Любовь обрушилась на меня в 26 лет. Думаю, примерно также на динозавров обрушился метеорит. Еще мгновение назад ты спокойно пасся с приятелями на равнине, а в следующий миг уже лежишь под раскаленными обломками небесного тела. Влюбился я в Солнышко. К тому времени мы были знакомы уже около года. Наши отношения были исключительно приятельскими, и я не рассматривал ее в качестве потенциальной любовницы. Мы разговаривали ни о чем, когда я вдруг понял, что люблю ее так, как никогда никого не любил. Тогда то мне и пригодились навыки науки очарования, так как я был далеко не мужчиной ее мечты. Плюс я был знаком с ее мужем, правда, друзьями мы с ним не были. Плюс у нас было много общих друзей. Плюс, я не мог толком объяснить, чего я от нее хочу, так как сам до конца не понимал этого. Плюс, она интуитивно боялась той пропасти, куда я ее толкал. Добивался я слияния в единое целое на самом глубинном уровне бытия, которое значительно позже описал в «В эротическом потоке».
Моей она стала только через шесть месяцев.
Наши отношения легли в основу повести «Про любовь». Пересказывать ее нет смысла. Скажу лишь, что я тогда уже не боялся рисковать собой, и решительно нырнул в любовь, стараясь как можно глубже погрузиться в это бездонное чувство. Солнышко я потащил за собой.
Вскоре слишком сильная, чтобы сохранился рассудок, страсть снесла нам крыши. Я сходил с ума по каждому пустяку, ревновал на ровном месте, запрещал ей куда-либо ходить. Однажды закатил истерику за то, что она отправилась с подругами в ресторан – видите ли, она предпочла их общество моему. Солнышко вела себя не лучше, так что мы были гармоничной парой.
До встречи с Солнцем я еще пытался строить из себя мужчину с его направляющей и руководящей ролью в отношениях. С ней же это не проходило, так как, во-первых, она по своей природе была властной женщиной, а во-вторых, тотальная близость требует тотальной честности, как минимум, по отношению к себе. Заглянув в себя, я обнаружил там образцово-показательного подкаблучника. Мне нравилось делать то, что она хочет; нравилась готовить к ее приходу обед, подавать тапочки, целовать ее ножки и туфли. В основе моего такого поведения лежало обожание без малейшей примеси унижения.
В постели мы отпускали вожжи, и наши тела неслись к блаженству в неуправляемом режиме.
Солнце доставало, что она сама, словно девушка по вызову, (это ее слова), ходит к любовнику. Также ее бесили любопытные взгляды бабья, чуть ли не круглосуточно торочащего на скамейке возле подъезда. Эти, как погонщики верблюдов, что видели, о том и пели, и когда, проходя мимо, она чувствовала спиной их сверлящие взгляды, у нее появлялось желание взорвать их вместе со скамейкой. Но главной и постоянной ее головной болью была необходимость разрываться между мужем и семьей с одной стороны, и мной - с другой. Уйти от мужа она не была готова. Как это обычно бывает, муж был не только двуногим биологическим объектом, принадлежащим к виду одомашненных приматов. Он был еще и определенным образом жизни, окружением, некой координатной системой, вмещающей в себя пусть небольшой и не очень счастливый, но ее мир. К тому же она боялась, что дети не смогут ее простить, а потеря детей была для нее самым страшным проклятием.
Да и я никогда не был тем человеком, с кем стоит связывать жизнь. Больше всего ей не нравилось то спокойствие, с каким я сидел на маминой шее.
- Что я вообще здесь делаю? У меня семья, муж, дети... Я всем рискую. Что, если он узнает? Что я буду делать с детьми на улице? – спросила она однажды.
- Зачем на улице?
- А куда мне идти? К тебе что ли? Как ты собираешься содержать семью?
- Ты забыла, у меня нет семьи.
- Сколько ты ко мне приставал с замужеством?
- Извини, я больше не буду.
Она испепелила меня взглядом.
