Главы: 1) Русаковы 4) Микаэлла
Время действия - 2020 год.
Музыкальный механизм Дарьина телефона выпевал что-то приятное, аппарат мелко дрожал и поворачивался, грозя спрыгнуть с тумбочки на пол, а на его экране высвечивалась надпись: «Степан».
Дарёнка неуверенно взяла трубку в руки, нажала на зелёный кружок:
- Алло?
- Дарьюшка! Алло, как ты там? – раздался голос Степана, такой родной, такой знакомый, что на её глаза набежали слёзы. – Как же ты нас напугала, Господи!
- Я?.. Хорошо... То ись, грызь... Грыжа, говорят. Сказали, вылечат, - охрипшим от нахлынувших чувств голосом пролепетала она.
- Лечись, милушка, лечись! Мы будем ждать тебя! А ты не спеши и за нас не переживай!
- Так ведь операцией грозятся!
- Ничего, милая, ничего. Доктора тебе дурного не сделают. Потерпи, родная. Зато потом здоровой станешь! – утешал Степан.
- Стёпа, а твоя язва, оказывается, излечивается легко! – сквозь слёзы засмеялась Дарёнка.
- Вот и вылечишь мне её, когда приедешь!
- А как... Как же ты звонишь-то мне? Откуда же у тебя телефон?
- Так твоё подаренье, никак!
- А... а что там Митрий-то? Это же он меня конём-то стоптал, - спохватилась Дарья.
- В полицию его увозили, потом отпустили. Дома он сейчас, дело на него завели – за причинение телесных повреждений. С управляющих его убрали.
- Вона как... А Зосимов что?
- А что ему-то? Жив-здоров, - хмыкнул Степан. – Он в этом деле никак не замешан.
- Тебе работу дает? На что жить-то будете?
- Да не переживай! Даёт!
Степан стал что-то рассказывать Дарье, только понять его никак не получалось – как будто на чужом языке говорил он. И вроде отдельные слова разбираются, а вместе собрать – никак.
- Постой Степан, никак не уразумею я, что ты говоришь, - остановила его Дарёнка.
- Что, родная?
- Понять не могу слов твоих. Расскажи ещё раз, как с заработками у тебя.
- Да не тревожься ты так! – и снова как будто на птичьем языке залопотал.
- Стёпушка, голова кругом у меня, ничего в толк взять не могу. Ты бы помедленнее, а? Детки-то наши как?
В ответ снова лопотанье и смех. Силилась Даренка понять хоть что-то – и никак.
- Стёпушка, видно с головой у меня нехорошо. Ты мне завтра, а ты мне завтра шумни, хорошо? – через силу попросила она мужа.
- А, хорошо, - согласился Степан. – Ты только не тревожься ни о чём. Самое главное для тебя – поправиться. Будешь ты здорова – и нам хорошо станет. А завтра я позвоню, позвоню, родная!
В трубке пискнуло и затихло. Погас экран. Дарёнка медленно положила аппарат на тумбочку.
Что за морок такой? Почему не может она разобрать речи мужнины? Или это не её Степан, а чей-то другой? Или это совсем другой Степан, данный ей Богом в новой жизни? Почему тогда голос его так схож с голосом родного её мужа из 1913 года? Ничего не понять.
Дарёнка сжала голову руками.
- Что, болит? – вдруг спросила Танюшка, сочувственно глядя на неё со своей высокой кровати.
- Беда какая! Муж говорит, а я разобрать не могу ничего. Что со мной?
- Так это не с вами. Это связь плохая, видно. Помехи, наверное. Гроза вон собирается на улице, вот и искажаются звуки.
- Такое может быть? – Дарья с надеждой посмотрела на Танюшку.
- Конечно! Я вот тоже иной раз со своим так разговариваю: «а?» да «что?».
Даренка вздохнула:
- Хорошо. А я уже на себя погрешила. Так тяжко стало.
- А тяжко, так помолиться бы надо. «Отче наш» знаете?
- Как не знать! Отче наш!.. – Дарья вполголоса начала читать молитву.
Танюшка, с улыбкой глядя на неё, кивала головой. А Даренка и «Богородице, Дево радуйся» прочла и «Кресту Животворящему».
- Ну, вот же, вот же, свет-то какой! – Танюшка с блаженной улыбкой простёрла руки к небу. Точно, поповна. Или попадья молоденькая.
Распахнулась дверь, стремительно вошел мужчина в белом халате.
- Здравствуйте, это вы Русакова? – голос его был негромким, но очень твердым и решительным.
- Я, - Дарёнка взялась поправлять волосы.
- Я ваш доктор, Лихачёв Александр Николаевич. Буду оперировать вас, - мужчина присел на край стоящей рядом кровати. – Рассказывайте, что у вас.
- Грыжа...
- Когда впервые появилась, как вела себя, что вы ощущали. Всё рассказывайте.
А Дарье и рассказывать особо нечего было. Ну, шишка и шишка. Росла себе. Досаждала понемногу. Прихватила раз у колодца, а второй – на поле.
- Ложитесь, поднимайте подол.
Ой, стыд-то, стыд какой! Залилась Дарёнка краской, руки затряслись.
- Доктора стесняться не нужно, - раздался Танюшкин голос. – Не смущайтесь.
Кое-как пережила Дашутка осмотр, а тут ещё новости:
- Оперировать будем завтра. Сегодня пройдете исследование УЗИ, кардиограмму, а утром в 11 – на стол.
Дарёнку как по голове ударило:
- Как у Зи?
