментам сдавать?
– Я знал, что у тебя куриные мозги... Но не надо так откровенно
это демонстрировать! Тогда ведь Базиль был еще жив, а я рвал и метал, что сорвалось его убийство... Стройная схема рассыпалась, бля, из-за какого-то сраного докторишки. К тому же я не знал, что Карен тебе маяк воткнула. Она еще в отрубе тогда была. Лишь потом сказала.
– И тогда ты понял, что я от вас никуда не денусь. Вы вышли на квартиру Лоры, подождали, пока она уйдет в магазин...
– Верно. Не круглосуточно же вам трахаться! Жрать-то захочется! Словом, взяли тебя под белы рученьки и доставили куды следоват! Только ты, смертничек, и от ментов сбежал... Да еще перднул газом так, что всему городу вонько стало!
– Все-то ты знаешь...
– Работа такая... А теперь, когда я ментам подкину идейку про твою, блохоед, обгоревшую рожу, они до тебя доберутся быстро, можешь не сомневаться...
– За чем же дело стало?
– Ты проявил самостоятельность, которую я не планировал. И сейчас грех с нее сливки не снять.
– Это как? – оторопел я.
– Не дави на газ, фраерок. Всему свой час! Базиль к тому времени никому не доверял, – продолжал неспешно Глеб, – нигде подолгу не засиживался. А заказ надо выполнять! Иначе вторую половину гонорара не получить! Вот и решил я своих подельников всех в расход пустить. Двух зайцев убил: и делиться теперь не надо, и к Базилю в доверие въехал без мыла! Он поверил, состыковалось все у него в башке, наложилось одно на другое. Пригласил меня с ним отобедать. Поехали мы в «Мангуст». Прикинь, смертничек: когда все было на мази, вдруг ты появляешься. Еще одна горошина, которая на тот свет отправляет, у меня была, так ведь ты к еде не притронулся, помет сучий! Пришлось мертвым прикинуться, чтобы ты забыл про мое существование.
– Взял бы да пристрелил!
– Сперва хотел, честно признаюсь... Потом подумал, что без тебя меня никто на киллера не выведет. Никто не знал, откуда у тебя появилась информация про кирпичик...
– Тут все ясно, – оборвал я его. – А «Лексус» зачем грохнули?
– Ты не на тараканьих бегах, не сучи лапками! – Он снова закурил, прошел к окну и уселся на подоконник. – В реанимации я тебя навещал. Твоя прошмондовка, правда, ничего не дала с тобой совершить. Чем-то, видимо, ей мой парик не понравился. А то бы воткнул тебе скополамин, ты бы мне все и выложил «под кайфом»...
– Ты Ивана тоже навещал, – хрипло произнес я.
– Это которого вместо тебя мы поначалу взяли? Верно, навещал.
– Труповоз, вот ты кто!
Глеб неожиданно упал на колени и, заломив руки, взревел по-кабаньи:
– Господи, дай мне терпения не пришить эту мандавошку раньше времени! Дай закончить свой рассказ, господи!
– Ты не в театре. До Мейерхольда тебе триста верст и все лесом. Давай, продолжай.
– А что продолжать? – мгновенно остыл Глеб, продолжая стоять на коленях. – Я ведь понял, кому ты звонил из ординаторской во время дежурства Васенца. Кроме тебя, киллера в лицо никто не знал! Все состыковалось у меня к тому времени. Одного не могу понять до сих пор: как ты информацию из киллера выудил? Ну, про кирпичик...
– Из какого киллера?
– Здрасьте, я ваш тесть! – поднимаясь, развел он руками. – Архипов – кто, по-твоему? Слесарь ЖЭКа? Не мети пургу, помазанник! Или ты думаешь, что киллеры – не люди, а болезни их стороной обходят?
– На хрена ему тогда тайник на набережной? – сопротивлялся я больше для порядка, чувствуя правоту его слов. – Киллер получает заказ или по телефону, или электронной почтой...
– Плохо читаешь анамнез[1], дохтур! Его схватило так, что он едва спрятать дискету с баксами успел, – тоном учителя, разжевывающего двоечнику элементарные вещи, твердил Глеб. – «Скорая» его доставила с берега между прочим! Он корчился там.
– Можешь дальше не продолжать. – Я потянулся к его пачке за второй сигаретой. – А кто заказчик? Кто заказал Базиля?
– Это разборки высших эшелонов, нас они не касаются, – отрезал Глеб. – Он глубоко вздохнул и выдохнул. – Уф-ф! Кажись, все! Я намеренно не стану касаться твоих издевательств над коллегой Труновым. Скажу лишь: благодаря тебе, он сейчас находится с обширным инфарктом в реанимации...
– Что ты сказал? – Я кинулся к нему, пытаясь схватить его за грудки, но схватил лишь воздух. Он молниеносным движением скрестил мои руки, крутанул их так, что через секунду я валялся в углу комнаты, а ромбики на обоях плыли перед моими глазами подобно аквариумным рыбкам.
– Сейчас я предельно кратко изложу информацию, – отчеканил он, потирая руки. – Если хочешь получить заложников целыми и невредимыми, то ступай в больницу. Обязанности заведующего сейчас исполняет Шмуратко. Ключи от кабинета наркотиков у него.
– Какого кабинета?
– Пока ты тут в партизан играл, у вас в хирургии открыли новый кабинет, где хранится наркота всей больницы. Разумеется, под сигнализацией, я проверял. По непроверенным данным вчера прибыл контейнер. Сегодня его развозят по больницам. В вашем кабинете завтра будет не меньше сорока упаковок омнопона и столько же промедола.
– Тебя кто-то ломом в темя шваркнул?
– Ломом шваркнут Ромку, если наркота... послезавтра не будет у меня! В твоем распоряжении «Газель» под номером восемьсот пять. Завтра с утра она будет стоять около приемного покоя. Водитель твое обгоревшее рыло знает. И запомни: он не при делах, от него ты ничего не добьешься. Если не хочешь через пару дней получить на завтрак Ромкины яйца с ушами этой, как ее... не теряй даром времени. Мой тебе совет.
– А теперь послушай меня, живчик. Ключи от кабинета у дежурных медсестер. Все они – на учете в милиции.
– Меня это абсолютно не колышет, блохоед. Ты слышал мои условия? Повторять второй раз не буду!
Зажмурившись, я сидел на диване и пытался придумать хоть какой-нибудь план. Мысли толпились в голове: Гоша Шмуратко – свой в доску парень, и если объяснить ему ситуацию, то вдвоем мы наверняка уломали бы медсестру... Но дальше что? Нары и жирный крест на профессии?
– У тебя есть двое суток, – стоя надо мной, отчеканил Глеб. – Потом начнешь получать посылки... Понял мысль?
[1] Анамнез – это сведения об условиях жизни больного и истории его болезни, сообщенные больным или знающим его людям.
Понравилось? Ставьте "лайк", приглашайте друзей, подписывайтесь на канал. Кто хочет читать продолжение, пожалуйста, сюда