- И потом, мне все надоело. Целыми днями только твой диван. Мы никуда не ходим, никого не видим.
- А у кого здесь вездесущий муж?
- А когда ты мне в последний раз дарил подарки?
- Пару недель назад.
- Пару месяцев не хотел?
- У тебя со мной день за три?
- Ты меня не любишь.
- Ты знаешь, что люблю.
- Нет, не любишь!
- Хорошо. Чего ты хочешь?
- Чтобы ты работал, как все нормальные люди.
- Я не хочу работать, как все нормальные люди.
- Тогда живи один.
- Я и живу один.
- Хорошо, не хочешь работать – твое дело. Мне в принципе все равно, где ты будешь брать деньги, но без денег ты больше меня не увидишь. А то нашел себе дурочку. Сама приходит, ублажает, уходит, а он лежит себе на диване…
- Сколько ты хочешь?
- Хотя бы тысячу.
- Тысячу, так тысячу.
- Каждый месяц.
- Хорошо.
- Что хорошо?
- Тысячу каждый месяц.
- Ты меня не любишь.
- Не успели договориться, и уже забастовка. Требуем повышения заработной платы?
- Если бы ты меня любил, ты бы дарил мне подарки каждую неделю.
- Хорошо, давай каждую неделю.
- Тысячу в неделю?
- Двести пятьдесят в неделю. Мы же договорились.
- Ты меня любишь всего на двести пятьдесят в неделю?
- Я люблю тебя бесконечной бескорыстной любовью.
- Меня такая любовь не устраивает.
- Тогда, как договорились.
Потеряв последнюю надежду превратить меня в нормального человека, она положила на стол ключи.
- Ты не мужик, - сказала она.
Наш развод длился несколько месяцев. Потом я «случайно» встретил ее на автобусной остановке, когда она возвращалась с работы домой.
- Давай выпьем кофе, – пригласил я.
- Зачем?
- А зачем кофе пьют?
- Я не об этом. Я уже почти успокоилась, у меня все наладилось дома. Зачем? Что ты можешь мне предложить? – ее голос заметно дрожал. Ей приходилось сдерживаться, чтобы не заплакать.
- Пойдем.
Я взял ее за руку и повел к себе, как ребенка.
Мы пили кофе, разговаривали о какой-то ерунде. Когда я понял, что она готова, впился в ее рот поцелуем...
- Я тебя ненавижу, - сказала она.
- У тебя был кто? – строго спросила она перед тем, как отдаться.
- Нет. А у тебя?
- Конечно нет…
Это расставание стало для меня освобождением практически от всех примесей любви. Я перестал быть привязанным. Я чувствовал, что больше ей не владею, что отпустил ее на свободу. Я перестал ревновать, перестал что-то требовать. Это нисколько не помешало моей любви, наоборот, позволило свободно изливать свои чувства, не отравляя их всякой ерундой.
Первое время Солнышко нервничала и даже думала, что я ее разлюбил, но вскоре приняла мою свободную от зависимости любовь, как очередную причуду.
Расстались мы вскоре после того, как у мамы случился инсульт. Расстались потому, что наши отношения закончились сами, естественным путем. С тех пор мы остаемся друзьями, но не как обычно, когда друзья перестают здороваться и переходят, увидев друга, на разные стороны улицы. Мы остались довольно-таки близкими людьми, в чьих отношениях больше нет секса.
Освобождение от сексуального рабства, которым является любовная привязанность, стало первым шагом на пути тотального освобождения. Старые скрижали посыпались друг за другом, как костяшки домино. Я перестал быть мужчиной, писателем, психологом, гражданином, человеком. Я освободился от социальных ролей, от всего, что можно было бы указать после «я». Я избавился от чувства долга, стыда, от поиска одобрения тех, чьим мнением можно пренебречь. При этом в отличие от периода юношеской эмансипации я не стал нарочито отбрасывать протокол, предпочитая быть незаметным.