Доктор удивленно посмотрел на Дарью:
- Странная вы женщина. Вас не операция пугает, а УЗИ?
- Страмота-то какая! – Дарья спрятала лицо в ладонях.
- Подойдете на пост, вас отведут на обследования, - доктор решительно вышел из палаты.
Мадмуазель Зи была в губернском городе известной личностью. Содержала модный ресторан, в котором провинциальные богачи проматывали свои денежки, где пели и плясали цыгане в ярких нарядах, на сцене которого танцевали, высоко поднимая ногами оборчатые юбки потерявшие стыд и честь девицы. Имелись в том заведении и номера, где воспылавший плотской страстью мужчина мог провести время с понравившейся барышней.
В Нежинке о заведении мадмуазель Зи говорили шепотком, чтобы не слышали дети. Особенно после того, как Зосимовский сынок увидел среди танцовщиц Игонькину Марфутку. Марфинька та, тоненькая и красивая, словно дорогая кукла, была испоганена гостившим у помещика Струкова племянником. Прознав о позоре дочери, отец жестоко избил её и выгнал из дому. Марфа пропала. Погрешили деревенские, что наложила девчонка на себя руки. Однако нет – подалась, оказывается, в город на заработки и осела в ресторане мадмуазель. Что ж, падшая – к падшим, рассудили люди.
Когда Дарёнка услышала от доктора, что нужно пройти обследование УЗИ, всплыла в её голове страшная Марфинькина история. Потому и испугалась она, потому и залилась краской стыда.
- А что вы так разнервничались? – добродушно спросила её Танюшка.
- Стыдно-то как...
- А что стыдного? Там женщина-доктор. Поводит по вашему животу прибором, увидит, что внутри у вас, напишет заключение. И всё! – строго отрезала старуха. – И нечего тут жеманничать.
Дарья вздохнула – и впрямь, что это она! Наверно, нынешняя Зи лучше той, из девятьсот тринадцатого. И занята не постыдным ремеслом, а добрым делом. Да, права Микаэлла, нужно забыть то, старое. Здесь другие нравы и порядки.
- Идите, до обеда успеете пройти! – приказала старуха. – Маску не забудьте!
- Маску? – растерялась Дарёнка.
- Маску. Коронавирус, век бы его не было, не дремлет.
Корона... Маска... Ничего не понятно. Что называли маской женщины в автомобиле? Да, голубые полосочки с тесёмками. Дарья машинально открыла сумку – на самом виду лежал именно такой кусок неведомой ткани, запечатанный во что-то прозрачное и шуршащее. Пластик – вспомнила Дашутка слова Эльки.
На посту сидела толстушка в малиновом.
- Русакова? – недовольным голосом спросила она. – Сейчас вас отведут. Ираааа! – зычным голосом рявкнула она. – Веди Русакову на обследования.
Прибежала санитарка Ирочка, сунув по пути в тумбочку маленькое синее корытце и снимая на бегу прозрачные перчатки.
- Идёмте! – схватив со стола какие-то бумаги, она понеслась вперед. – Только скорее, а то у меня дел много!
Даренка послушно затопала следом. Что-то ещё будет!
Однако обследования оказались делом совсем не страшным. Дарья покорно раздевалась и ложилась на скамейку, которую врачи называли смешно и высокопарно – кушеткой. Терпела, когда мазали живот прозрачным студенистым снадобьем и чем-то водили по нему, легонько нажимая на больное место. Молча сносила, когда пиявками присасывались к ней какие-то кружкИ с проволочками. Надо – значит, надо.
Возвращаясь назад по больничному двору, увидела Дарья меж деревьев золотые купола.
- А что это, никак церква? – удивленно спросила она Ирочку.
- Да, церковь. Пантелеимона-целителя, - равнодушно отозвалась та.
- А мне... можно туда?
- Только мне ждать некогда! – отрезала Ира. – Потом придете в отделение сами. Это вот туда! – она махнула рукой.
- Найду, милая, найду! – и Даренка, перекрестившись, пошла к храму.
Взяла в притворе свечку (надо бы копеечку в ящик положить, да где же её взять!), шагнула внутрь. Никого... Только теплятся лампадки, горят свечи, да взирают со стен лики святых. И снова странное чувство охватило Дарью. Словно знакомое что-то увидела, родное. Утёрла слезу, молиться начала. Помоги, Господи, рабе твоей! Может быть, по молитве вернёт её Бог назад? Нет, не вернул.
Вздохнула Дарья горько. Видать, так на роду написано ей. А как же Степан, дети? Помолилась за их здравие, да как же – теперь их, поди, и нет в этом мире-то. Вот грех-то. И за упокой душ их молиться нет сил. Живы они для Даренки, живы.
Вернулась Дарья в больницу – только в дверь вошла, а тут ей Гульнара навстречу.
- Русакова? Завтра операция, готовьтесь. Купите эластичный бинт, бандаж. И ещё. Вы побрились? – и взгляд такой строгий поверх очков.
- Побрилась? Нет... – растерялась Дарья.
- Надо побриться обязательно! – приказала, и сразу за дверью скрылась.
Купить что? На что? Где брать деньги? Где покупать? А главное – что брить? Чай, не мужик, бороды нет! Неужто... Господи, воля твоя! Час от часу не легче.
Совсем раздавленная, вошла Дарья в палату, рухнула на кровать. Под бок попала сумка из диковинной кожи. Словно в помрачении, раскрыла её Дарья и обомлела – на самом видном месте лежали две тысячные купюры.
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации! Больше рассказов можно прочитать на канале Чаинки