Кларочка была в расстроенных чувствах – и это понятно: не каждый день дочь похищают. Великолепный нокаут (пусть и с помощью цветочного горшка), устроенный ею Муте, принес было облегчение, но ненадолго. Сперва Бык напугал, сунув пистолет под самый нос, потом начальник охраны с издевательской легкостью предотвратил второй нокаут. В общем, стресс за стрессом. Кончилось все тем, что по уходу охранника Кларочка попросту разрыдалась. Сама от себя подобного не ожидая.
Бык, лишившийся пистолета, чувствовал в руках какую-то предательскую, непереносимую пустоту. Руки обязательно требовалось чем-нибудь занять. И ближайшим предметом, который для этого подходил безоговорочно, была заливающаяся слезами Кларочка. Поэтому Бык привлек ее к себе – и прижал, устроив на вздрагивающей спине обе ладони.
Кларочка растрогалась от такого проявления участия – и разревелась еще сильнее. Она же не знала, что Сереженьке просто нужно было что-то подержать в ладонях, и ни о каком сострадании в данном случае речи не шло.
А дальше пенис Быка, независимо от самого Быка, унюхал в пределах досягаемости женскую плоть. Говорят, в минуты стресса либидо проявляет себя наиболее остро. Что ж; либидо Быка подтвердило эту теорию. Сперва правая рука сползла с Кларочкиной спины на Кларочкину же задницу, потом левая, пригоршня за пригоршней, подтянула к самому поясу подол платья – и, нырнув под него, залезла в трусы.
Как уже говорилось, в минуты стресса… Короче, Кларочкино либидо тоже не стало опровергать эту теорию. И как-то так само собой получилось, что Бык оказался на кожаном диване в горизонтальном положении, а всхлипывающая Клара Александровна нанизала себя на то, на что обычно нанизываются женщины, оставаясь наедине с мужчинами – и поскакала, поскакала… Мысленно, возможно, очень даже далеко – ей нравилось скакать. Скачка приносила облегчение.
А вот Бык чувствовал себя несколько обескуражено. Либидо – оно, конечно, дело хорошее. Да и руки, опять же, пристроены: левая придерживает даму за ягодицы, а правая, прорвавшись сквозь заросли волос, привычно, почти автоматически, отрабатывает азбуку Морзе на клиторе. Все это так. Но ведь секс был совсем недавно. А Быку уже не восемнадцать, и даже не двадцать восемь. Ему – сорок пять, и он сейчас четко помнил об этом.
Чтобы отвлечь себя от сомнительных мыслей, Бык мужественно прорычал:
- Кларочка! Рыбка моя! Клянусь тебе, я их найду!
- Сережа! – всхлипывая (уже непонятно, отчего – от горя ли, от удовольствия, а может, от того и другого сразу), отозвалась наездница. – Тебе не понять. Это жен не твоя деточка.
- Кларочка, поверь мне! Я теперь сам в такой же ситуации. Если я не найду этого угонщика, из меня воры сделают дырявый бублик…
Слова, слова… Все не о том. Да, писька встала – это здорово. А вот сумеет ли она продержаться до конца? Ну, ведь реально не восемнадцать!
От таких мыслей писька в самом деле начала вянуть. Почувствовав это, Бык вдруг вспотел. Терпеть фиаско в самый разгар действа ему еще не приходилось. Он понял, что еще чуть-чуть – и запаникует.
Подлая писька это дело тоже просекла – и увядать начала настолько стремительно, что стало окончательно ясно: все, секс кончился.
От окончательной потери лица Быка спас, натурально, счастливый случай. После короткого – предупреждающего – стука дверь распахнулась, и в кабинет вошел следователь Кубакин с сигаретой на нижней губе. Задорожный с начальником охраны были не столь самоуверенны, а потому остались торчать в дверном проеме.