Сама того не желая, Солнышко радикально повлияла на круг моего общения. После того, как она ответила мне взаимностью, я бросил курить дурь и табак, потеряв в результате главную точку соприкосновения с друзьями-наркоманами. Какое-то время я еще приходил после этого к Диме и гулял по Аксаю с Шаманом, но наши встречи случались все реже, пока не прекратились совсем. Птера я сам начал избегать, так как он стал якшаться с совсем уже темными личностями, и я испугался неприятностей с представителями власти, так как попробуй им доказать, что ты не верблюд, будучи пойманным в наркоманском притоне.
Также я практически бросил пить и перестал участвовать в сексуально-развлекательных мероприятиях, за что Вадик прозвал меня Веркой от слова верность, и почти перестал со мной общаться, так как мне нечего было ему предложить.
Дюк и Товарищ стали отцами, и им хватало своих забот.
Внезапно за ум взялся Удав. Перед этим у него был грандиозный запой. Когда с ним уже никто не хотел пить, он начал поить дворовых собак, которых удавалось поймать. Бросив пить и курить, он завел постоянную подругу и занялся торговлей запчастями. Периодически мы ездили в Ростов поесть в каком-нибудь ресторане и купить музыку, ходили гулять или валяли дурака в гостях друг у друга. Когда у его барышни умер отец, он перебрался жить к ней. Вскоре после этого ее мать окончательно слегла, превратившись для Удава во врага номер один. По его мнению, она совсем не жалела дочь и постоянно от нее чего-то требовала. После ее смерти Удав расстался с подругой и вскоре женился на симпатичной барышне из Ростова. У них родилась дочь.
Папаша из Удава получился не самый лучший. Так, когда дочка была совсем маленькой, он записал ее крики на магнитофон, затем надел на нее наушники и врубил чуть ли не на всю громкость. После этого, как гласит легенда, дочка при нем больше не орала.
Вскоре после свадьбы у тещи обнаружили рак. Когда ей стало совсем невмоготу, жена удава взяла ее к себе. Жили они тогда в удавской квартире, которую он превратил в студию, убрав все внутренние перегородки. Место для тещи нашлось в кухне на полу, где она пролежала до самой смерти.
Удав уговорил меня купить велосипед. Один сезон мы катались вместе, выезжая в поля за Аксаем, потом ему стало некогда, и несколько лет я катался один.
С Андрошей я познакомился благодаря анаше. Свела нас Лена. Она накуривалась с его сестрой и несколько раз брала меня к ней в гости. Андроша не курил и почти не пил. Выглядел он бычарой: где-то 120 килограмм спортивной мышечной массы при росте чуть ниже 180 сантиметров. При этом он читал Кафку в оригинале и мог довольно складно рассуждать на массу тем. Воспитывала его подруга родителей, которая была профессиональной гувернанткой, и Андроша с детства умел пользоваться ножом, вилкой, салфеткой и прочими прибамбасами. В школе он резонно решил, что незачем тратить время на всякую ерунду и занялся углубленным изучением иностранных языков и еще пары-тройки предметов, а заодно стал делать контрольные с рефератами за умеренную плату. Во время приватизации он не валял дурака, как я, а занимался скупкой ваучеров, гуляя по базару с табличкой «Куплю ваучеры». Купленные ваучеры он относил в находящийся примерно в ста метрах от базара пункт приема, где сдавал их процентов на 20 дороже.
После школы он подался в ГПУ – Государственный Педагогический Университет, окончив который устроился переводчиком на строительство очистных сооружений, их строили немцы. Потом попал в серьезную фирму, заочно получил экономическое образование, получил степень МВА, затем защитил кандидатскую диссертацию. Параллельно с этим он рос карьерно и стал большим начальником.
Однажды приснилось ему, что в прошлой жизни он был евреем, но не доучил тору, и поэтому вернулся в наш мир в теле не еврея. Андроша выяснил, что крайне редкая в России его фамилия из прошлой жизни достаточно распространена в Европе, и что его сон полностью согласуется с иудейскими религиозными представлениями. Это настолько его впечатлило, что он засел за тору, перестал есть свинину и углубился в иудаизм.