Впрочем, хватило и одного Кубакина. Бык, внутренне благословляя все, что только можно благословлять (и, наверное, то, что нельзя – он в этих тонкостях разбирался слабо), вскочил с дивана, стряхнув с себя Кларочку. Та, с перестуком локтей и других костных выступов, упала на пол. На несколько секунд ее платье задралось несколько выше нравственной границы, продемонстрировав визитерам самые сокровенные дамские прелести. Но платье тут же опало, а на увиденное Кубакин не возбудился – как сам недавно признался, ночной звонок начальства снял его примерно с таких же прелестей. Правда, помоложе и менее волосатых – благодаря бритвенному станку.
Бык, автоматически облизав влажный большой палец на правой руке, принялся возиться с брюками. Недовольная Кларочка наконец перестала всхлипывать – и тоже поднялась. Она была женщина опытная, но ее еще никогда не сбрасывали на пол с таким пренебрежением, да еще перед самым оргазмом. Подняв с пола трусы, она укрылась за широкой спиной любовника и натянула их. Оправила подол. И, все так же обиженно сопя, уставилась в окно. Раз вздох, два, три… Досчитать до десяти. Если сейчас не успокоиться – кому-то может сильно не поздоровиться.
- Кто из вас Сергей Ильич Маховиков? – лениво осведомился Кубакин – и пососал сигарету.
- Я! – с готовностью пионера откликнулся Бык, к этому моменту закончивший возиться со штанами (на сей раз – даже молнию на ширинке застегнув). Потом внезапно вспомнил, что он, собственно, обладатель миллиардного состояния, а обладателям, вроде, не пристало так реагировать на представителей власти – тем более не самого крупного пошиба. Наоборот – это представители власти должны оказывать обладателям всяческое уважение. Поэтому Бык переменился лицом, стянул брови к переносице – и куда более низким голосом, растягивая слова, поинтересовался: - А вы кто такой?
Кубакин одарил его грустным взглядом – и представился:
- Майор Кубакин. Прокуратура Фрунзенского района.
- Это дает вам право вламываться в мой кабинет? – Бык предпочел быстро забыть, что вторжение спасло его репутацию, как любовника. Не их дело!
- В определенных обстоятельствах – дает, - заверил майор. – В случае массовых убийств, например. – Он даже позволил себе снисходительную улыбку: - Да вы не волнуйтесь. Ваш разврат, по сравнению с тем, что я видел – детская шалость. – Взгляд майора остановился на Кларочкиной спине. – Все равно, что в носу поковыряться. – Прозвучало это несколько двусмысленно, но возражать все равно никто не стал, и Кубакин решил завершить прелюдию: - Давайте переедем к делу.
К делу – так к делу. Возможно, именно этого предложения Кларочка и дожидалась. Потому что мгновенно оказалась впереди Быка – и запальчиво выдала:
- А давайте! Как вы собираетесь найти мою дочь?
Тут майор почувствовал себя не очень уверенно. Какая такая дочь, если трупы – сплошь мужского пола, к тому же – все в наличии? А не трупами он нынешней ночью заниматься не планировал.
- А вы кто? – приподняв левую бровь, уточнил он.
- Я – Клара Компанеец. А моя дочь – Анжелика Компанеец.
- Ценная информация, - согласился майор. – А какое отношение она имеет к вам?
- Самое прямое! – Кларочка гордо выпятила подбородок. – Я – ее мать. А еще – ее похитили.
- Кто?
- Похитители!
- Тут еще и похитители отметились?
- Это те же люди, - ненавязчиво напомнил о себе Бык (уже не так спесиво, потому что речь снова зашла о безобразиях, творившихся на его территории). – Увезли на машине Василисы.
На его счастье, Кубакин эту ремарку проигнорировал, отдав предпочтение своим спутникам, на которых уставился требовательно и слегка раздраженно.
Задорожный, приняв сей взгляд на свой счет (в конце концов, львиную долю вопросов майор адресовал, как правило, именно ему), лениво шагнул в кабинет и пожал плечами:
- Да я сам впервые слышу.
Шефу службы охраны отчего-то стало неуютно в одиночку торчать за порогом, и он тоже шагнул в кабинет, прикрыв за собой дверь.
- Ей надо было сразу нам все рассказать, - поделился капитан своим ценным мнением. – А она тут чесотку свою чесать начала.