Как это часто бывает, Андроша покупал фрукты на базаре у одних и тех же людей. Они и фрукты давали ему лучше, и цену заметно снижали. Однажды, Андроша заявился на базар с религиозной книгой. Одна страница в ней была написана по-русски, другая на иврите. Доставая деньги, он положил книгу на прилавок. Увидев, что читает Андрюша, продавец спросил:
- Так вы таки из наших?
Оказывается, Андроша, сам того не ведая, тарился у единственного еврея на весь базар.
Женился он дважды. В первый раз для гарантии. Они с будущей женой собрались покупать машину на совместно нажитые деньги. До этого они жили в гражданском браке. Жениться решили без традиционного шоу. Когда подавали заявление в загсе, Андроша чуть не довел работницу бракопроизводства до сердечного приступа, когда начал записывать в еженедельник день и час своей свадьбы.
На свадьбу он опоздал. Женились они в будний день, и он задержался на совещании.
Второй его женой стала моя племянница Танюха. Решив пожениться, они нашли какой-то загс, чуть ли не в подвале дома. На свадьбу пришли в домашней одежде. Расписались, вернулись домой и легли спать. Забили они и на знакомство родителей. В результате те познакомились сами по инициативе Таниных родителей.
Андрюша подсадил меня на хороший чай. Тогда чайная мода только-только начиналась, и в Ростове была лишь пара-тройка чайных магазинов, где можно было купить более качественный по сравнению с супермаркетовским чай. Потом он нашел чайный клуб «Улун», располагавшийся в подвале жилого дома на улице Суворова. Заведовали им Сергей Леонидович и Ирина.
Ирина научила меня пить жасминовый чай с медом и красный с медом и лимоном. Пару раз у меня там были достойные Карлоса Кастанеды переживания.
Сначала надо рассказать о самом клубе. Как я уже говорил, он находился в подвале и состоял из двух доступных для посетителей комнат, санузла и служебных помещений. Первая комната начиналась сразу за входной дверью. Там стояла пара-тройка столов. Там же находился и магазинчик для покупки чая на вынос. Вторая комната была разделена на два кабинета и прихожую. В кабинетах были огромные ложа с кучей подушек, возлежав на которых, посетители пили чай.
Приехали мы туда с Танюхой побаловаться чайком.
- Здорово, что вы не торгуете паленой водкой. А иначе здесь бы на полу уже кто-то б валялся, - пошутил я, поздоровавшись с Ириной.
Посмеялись. Сели пить чай за столом в первой комнате. Вскоре я почувствовал, как из меня выходят демоны. Ощущение было настолько сильным, что мне захотелось прилечь. Ирина предложила перебраться в один из кабинетов, но перебираться было лень. Тогда она дала мне несколько газет. Я постелил их на пол возле нашего столика и улегся сверху. После чего мы, как ни в чем не бывало, продолжили пить чай.
А еще через пару недель у меня состоялась встреча с духом чая. Мы мирно пили чай, когда я почувствовал присутствие. А потом я понял, что он вошел со мной в контакт. Ощущение было неописуемо великолепным.
Из-за мамы я долго не хотел общаться с Танюхой. Мама была склонна идеализировать людей, и делала это согласно своим взглядам селянки сороковых годов, повернутой на Тургеневе и прочей романтической чуши. Поэтому, когда она начинала меня перед кем-то расхваливать, я готов был провалиться от стыда сквозь землю, так как она рисовала меня инфантильным лохом.
Когда разговор заходил о Тане, мама постоянно твердила, что она хорошая девочка: учится почти отлично. Не курит, не пьет, с мальчиками не таскается. Не удивительно, что я долгое время считал ее унылой дурой.
Близкими к маминому эталону женщины тетя Лена вырастила внучек-близняшек. Чуть ли не с самого рождения они жили с ней и дядей Федей. В понимании тети Лены, спущенные с короткого поводка девочки, тут же бегут «таскаться» в подвал, поэтому внучек она растила домашними дикарками. На первом же уроке в школе они испугались детей и забрались под парты. Там они просидели до конца уроков. Вместо того чтобы забить тревогу, тетя Лена перевела их на домашнее обучение. В результате все детство и юность они просидели в квартире, высовывая оттуда носы только в сопровождении бабушки. Когда к ним в гости пришли мормоны, они, увидев молодых мужчин в непосредственной близости от себя, попадали в обморок.
Но и после этого тетя не потащила их к психиатру, а начала всем с гордостью рассказывать, каких скромных внучек она воспитала. Когда они окончили школу, наиболее адекватная девочка подалась в библиотекари. Через несколько лет после этого ее заставили на работе поступить в пединститут на заочное отделение. Разумеется, и учеба, и общение с людьми давались ей с трудом. Видя такое дело, тетя Лена и мама в два голоса стали ее уговаривать бросить институт и не мучиться. Надо отдать ей должное, девчонка их не послушала и продолжила учебу.
Из второй попытались сделать парикмахершу. Сначала отдали ее в обычное училище, а потом, из-за того, что она так и не смогла его нормально окончить, на платные курсы. А для того, чтобы было чем платить, продали дачу. В конце концов, она стала раздатчицей еды в школе.
После смерти дяди Феди тетя Лена с внучками подались в свидетели Иегова. Боясь, что их разведут на квартиру, мама начала с ними ругаться и требовать, чтобы они ушли из секты, но они лишь стали скрывать от нее свое участие в сектантской жизни.
Долгое время я не испытывал большой любви ни к тете Лене, ни к девчонкам. Когда я был маленьким, она не особо дружила с родителями. Потом она то принималась при виде меня кудахтать и причитать, какой я умный и красивый, то жаловаться на жизнь замогильным голосом. Девчонок я стеснялся, считая их ненормальными.
Мама, словно не замечая написанной на их лицах дикости и недоразвитости, при каждом удобном случае рассказывала моим приятелям, какие у нее замечательные подросли внучки, какие они умные, скромные и красивые. Чтобы привнести в разговор ясности, я начинал отстаивать противоположную позицию. К тому же они стали для меня наглядным примером того, во что можно превратить людей, если гордиться их недоделанностью, вместо того, чтобы решать эту проблему.
Кстати, всевозможные секты и прочие торговцы «спасением» паразитируют, прежде всего, именно на гордости своей недоделанностью, подавая ее как высшую добродетель. Поэтому люди готовы на все, чтобы продолжать оставаться в секте.
В пользу девчонок надо сказать, что они выросли добрыми и отзывчивыми. Когда маме стало нечего читать, они приносили ей книги из библиотеки и всегда откликались, когда требовалась их помощь. А то, что они не королевы красоты и не Эйнштейны...
Но вернемся к Танюхе. Став студенткой, она начала заходить к нам в гости по дороге из института, и я с удивлением обнаружил, что она вполне нормальная, неглупая барышня, которая, ко всему прочему, не падает в обморок при слове «хуй». Материлась она, кстати, даже там, где я не решался на это. Вскоре после этого открытия мы стали хорошими друзьями, и начали везде бывать вдвоем. Разумеется, тут же поползли слухи, что мы с ней любовники. Когда они дошли до Таниной матери, та чуть в обморок не упала.
- Клянись моей жизнью, что ты с ним ни-ни, - приказала она Танюхе.
- Ты чего, совсем что ли дура? – охренела та.
- Ты хоть с кем спи, но только не с ним!
Если честно, реакция Таниной матери меня задела. Я что, урод похлеще любого из ее воздыхателей? Или, будь у нас секс, я бы ей что-то там безвозвратно нарушил? Ну да что можно хотеть от человека, когда у него вместо ума включаются прошитые стереотипы.