Кубакин принял высказывание довольно благосклонно. Бык – вообще никак не принял, поскольку оно его не касалось. Зато Кларочке прозвучавшее очень не понравилось, и она решительно шагнула к Задорожному – но была остановлена твердым, даже повелительным майорским голосом:
- Спокойно, товарищ Компанеец! Разберемся. Найдем. Покараем.
- Как вы собираетесь ее искать? – нервно повернулась к нему дама.
- У Василисы какой номер машины? – Кубакин посмотрел на охранника, и тот принял глубокомысленный вид.
- Вообще, все номера второй пост фиксирует в журнале. Только Василиса… Василий Степанович… Короче, кажется, они подъехали, когда мои парни уже мертвые были. Кажется, их принимали уже киллеры.
- Тогда бы их сразу убили, - снова встрял Бык. Со знанием дела встрял, как эксперт (ну, а что? опыт бурной молодости давал о себе знать). – Ничто не мешало.
- Три машины кортежа, - возразил шеф охраны. – Всех сразу не накроешь. Их же всего двое было.
Бык, сплавивший Штуке второго киллера, отнюдь не горел желанием ставить в известность об этом полицию. И предпочел промолчать. Зато охранник, словно его за язык кто потянул, проболтался. И Бык, скрутив свою мясистую, внушительных размеров ладонь в кулак, из-под полы пиджака показал оный своему работнику.
Он пытался проделать это незаметно. Но грустные шарпеевские глаза Кубакина даже сквозь дым неизменной сигареты подмечали все.
- Что это сейчас было? – спросил майор, еще больше смутив и без того расстроенного утечкой информации Быка.
- Нервное, - попытался оправдаться тот. – Когда нервничаю – корчи начинаются. У меня запястье с детства травмированное.
- С онанизмом, как я понимаю, не сложилось, - посочувствовал Кубакин, заставив Быка выкатить глаза и надуть щеки. Но выдать на-гора что-нибудь гневное, соответствующее моменту, миллиардер не успел – его перебил шеф охраны:
- В «крузаке» Василия Степановича уехал только один киллер. Второго он из машины сразу за воротами выкинул. – Безо всякого выражения вины на лице он посмотрел на Быка – и пожал плечами: - Триста человек гостей. Мои ребята. Все равно узнали бы.
Бык шумно выдохнул – и позволил глазам вернуться в глазницы. В самом деле: в таком мешке такое шило не утаишь.
- А при чем тут журнал? – вдруг удивился Задорожный. – У вас же видеонаблюдение. Записи ведутся? Тогда по записям номера пробить легко.
- Не думаю, - охранник скептически поджал губы. – Аппаратура старая, разрешение хромает. Днем еще туда-сюда, а ночью вообще труба: подсветка не отрегулирована, бьет, куда угодно, только не туда, куда надо.
Майор, выслушав жалобу, укоризненно посмотрел на хозяина усадьбы:
- Стыдно, товарищ Маховиков. Миллиардом ворочаете, а нормальную систему охраны обеспечить не смогли.
Бык, казалось, был поражен в самое сердце. В его взгляде, обращенном к шефу охраны, даже гнева не было – только скорбное недоумение. Дескать – что ж ты? Сказал бы… Уж я б денег-то дал…
- А я говорил! – запальчиво среагировал тот на невысказанный упрек. – Не один раз говорил. И про аппаратуру говорил, и про освещение.
- Да, - вздохнул Кубакин. – Как в сказке: все чудесатее и чудесатее. Девку похитили, киллера выкинули. Миллиардер на собственную охрану денег жалеет.
- Так это не главная резиденция, - оправдываясь, перебил Бык. – Я тут почти не бываю, наверное, поэтому… Если б я знал, что так будет – чо б я, денег пожалел, что ли?
- Если б соседи знали, что Гитлер настоящим Гитлером вырастет, они б ему камнем бошку проломили, - возразил Кубакин. – Просчитывать надо варианты, дорогой товарищ буржуин, вот что я вам скажу. А вот вы мне скажите – куда, все-таки, делся второй киллер? Ну, тот самый которого их машины выкинули?
- Нету, - Бык развел руками.