День рожденья у Тани летом, поэтому несколько раз мы отмечали его в Старочеркасске. Однажды ночью мы решили сходить на Дон. Та ночь выдалась сказочной. Тепло, тихо. В небе огромная полная луна.
На тропинке у самого берега мы увидели спящую парочку. Они лежали, обнявшись, на каком-то покрывале и были совершенно голыми.
-Курить есть? – проснулся любовничек.
Похоже, ему было совсем похрену, что он не одет.
Кто-то дал ему сигарету.
Подойдя к берегу, мы замерли в немом восторге.
Вода подходила прямо к небольшому обрыву, и в водной глади, а поверхность реки была ровной, как зеркало, отражались луна, облака, звезды. Выглядело это так, словно мы смотрели в бескрайнее небо, раскинувшееся у наших ног. Наверно, нечто похожее видят небожители с какого-нибудь Олимпа…
Я часто нес всякую чушь про минет, а когда Таня начинала плохо себя вести, грозился дать ей ногой по манде. Так вот, идем мы как-то с Таней. Навстречу нам мамаша с ребенком лет четырнадцати. И тут Таня на всю улицу заявляет:
- Да ну тебя нахуй, Валера! Тебе то минет делай, то бьешь ногой по манде!
Однажды за чаем Танюха, уже будучи замужней женщиной, долго рассматривала рисунок на обертке конфеты «Коровка», потом выдала:
- У этой коровы хобот похож на сиськи.
Доходившись зимой по улице с голой поясницей и животом, Танюха подхватила цистит. На консультацию она пришла к маме. Та ей объяснила, что и как принимать, а потом спросила:
- У тебя грелка есть? Нужно мочевой пузырь прогреть.
У Тани, разумеется, никакой грелки не было. Тогда мама ей посоветовала:
- Возьми бутылку, наполни горячей водой и туда.
- Бутылку в пизду?!! Это же больно, - охренела Таня.
- Да не в пизду, дура, а в штаны! На мочевой пузырь положишь.
Есть у Танюхи подруга Наташа-Блядь. Перед тем, как выйти замуж, она периодически покупала билет в плацкартный вагон поезда и ехала в Баку. Потом обратно. В поезде она не отказывала ни одному желающему азербайджанцу. Причем денег не брала.
Когда Наташе приелись азербайджанские мужчины, она вышла замуж за алкоголика с гигантским членом. Трахал он ее и сзади и спереди, но брать его в рот не давал ни при каких обстоятельствах. Нет, говорил, и все. Наташе стало интересно – чего это вдруг мужик от минета отказывается? Выяснила.
До Наташи у него была другая жена. Как-то во время минета попала ей сперма не в то горло. Закашлялась она прямо с членом во рту и до крови его прокусила. Мужик от боли зарядил ей кулаком в пятак. Причем от всей души. У нее даже глаз закрылся.
Хлестала кровь с члена так, что пришлось «скорую» вызывать. Забрали его в травматологию, чтобы швы наложить. Хирург пока шил, от хохота чуть не умер. В результате зашил ему член кое-как.
Жена за побои подала на развод и в суд. Дело удалось замять, но процесс был одним из самых веселых в Ростове.
С тех пор он никому в рот не дает.
Пока Танюха училась, Свиномасса спокойно обсирала ее при каждом удобном случае. Чуть позже она разместила анкету Танюхи на нескольких сайтах знакомств. Когда же Танюха сначала устроилась на хорошую работу, а потом вышла замуж за Андрона, Свиномасса чуть не сдохла от зависти. Она начала всем звонить, рассказывая, что Андрон то бесплодный, то у него есть семья и тайный ребенок.
От злости она набросилась и на Таниного брата, который, сначала удачно поступил в институт, затем нашел хорошую работу и увлекся пением. Найдя его в «Одноклассниках» Свиномасса принялась писать ему всякие гадости сексуального содержания. Он отвечал ей тем же. Потом она рассказывала всем, какой он дурак, и какие гадости ей пишет. При этом она не учитывала, что ему тогда было 17, а ей около 50.
Продолжение следует.