- Куда делся?
- Улетел.
Это уже начинало походить на разговор двух наркоманов, что Кубакину пришлось не по нутру. Он даже на какое-то время утратил свою обычную невозмутимость – и выругался:
- Блядь! Карлсон, что ли?!
От этакой резкости Бык совсем растерялся, беспомощно уставившись на шефа охраны – искал помощи. И тот помог – как сумел:
- Здесь был Штука… Олег Тантрин… По отчеству не знаю.
- Я знаю, кто такой Штука, - Кубакин заинтригованно повернулся к нему.
- Он решил, что заказ был на него. Забрал киллера – и улетел.
- Ангел смерти, я не ошибаюсь? Вы б завязывали незнакомые грибы на ночь курить, а то у вас все какие-то карлсоны и бэтмены на выходе получаются. Что-нибудь поприземленнее сказать можешь?
- Они на вертолете улетели! – с досадой проговорил охранник. И не без гордости добавил: - А я вообще не курю.
- А вот за это тебе отдельное «пять», - похвалил майор. – Родина тебя не забудет. А откуда вертолет взялся?
- Местный.
- У меня вертолетная площадка на крыше… - начал было объяснять Бык – но не закончил. Потому что внезапно ему прилетело прямо в нос. Очень увесистое. От Кларочки. Которая, прослушав последние известия, натуральным образом взбеленилась.
- Как ты мог отпустить эту сволочь? – гневно вопросила она.
Носа Быку еще никогда не ломали. Даже в молодые годы, во время разборок с такими же, как он сам, отморозками (хотя, конечно, там до рукопашной редко доходило – все больше огнестрел практиковался). Тем обиднее было заиметь такое увечье сейчас, на склоне лет. И от кого? От женщины, которую в течение последнего часа трахнул аж два (ну, хорошо – полтора!) раза! Непередаваемое чувство. Исключительные ощущения.
Пригнувшись и схватившись за нос, глядя сквозь навернувшиеся на глаза слезы, как капает кровь на дорогое ковровое покрытие, Бык прогундосил:
- Я не отпускал! Его Штука забрал!
Больше Кларочка терпеть не могла. Сергей Ильич, совсем недавно казавшийся таким таинственно-грозным, утратил в ее глазах львиную долю своей харизмы. Исключительно из-за того, что при упоминании о Штуке – а тем более при его появлении – он превращался в жалкого ягненка, от которого, кроме жалкого блеяния, никакого проку не было. И вообще – кажется, в его дверь импотенция громким стуком стучится, так что ничего хорошего от него ждать не приходится – во всех смыслах. Поэтому дама, топнув ножкой на прощанье, бросилась к выходу – по пути растолкав Задорожного и начальника охраны.
И, распахнув дверь, нос к носу столкнулась с Мутей.
Тому уже оказали первую помощь, наложив повязку на голову и налив опохмелиться (под благовидным предлогом – «унять нервные окончания»). Чья-то заботливая рука даже подобрала с пола его дорогущие очки, которые теперь снова вызывающе поблескивали с переносицы.
При виде своей обидчицы, появившейся столь внезапно, Мутя шарахнулся назад. Зато Кларочка, кажется, ни малейшего удивления не испытала. С угрюмым удовольствием выговорив: «А! И ты здесь!», - она пихнула его в грудь обеими руками.
Неустойчивый Мутя сделал пару быстрых шагов назад, зацепил каблуком ранее неубранный осколок кашпо – и разбил еще один, грохнувшись на пол спиною, затылком вперед. И снова потерял очки и сознание. А Кларочка, как злобная лань, отбивая каблучками-копытцами частую дробь, убежала прочь.
Задорожный, многозначительно взглянув на следователя, отметил:
- А у них тут весело.
- Ага, - согласился Кубакин. – Олег Попов грустно курит. Даже уходить не хочется. – И, сняв с губы давно погасший окурок, швырнул его в кучу мусора, каковой являлись Мутя и разбитые им горшки, из которых высыпались земля и фикусы. – Кстати, где здесь вертолетная площадка? – Майор взглянул на начальника охраны.